Михаил Соколов - Искры
— Мол, ребячье дело, вроде, сручней нам. Ну, я сказал, чтоб не беспокоилась: все будет сделано честь по чести.
— А может, завидки берут кой-кого? — пошутил Леон.
— Ну-у, что ты! Бабонька-то она в самый раз, а только я тут ни при чем.
Леон не хотел позорить Гашку и предложил вымазать дегтем ворота хуторского правления.
— За Настю? — спросил Федька. — Я с дорогой душой, хоть самому Калине… Тогда уж за всех девчат, к каким атаман приставал. Только Яшка не выдаст? Казак, как ни говори…
Поздней ночью, когда все спали, ребята сделали озорное дело, а утром следующего дня, за бродом, где собирается стадо, бабы таинственно передавали друг другу потрясающее известие:
— Гашка осрамилася!
— Василь Семенычу всю правлению дегтем раскрасили.
— Да ну? Батюшки-светы!
— Так и надо ему, кобелюке! Не будет к девчатам лезть.
Любопытные толпились у правления, у Гашкиной хаты, рассматривали дегтярные пятна, судачили.
Леон мазал правление сам: по два больших креста поставил на воротах, на парадном, меньшими пометил ставни.
Долго сиделец и сторож состругивали позорные метки, но деготь успел глубоко впитаться в дерево, и коричневые кресты вновь проступали наружу и еще яснее были видны на свеже-обструганных досках.
Калина, как только узнал, что случилось, уехал куда-то на дрожках и долго не показывался в правлении. А Гашка топором подрубила столбы, к которым были прикреплены ворота, поставила на их месте старый плетень, потом изрубила ворота на дрова, убрала в сарай и, затворившись в хате, вволю наплакалась. На том бы дело и кончилось, и о нем забыли бы через неделю, но Егор Дубов заподозрил во всем жену. С этого и началось.
— А-ай! Ой, боже ж мой! — понеслись по улице душераздирающие женские крики.
В следующий миг калитка во двор Дубовых распахнулась, и в длинной красной рубахе без пояса на улице показался великан казак Егор Дубов. Чуб его растрепался, как конопля, длинное бритое лицо от водки было багрово-красным. Намотав на руку черную косу жены, он вытащил Арину на улицу и стал бить.
— Ой, мамочки! Пропала я, люди добрые! — вскрикивала Арина.
— Умела мазать?.. — гремел Егор на всю улицу. — Умела срамить людей, я спрашиваю?! — И, размахнувшись, так ударил Арину, что она вскрикнула и безжизненно повисла на его руке.
А Егор все тащил ее по улице, по широкой пыльной дороге и все бил и ругался…
Со всех сторон, как на пожар, бежали бабы, кричали на Егора, плакали, звали наблюдавших со дворов казаков, но грозен был кулак Дубова, и никто не решался помочь горю казачки.
Стоявшие в стороне ребята все это видели и растерянно переглядывались между собой. Леон обернулся к Яшке и Федьке, тихо сказал:
— Надо выручать. Это черт знает что мы наделали! — И направился к Егору.
Яшка поддернул шаровары, нахлобучил картуз и, откинув руки назад, медленно тронулся следом за ним.
Федька на всякий случай взял в руку камень.
Леон тронул Дубова за руку:
— Егор, брось! Она не мазала.
Егор некоторое время молчал, разъяренными глазами смотрел ему в лицо, потом, высвободив свою руку, вдруг неистово заорал ругательства.
— Ударит, — шепнул Яшка Леону, и в этот миг Егоров кулак мелькнул в воздухе.
Леон успел отскочить назад, удар пришелся по фуражке, и она полетела в дорожную пыль.
— Эх, казак, не обидься! — крякнул Яшка и ударил Егора в лицо кулаком. Потом поправил картуз, отошел в сторону и как бы стряхнул что-то с руки.
Егор зашатался, широко шагнул в одну сторону, потом в другую и, закрыв глаза, руками ловя воздух, упал на колени, как падает бык на бойне. Из носа, из рассеченной губы у него пошла кровь.
И тут только казаки бросились предупредить уже конченную драку.
Это было днем, а вечером хутор взбудоражили другие события.
Нефед Мироныч ездил в город по хозяйственным делам… Засветло вернувшись домой, он немного отдохнул и стал собираться в поле. Когда он запрягал лошадей, бабка сказала ему:
— Ты хочь медку накачал бы. Ульев сколько в саду, а чайку попить до суседа иди. Страмота одна…
— Некогда, послезавтра будем качать.
— Тебе завсегда некогда, — недовольно ворчала бабка. — Все на базар норовишь увезти, а свои гляди да облизывайся.
— Ах, боже мой! — раздраженно сказал Нефед Мироныч, бросая хомут. — Да што вам перед смертью приспичило? Это ж беда!
Взяв миску, он пошел в сад, вскрыл улей и только взял в руки замурованную пчелами рамку, как услышал, что в саду кто-то есть. Вернувшись во двор, он сунул бабке рамку с медом, взял Яшкино ружье и побежал в сад. Через минуту там раздался выстрел, и тотчас же кто-то детским голосом закричал:
— А-а-ай!
Нефед Мироныч посмотрел между деревьями, присел и увидел: на высокой каменной изгороди, отделявшей сад от улицы, головой на улицу, а ногами в сад повис мальчик. Сгоряча он, видимо, еще пытался убежать, взобрался на стенку, да так и остался на ней.
— Кто это? Чего это ты? — встревоженно спросил, подойдя к нему, Нефед Мироныч и тронул было мальчика за ногу, да брезгливо отдернул руку: нога была в крови.
— Я больше не буду, дяденька!.. Больше не буду!.. — испуганно лепетал детский голос.
— Чей ты? У тебя где болит, чи как?
— Дубов… Ой, ноженька! Ой, маменька родная! — стонал мальчик, намереваясь перекинуться через стенку на улицу.
Нефед Мироныч некоторое время постоял в раздумье, соображая, как ему поступить, и у него как-то само собой сорвалось с языка:
— Ты хочешь на улицу? Давай я тебе подмогу. — И, взяв подмышки, поднял и опустил мальчика на другую сторону каменной изгороди. — Ты, парень, не обижайся. Больно небось?
Мальчик отполз на дорогу, и к нему, крадучись, подбежали его товарищи. Один из них сейчас же во весь дух пустился к хате Егора Дубова.
Нефед Мироныч повернулся и быстро пошёл во двор.
— Убил? Ах, господи Исусе, дак как же теперь? — встревоженно проговорила, увидев его, бабка.
— Да так. Неладно получилось, подранил мальчонку… Дубова, — ответил Нефед Мироныч и укатил в поле.
— Наделал делов и подался, а как Егор прибегет? — забеспокоилась бабка Загорульчиха. — Беги, шумни Василь Семенычу, — посоветовала она перепуганной насмерть Дарье Ивановне.
— Все из-за вашего меда. Давно уехал бы, так вам загорелось… Ах, горюшко! — запричитала Дарья Ивановна. Боясь встретить Егора Дубова, к атаману она не пошла, а заперла сарай, амбары, окна на прогоны закрыла, на засов — ворота, спустила с цепи двух волкодавов и, вдвоем с бабкой, укрылась в доме.
По хутору побежал тревожный слух об убийстве мальчонки Дубова.
Егор Дубов только что повечерял и вышел за ворота, намереваясь пойти к товарищам переброситься в карты, когда к нему подбежал меньшой сын Фомы Максимова — Мишка и, от волнения еле выговаривая слова, сообщил о несчастье.
Егор остолбенел. Холодный пот проступил у него на лбу.
— Да ты не брешешь? Может, не он? — спросил Егор.
— Он, дядя Егор, Петька ваш! — Мишка хотел побожиться, но вспомнил про более убедительное доказательство. — Я тоже с ним лазил, вот груша даже, — и, достав из-за пазухи, он показал свою добычу.
Егор кинулся в хату, ничего не сказав жене, схватил со стены шашку и выбежал на улицу.
Сын его лежал на завалинке хаты Максимовых. Фома с женой бинтовали ему изрешеченные дробью ноги, приговаривая:
— Потерпи, сынок, оно пройдет. Потерпи, милай, чего же теперь?
Вокруг толпились женщины, проклинали Загорулькиных и угрожали наказным атаманом. Заметив Егора, они смолкли и расступились.
— Ничего, ничего, Егор. Успокойся, он жив, — предупредил его Фома Максимов.
Дубов упал на колени, приподнял голову сына.
— Петя, как же это, сыночек, а? Кто же это тебя, родимый, а? — растроганно, чуть не плача, спросил он, щупая забинтованные ноги и лаская сына.
— Загорулька… Ой, батенька, больно!..
Егор встал, дико поводя глазами, и туг только все заметили, что в руке у него была шашка.
— Егор, не надо! Бог с ним! — пробовал отговорить его Фома Максимов, поняв его намерения, но в это время появилась Арина и, упав возле сына, истошно заголосила.
Крик жены вывел Егора из оцепенения. Взмахнув шашкой, он рванулся в сторону и исчез, а через несколько минут, перепрыгнув через стенку, был во дворе Загорулькиных. Степные собаки — волкодавы бросились было на него, но он ударил шашкой одну по спине, рассек ее надвое, а другая отбежала в сторону.
Во дворе было пусто и тихо. Выдернув засов, Егор распахнул ворота и устремился в глубину двора, на баз. На глаза ему попался свинарник. Он ударил ногой незапертую дверь и свалил ее внутрь. Из свинарника, пугливо хрюкая, выбежала свинья. От удара шашкой она пронзительно взвизгнула, села было, потом побежала, но Егор настиг ее и рассек пополам.
