Крещенские морозы [сборник 1980, худож. M. Е. Новиков] - Владимир Дмитриевич Ляленков
— Постой, постой, — и Степан вдруг расхохотался, — что ж это, твой батька приработок Авдеича сосчитал?
— Сосчитал! Чего весело стало? Все мной здесь нажито! — И она вдруг заголосила, запричитала: — Не трогай Вальку мою, чего вам от нее надо?
Степан не выдержал. Завел мотоцикл, умчался в степь.
После этого скандала жизнь Степана круто переменилась. Он стал неузнаваем. В небеса уж не смотрел. На всех в городе поглядывал сердито. Бывшие товарищи за глаза говорили, что он зазнался, зажрался, видимо на самом деле метит с Пушковым в область перебраться. А он стал чаще бывать в старой библиотеке. Читал газеты. Политзанятия проводил в отделении заместитель Пушкова пожилой Никифоров Василий Васильевич, майор. По вторникам и четвергам Степан не пропускал политзанятий, стал подолгу в красном уголке сидеть над журналами и газетами. Читает, читает и вдруг вместо строчек увидит глаза, улыбающиеся губы Валентины. Он резко вскакивал, ударяя ладонью по столу.
— Фух ты! — стонал он.
Товарищи по работе начали относиться к нему с осторожностью. Не подначивали, думая, что он в каком-то сговоре с Пушковым.
18
В прежние годы День строителя не отмечали в городе. Когда возвели элеватор, многие монтажники остались на нем работать. Им и шесть домов выделили за станцией. Маленькую новую улицу вначале называли Элеваторной. Позже, гонясь за временем, переименовали ее в улицу Космонавтов. И в городском саду в День строителя стали устраивать гуляния.
Тогда Степан дежурил с утра в горсаду. Дежурить предстояло до полночи. Дома опять был скандал из-за какого-то пустяка. Он сам сказал Курдюмову, что сегодня будет до двенадцати часов дежурить, — не хотелось быть дома. С суровым видом прогуливался по дорожкам. У ларьков уже галдели парни и мужики. Особенно оставшиеся в городе бывшие строители. В душе Степан их считал чужаками. На их галдеж, сварливые споры он старался не обращать внимания, хотя сам совсем недавно спорил и галдел с товарищами и на главной улице, и на базаре, и в чайной, и у ларьков. Славное было время!
Вздыхая, поводя плечами под кителем, Степан даже хотел, чтоб какой-нибудь чужак завязал свалку. Уж он бы расправился с ним.
За эстрадой и сиренью поставили ларек с пивом и местным яблочным морсом. Работала в нем Настя Стопорова. Она приехала из Гадячинска, поселилась в доме на Элеваторной. Возле ее ларька еще никого не было. Степан решил выпить пива. Пока пил, все смотрел на Настю. На ее белую шею, на губы и серые глаза. Ему казалось, что он где-то видел ее. Где? Тут же вспомнилась Валентина в лучах утреннего солнца. Продавщица усмехнулась.
— Вы в техникумовском буфете не работали? — спросил Степан.
— Нет, — ответила она. И засмеялась.
Степан тоже засмеялся.
— Вы напомнили мне одну красивую женщину, — сказал он.
— Она снилась вам? — спросила продавщица.
— И снилась, — сказал Степан.
Настя улыбалась.
— Если я начну кому сниться, то беда будет! — сказала она.
— Какая же беда?
— О-о!
Так они познакомились. Через час Степан пил морс. Погодя еще выпил пива, потом опять морс пил. Настя работала в ларьке ежедневно, и Степан ежедневно пил у нее пиво или морс. Странное чувство испытывал он: когда видел Валентину, ему вспоминалась Настя; разговаривал с Настей — вспоминалась Валентина. «Ну, жизнь, ну, бабы, — вздыхал он, — сплошная загадочность!»
…Настя в восемь вечера закрывала ларек. Однажды перед закрытием ларька он пришел попить чего-нибудь. На эстраде танцевали, возле ларька никого не оказалось.
— Помогите мне бочку передвинуть, — попросила Настя.
Он вошел в ларек, посунул бочку. Настя помогла ему. Вдруг он взял ее за руку левой рукой, правой быстро обнял и с жадностью, которой сам не ожидал, стал целовать ее.
— Ну вот и догляделись, — прошептала она, — догляделись друг на друга. Погоди, Степан, идет кто-то. А ты вот что: как стемнеет, приходи за Шумы бывшие, на ту сторону ямы…
И после этого вечера Степан Мильковский стал встречаться с Настей Стопоровой. К Валентине он оравнодушел, а когда она забеременела, Степан перестал ее замечать, как не замечал, когда она училась в школе. В семье скандалы прекратились. Степан поддакивал во всем Алене, Валентине. Старался всячески угодить им. Перед женой он чувствовал себя преступником. Ребятишкам простил отношение к голубям. Выпал снег, и он возил сыновей на санках. Катался с ними на лыжах. Колька уже ходил в школу, и Степан помогал ему готовить уроки. С товарищами по работе он разговаривал только о том, что вычитывал в газетах и журналах. Прочел все, что нашла ему Зинаида Павловна в своей библиотеке о преступной организации в Америке «Ко́за ностра». И месяца два только и говорил о ее проделках товарищам и знакомым.
— Мы быстро бы раскассировали такую организацию, — говорил Степан. — В два счета! Только брызги полетели бы. А там у них не полиция, видно, а пехтери какие-то. Да и продажные все!
Он храбрился, но страх, что связь его со Стопоровой откроется, жил в нем постоянно. Думал, настанут холода, они перестанут встречаться. Но не повидался с Настей три недели, такая вдруг тоска навалилась на него, что захотелось напиться. Заглядывал в сарайную мастерскую. Тиски, токарный станочек, верстак — все было покрыто пылью, снежинками, залетавшими через щели. Вспоминалась прошлая жизнь, и казалась она прекрасной. Поспешно закрывал мастерскую и места не находил себе. Как назло, грабежей не было, ни один залетный бандюга не объявлялся. Настю перевели в техникумовский буфет. И он не выдержал, зашел однажды в буфет. Выпил стакан чаю, и они договорились о встрече у ее подруги, в однокомнатной квартире.
Зимой присвоили ему звание сержанта. Осенью он должен был ехать на курсы. Он горел желанием отличиться. Надо было проявить себя, что-то совершить.
И вот подвернулся этот сейф — и на тебе! Степан оказался виноват, что все узнали о кладе, что проулочек вытоптали. А какой-то паршивый мальчишка даже посидел в сейфе.
19
Библиотеку на время опечатали. Пролом в стене заложили кирпичами. Вход в проулочек перегородили досками. Через день приехали оперативники из области. Сейф выворотили, свезли в отделение. На сейфе обнаружили клеймо фирмы «Циррех», изготовлен он был в 1861 году. Задняя стенка его из тонкой стали, вырезать ее было легко. Вырезали автогеном. Сидел сейф в стене глубоко, замурован был известковым раствором толщиной в пятнадцать сантиметров. Вначале не знали, что и подумать: что в нем могло быть? На нем не
