Крещенские морозы [сборник 1980, худож. M. Е. Новиков] - Владимир Дмитриевич Ляленков
Взяли с Морозова подписку о невыезде из города, о полном молчании.
— Ни жене, ни детям о сейфе ни слова.
— Не скажу, не скажу, — кивал Морозов.
— А спросят, где вы были ночью?
— Да господи, я скажу, у Маруськи Хвастовой был! Жена знает об ней! Тут уж и соседи поверят непременно! Хай на всю улицу будет!
— Хорошо, ступайте, — сказали Морозову.
Онемевшие ноги с трудом довели его до угла Техникумовской улицы. Держась за угол дома, техник-строитель долго думал и решил на самом деле пойти к Маруське. Она живет в конце Набережной улицы. В собственном доме — с матерью и маленькой дочкой. Он знал, какой бой даст ему жена, но решил пожертвовать собой. Хвастова приняла его очень приветливо. Днем по городу от базара разнесся слух, будто клад выкрал Морозов, и его арестовали. Он же нарочно пробыл у Хвастовой дольше, чем обычно, часов до десяти дня. Скандал, который устроила жена, прибежав во двор Хвастовой, погасил слух об аресте техника.
Степан дежурил в районе кирпичного завода, здесь улицы никогда не мостили. Проедет телега, и то пыль стоит в воздухе. Начальство никогда не бывает там. Теперь он надевал только казенную форму, заказную свою как повесил тогда в гардероб, она там и висела. Алена, помня, каким он может быть в минуту гнева, старалась не касаться при нем случившегося.
Сутками Степан молчал, соображая, что же ему готовит будущее. Все ему опостылело, хоть плюй на родной городишко, на семью и беги куда глаза глядят. Душой он отдыхал только у Насти. Он узнал, что в Гадячинске у нее есть муж, что она сильно поссорилась с ним. Но чувства Степана от этого не притупились. Боже, что за прелесть чужие жены! Настя ласкалась, смеялась, шутила, дразнила. Ничего от него не требовала, не корила, не надувала губы. Но как целовала!
И бродя по тихим переулкам-закоулкам, между избушками, хатенками, которым надо бы давно сгореть, развеяться по миру пылью, дымом и пеплом, сам весь в пыли, Степан веселил себя совершенно уж несбыточной мечтой. Воображал, как они с Настей уезжают тайком и на всю жизнь, скажем, на Ангару, где начали строить ГЭС, или на Дальний Восток. Там он работает с рыбаками, а Настя каждый день ожидает его на берегу. До того мечты завладевали Степаном, что к действительности возвращался уже в степи за Турецким валом.
— Ах ты, дьявол! — бранился он и поворачивал обратно.
Первые шаги расследования ничего не дали. Никто из горожан после взлома сейфа не покинул города. В ночь ограбления уезжали в командировку в область директор торга Письменный и судья Кривотолков. Это были чистые люди, подозрения на них не падали. Но в городе буквально все толковали о выкраденных драгоценностях. Говорили, что они старинные, стоят миллионы на современные деньги. Наконец, как это водится, злые языки стали шептать, будто милиция, вообще начальство, решили прикрыть дело. Не давать ему огласку с определенной целью.
Бульдиха на базаре толковала:
— Я, бабы, никого не боюсь, шепоточком ни к чему мне сообщаться. А скажу вам, что у начальства губа не дура! Нет! Дыма без огня не бывает! Заховают золото на миллиончик, а потом и скажут: вот, глядите, только эти штуки и лежали в сейфе!
За железной дорогой имеется обширная площадь земли, занятая штабелями новоиспеченных кирпичей. Между штабелями образовался лабиринт. Там курят мальчишки. Лет шесть назад в лабиринте накрыли залетного жулика. Изредка Степан бродил среди штабелей. Проходя как-то мимо места, где кирпич сгружали с телег и вагонеток, Степан слышал, как муж Бульдихи, возчик Федя Скворцов, говорил рабочим и возчикам:
— Начальство, оно ведь, братцы, тоже из живого теста. У всех у них бабы и детки имеются, а ежели, скажем, одна какая-нибудь брошка стоит тысяч двадцать, то как ее не упрятать? Вот такусенькую, с орех или, скажем, с гороховый стручок?..
«Так-так, — думал со злорадством Степан о Пушкове, — покрутись там, покрутись… Сослал меня сюда… Погоди, тебе собак навешают таких! Ученый медик, врач… Я б, может, уже и вынюхал бы чего… Я б, может, уже за Макухиными по ночам следил. Да. А ты поумничай там, попробуй…»
Семья Макухиных издавна славилась склонностью к воровству. Степан вспомнил, отец рассказывал: еще до войны, году в тридцатом, когда были какие-то торгсины, у Макухиных делали обыск. Золото ворованное у них нашли.
«Пусть, пусть поищут, — думал Степан. — Никаких концов не найдут, а я сам потом попробую…»
21
История с пропажей драгоценностей по-прежнему волновала горожан. В милицию слали письма, раскрывавшие новые страницы истории города. Старожилы сообщали, например, следующее: во время оккупации немецкие солдаты шарили в пустых домах. Сунулись в библиотечный двор. Но над входом в библиотеку их встретило объявление на немецком языке, написанное крупными буквами: БИБЛИОТЕКА ПЛОТНИКОВОЙ 3. М. И ДОЧЕРИ (основана в 1865 г.).
Солдаты в первый момент оторопели. Тут же из библиотеки вышла пожилая женщина в черном длинном платье, в шляпке с вуалью. На чистом немецком языке сказала, что библиотека еще не работает. Она сейчас идет к господину коменданту. Побеседует с ним, и они решат, когда можно открыть библиотеку. Солдаты с удивлением смотрели на нее. Она же тем временем заперла дверь на висячий замок. Спокойно сошла по ступенькам. Ворота тогда еще были целы в библиотечном заборе. Зинаида Павловна заперла калитку и на ней тоже приклеила маленькое объявление на немецком языке. Все горожане сидели еще в подвалах, в комнатах, выглядывая тайком в окошки, а она прямо через площадь направилась твердой походкой к комендатуре. Все советские книги ею были запрятаны в подвале под библиотекой. Лаз в него под крыльцом, лаз этот она завалила разным хламом.
Какое-то время спустя горожане видели через окна, как комендант, два офицера и Зинаида Павловна прошли в библиотеку. Они побыли там недолго. Ночью Зинаида Павловна с дочерью перетаскали в подвал сочинения наших классиков. На следующий день опять к ней приходили офицеры, а потом она получила охранную бумагу. И в библиотеке даже солдатского постоя не было…
Александр Иванович стал задумчивым. Было над чем поразмыслить. Жену в свои мысли не посвящал. Как-то он заглянул к ней. В двух углах ее комнаты стояли по снопу спелой
