Михаил Колесников - Изотопы для Алтунина

Он ходил и ходил из конца в конец своей комнаты. Уморившись, присел на край кушетки. Взгляд упал на рулон бумаги, вытянувшийся поперек стола. Схема Карзанова...

Без всякого интереса развернул чертеж. Просто так, может быть, сон сморит. Но чем больше Сергей вникал в суть схемы, тем сильнее оживлялся. Потом забыл обо всем на свете, даже о неудачной ковке вала. Невольно ощутил трепет, представив себе, как гигантский гидропресс самостоятельно трудится, обрабатывая заготовку. Изотоп зорко следит за положением его верхней траверсы, устанавливая расстояние между бойками и соблюдая точные размеры поковки. Когда поковка достигнет заданного размера, прибор ограничит ход траверсы... Да, такого еще не было в технике! Подлинное открытие, которое освободит человека от очень тяжелого и вредного труда... Скатерщикову с его коммутатором далеко до этой совершенной схемы, выполненной по последнему слову науки!

Сергей вскочил с кушетки, вышел в другую комнату. Телефон Карзанова он знал на память. Позвонил. Был час ночи, но инженер отозвался сразу же.

— Это вы, Сергей Павлович?

— Не утерпел, Андрей Дмитриевич, решил позвонить. Хотя и без меня знаете: вы решили проблему! Если потребуется моя помощь, можете рассчитывать. К сожалению, умею я не так уж много: привинчивать блоки.

— И за то спасибо. Хотя вы можете гораздо больше, чем подозреваете. Я был уверен, что во всем разберетесь самостоятельно: идея-то ваша... Спасибо!..

Усталости и подавленности больше не было. Алтунин машинально взял со стола осколок льдистого свинцового стекла, в нем сине заиграл лунный свет.

Объяснение с бригадой началось совсем не так, как загадывал Сергей.

— Бригадир, вы увлекаетесь фантастикой? — спросил Пчеляков. — Так вот, нас прозвали «продавцами воздуха». Есть роман с таким названием.

— А вы не торгуйте воздухом, Пчеляков, — сказал Алтунин, смерив тяжелым взглядом этого остряка в неизменной тельняшке. — Как я понял со слов технологов, никто не знает причин нашей неудачи. То ли мы виноваты, то ли сталевары. Считается, что мы ведем опытную ковку.

— До каких же пор будем проводить эти опыты? — ехидно спросил Носиков. И снова в его глазах была непонятная чернота. — Тут ведь не школьная лаборатория.

«Простого бога и телята лижут», — подумал Алтунин. Ответил твердо:

— Опытную ковку будем вести до тех пор, пока не добьемся нужного результата.

— Утешительного мало. А если так и не будет результата?

— Тогда я подам в отставку... Смотрю на вас, Носиков, и думаю, что это вас все время корчит. Или вы считаете, что опытная ковка унижает ваше достоинство? Чепуха! Вам не нравится Алтунин? Не верите моей сноровке? Что ж, для этого у вас есть основания: вал запороли-таки. Правы или не правы, запороли! Договоримся так: если и второй запорем, сам пойду к Самарину и попрошу, чтобы вместо меня назначили бригадиром вас. Может, у вас получится!

Носиков весь сжался, побледнел, и его острые выпирающие брови странным образом закруглились:

— Вы что, бригадир?! Да я ни за какие коврижки на ваше место не пойду. Вы плохо о нас думаете. Мы вам верим, видели, как вы работаете. Просто мы все злые, как черти!

— Это я заметил. А я, по-вашему, расцветаю от счастья казанлыкской розой? Я по графику должен в отпуск идти, а тут приходится потирать на лбу шишки, предназначенные Скатерщикову. Кстати, пора его проведать. Слышал — почти каждый день справляюсь, — через недельку станут к нему пускать. Угробили парня, а теперь на мне зло срываете.

Сказал так, уже почувствовав, что люди понемногу размягчаются. И сразу вопрос от Чунихина:

— А разрешат продолжить испытания программного управления? Мы на это дело уйму времени ухлопали да еще и премии лишились.

— То, что испытывалось, уже испытано, — ответил Алтунин. — Ну, а насчет премии, будьте оптимистом, Чунихин. Главное впереди: Думаю, что Скатерщиков, а может, другой кто, предложит что-то новое. Тогда — чем черт не шутит — и тринадцатой получки, пожалуй, не дадут.

Все заулыбались. У них было развито чувство юмора. Да и Алтунина стали понимать лучше. После неудачи с опытной поковкой Носикову меньше всего, хотелось командовать прессом, а этот Алтунин вроде бы и не обескуражен вовсе. Не кричит, не суетится. Случись подобное со Скатерщиковым, всех бы обвинил в нерадивости. Алтунин же никого ни в чем не обвиняет, перед начальством не юлит, с технологами разговаривает твердо. О своем престиже, кажется, совсем не заботится, но честь бригады отстаивает. Мы, мол, свое сделали как полагается.

Новый бригадир постепенно завладевал ими, все больше и больше покорял их своей естественной устойчивостью. Потому и слушали его теперь с очевидной заинтересованностью.

Договорились обо всем по-деловому и начали новую ковку.

К нагретому тридцатитонному слитку подвели осадочную плиту. Букреев своим краном стал поднимать стальную болванку, пока она не приняла вертикального положения. После осадки и обжатия Алтунин приказал отрубить донную часть слитка.

Все повторялось.

И, как всегда, Сергей увлекся. В нем окрепла уверенность в благополучном исходе дела. Температурный режим выдержан с высокой точностью. Все требования технологической карты соблюдены. Все, все учтено...

Алтунин был доволен собой. Да и лица остальных подобрели. Каждый выкладывался без остатка, проявлял высшее умение. И когда вал был наконец откован, бригада залюбовалась им, как произведением искусства.

— Вы, бригадир, стойкий мужчина, — сказал Букреев. — С вами приятно работать.

— Плюньте три раза через левое плечо! — отозвался Алтунин.

И они всей бригадой направились в душевую.

Поковку вала опять передали на контроль. Алтунин не сомневался в благоприятном исходе, однако сделал несколько попыток выяснить у работников технического контроля в центральной заводской лаборатории первые результаты их исследований. Увы, исследователи ходили с непроницаемыми, холодными лицами и ничего не говорили.

И все-таки Сергей чувствовал себя легко, был доволен жизнью.

Его отношения с Кирой приобрели ту естественность, какая возможна лишь между близкими людьми. После аварии в экспериментальном цехе она опять сама потянулась к Сергею, будто ища у него защиты и поддержки. Оставаясь наедине, они по-прежнему говорили о заводских делах, о прочитанных книгах, но иногда Сергей целовал ее, и она не противилась этому. Только смотрела на него расширенными глазами и улыбалась чуть таинственно и печально.

Теперь уже и о них стали судачить как о «неразлучной паре». Кира в любое время заходила к Сергею в прессовое отделение, и при всех они говорили друг другу «ты».

Близость их не укрылась и от Карзанова. Тем не менее Андрей Дмитриевич продолжал относиться к Сергею ровно, словно бы Киры больше не существовало. Но Алтунин-то догадывался, чего это стоит Карзанову, — неспроста утратил тот свою веселую ироничность.

Разрешили свидание со Скатерщиковым. Что повезти в подарок ему? Цветочки, шоколадку? Представил, как язвительно скривится Петенька: «Тебя, старик, на сантименты повело?»

— Цветы нужно, цветы, — настаивала Кира.

И они купили цветы.

Скатерщиков лежал в двухместной палате, но вторая койка пустовала. Он был в гипсе, забинтован. Кожа лица потускнела. Торчал из бинтов крутой подбородок. Приходу Киры и Алтунина не удивился, не сказал, что рад. Молчал. Молчали и они. Сергей был уверен, что долгого молчания Скатерщиков не выдержит. И угадал.

— Что там болтают по поводу всего этого? — спросил больной. — Ну, насчет моего срыва?

— Главным образом сочувствуют. В таком деле, мол, от срывов никто не застрахован. Дорожка-то непроторенная.

— На прессе теперь ты вместо меня?

— Не совсем так: меня временно поставили, чтобы госзаказ не срывать. Госзаказ, он ждать не может, пока ты тут отлеживаешься. Выздоравливал бы скорее.

— А что я, по-твоему, делаю?.. И все-таки досадно: кто мог предполагать, что произойдет саморазмыкание контактов?!

— Я мог предполагать. И предполагал. Киру предупреждал да и тебе давал понять...

— Ладно. Расскажи лучше, что в цеху, как идет ковка?

— В цеху все слава богу, в бригаде тоже. Куем потихоньку. Первую опытную поковку сдали, вторую — тоже. На венках из чайных роз вынесли из цеха на контрольную площадку.

— И как?

— Первую забраковали. Вторую тоже могут забраковать.

— Как-нибудь выпутаешься... Ну, а по поводу моего программного управления что решила комиссия? Разрешат продолжить испытания?

Алтунин и Кира переглянулись.

— Испытания запретили, — сказала Кира.

Лицо Скатерщикова перекосилось.

— Может быть, мы не должны были говорить вам этого, — испугалась Кира, — но я как-то не умею лгать.

— А что им не понравилось?

— Известно что: подгорание и саморазмыкание контактов.

Скатерщиков облегченно вздохнул.