Виктор Вяткин - Последний фарт
Лена сидела у камина, полузакрыв глаза и положив руки на колени.
В поселке стояла тишина. Все звуки потонули в густом снегопаде. На стеклах клочьями ваты лежал снег. С моря слышался глухой ропот волн.
Попова дома не было. Последнее время он вечерами постоянно играл у священника в преферанс и возвращался домой поздно.
— Уже февраль, и никаких известий, — вырвалось у Лены.
— Да, чего только не подумаешь. Одет легко. Дорога дальняя. А сам такой слабенький, — рассеянно подхватила Лиза. — Не случилось бы чего с Мироном.
— Я о старателях.
— А-а-а… Да, тоже пропали, — Лиза снова склонилась над вязаньем.
Они помолчали.
В окно мягко ударился и прилип к раме снежный комок. Лена вскочила.
— Наверное, Петька, — она быстро оделась и выбежала из дома.
У калитки забора прохаживался Петька. За осень он вытянулся, на губе пробился заметный пушок.
— Привезли почту, — сказал он тихо. — Павел Григорьевич спрашивал.
— Где он?
— У Амосовых, — ответил парень и сразу ушел.
Лена побежала к Амосовым. В избе у них были Федот и Павел Григорьевич.
— А-а-а, это ты, дочка? — Павел Григорьевич поднялся и поцеловал ее в щеку. — Растешь, хорошеешь, — улыбнулся он. — Что-нибудь знаешь о Мироне? Где он запропастился?
— Не вернулся еще.
— А это я и сам вижу. Выходит, я дарма тащился. Что в Охотске скажу? Кому вручить пакеты?
— Оставьте, передам.
— Передать, дочка, и без тебя есть кому, а поговорить надо. — Павел Григорьевич облокотился на стол. — Везде большевики власть берут, а тут все, как было раньше. Ведь опора нужна народная, а где она? Ах, очкастый, очкастый.
— Ничего не слышно о золотоискателях? — тихо спросила Лена, отводя глаза. — Может, вместе придут?
— Кажись, Полозова видели сегодня в якутском поселке у старика Вензеля.
— Вензеля? — Лена замешкалась. — Вернулся? Вы его видели?
— Нет еще, — дядя Паша кивнул на Федота. — За ним его отец побежал.
Лене казалось, что все слышат, как громко забилось ее сердце.
— Дай винтовки и скажи, что делать. Есть у нас тут несколько человек. — Федот уже не мог сидеть без дела.
— Несуразный ты парень, — Павел Григорьевич поморщился. — Разогнать комитет и выбрать власть немудрено, а вот уберечь? Вон летось японцы поставили сети около устья реки, и таежные люди остались без юколы.
— А разве их кавасаки и кунгасы не разбил осенний шторм?
— Постой, паря, постой? — Павел Григорьевич пристально глянул на Федота. — Так эвон что получается? Выходит, это ты сделал. А сети-то остались. Придет весной шхуна, и снова…
— Сети не катер. Их цепями не прикуешь. — Видно, Федот знал, как и от сетей избавиться.
— Ты гляди, паренек, как бы…
— Гляжу, Дядя Паша. Чего уж, — ухмыльнулся Федот.
Павел Григорьевич повернулся к Лене.
— Не обессудь, дочка. Думал — знаешь, где Мирон. Вот и позвал тебя.
Лена попрощалась и вышла.
Отец Федота позвал Полозова к Амосовым. Здесь Иван и рассказал о несчастье с Мироном.
— Опасность миновала. Ступни заживают, но пальцы. — Он развел руками. — Мирон уже бунтует, хочет ехать, а куда с такими ногами? Я подумал и оставил его с Кановым, а сам сюда. Посоветоваться с вами хочу.
— Я возьму сильный потяг и привезу его, — решил Федот.
— За перевалами холода. Мирон под хорошим присмотром, в тепле, — живо возразил Полозов. — Вот бы доктора на Элекчан, да как бабу везти?
— Может, в Охотск бы его, в больницу, — предложил Павел Григорьевич.
— Мирон пусть поживет на Элекчане, пока не окрепнет, — вступил в разговор старик Амосов. — В конце марта, как прихватит наст, доставлю его на собаках прямехонько в Охотск.
— Может, сказать Елизавете Николаевне, — тихо заметил Федот.
— Не надо, — Полозов был категоричен. — Мирон просил никому не говорить.
— Мирон? — переспросил Федот. — Если Мирон, значит, так надо, — согласился он.
Лена рассказала сестре все, что услышала от Павла Григорьевича.
— Потому-то и курсировал тут всю осень японский крейсер «Мусаши-кан», — высказала свое предположение Лиза. — Но где мог так задержаться Мирон? Дядя Паша случайно не знает?
— Нет. Он спрашивал у меня. — Лена постояла молча и села в свое любимое кресло у камина. Ей хотелось сказать о Полозове, но она боялась, что голос выдаст ее волнение.
— Говорят, появился кто-то из старателей, — заметила она как бы между прочим.
— Приехал? Полозов? Да? — Лиза поправила прическу.
— Говорят, — все так же безразлично ответила Лена.
Лена перешла к столу и передвинула лампу поближе к себе.
— Ты для кого так прихорашиваешься?
— Возможно, зайдет.
— Ну и что же?
— Сама не знаю.
В дверь постучали.
— Это не он, — сказала Лена.
Скрипнула дверь. Лиза выбежала в коридор.
В прихожей стояли Федот и Петька.
— Вам Леночку? — спросила Лиза.
На голос из кабинета выглянул Попов.
— Василий Михайлович, — обратился к нему Федот. — Вы собрались отправить нарочным пакет каюру Александрову. Мы уезжаем проверять ловушки. Можем передать.
— Да-да, — Попов торопливо прошел в кабинет и вынес небольшую посылку. — Передайте только в руки.
— Петька сегодня же вручит, — Федот забрал сверток, и они ушли вместе с Петькой.
Лена вышла их проводить. Собаки, запряженные в нарты, лежали в снегу. Федот ловко выправил упряжку, зычно прикрикнул на собак, и они сразу умчались. Лена постояла, прислушиваясь к тишине, не донесутся ли знакомые шаги? Нет. Да и поздно уже.
Спала Лена тревожно. Разбудил ее скрип быстрых шагов по снегу за стеной. Она вскочила, подбежала к окну. Нет, не он. Лена взяла книгу, села у окна. Не читалось. Она надела шубу, набросила на голову платок и неслышно вышла из дома.
Склад Попова был открыт. Возле него стояла упряжка. Она вошла в склад. У прилавка топтался якут. Василий Михайлович разбирал связку мехов, встряхивал шкурки, дул на ворс, раскидывая по сортности, и тут же щелкал костяшками счет.
— Ты это чего? — покосился он на свояченицу.
— Подожду.
Попов промолчал. Что-то записал в книге.
— Чего будешь брать?
— Сыбко надо табак, чай тозе маленько, спирта туда-сюда.
— Спирта нету, — отрезал Попов. — Давай мешок.
Охотник кинулся к стене за нерпичьей сумкой, подставил ее к прилавку. Василий Михайлович столкнул в нее пять пачек табаку, плитку чаю.
— Вот сколько отвалил. Это как другу. Кури на здоровье. Попивай ароматный чаек. Рассчитаемся к весне.
Лена приметила, что Попов недодал две плитки чая, и покраснела.
— Сто болтаис? Какой долг? — робко переминался охотник.
— А цены ныне какие? Ты прикинь, — Василий Михайлович принялся перечислять, что тот забрал. Охотник хлопал глазами, пыхтел трубкой.
— Вы ошиблись, Василий Михайлович, — Лена решительно подошла, взяла сумку у охотника и бросила на прилавок. — Проверьте!
— Ты чего-то, милейшая, путаешь. Такого у меня не бывает, — Попов говорил с еле скрытым раздражением.
Лена высыпала все на прилавок.
— Считайте вслух.
— Странно-с! — Попов, пересчитывая, глядел уже не на Лену, а на охотника. — А ну покажи за пазухой?
— Не надо сердись, — якут растерянно ощупал себя. — Сего уз… Тут много. Несего сто маленько менее…
— Нет-нет! — сердито перебила его Лена. — Что сказано, то и получите.
— Да, ошибся. Как же так? — Попов презрительно швырнул ему две плитки чая.
— Ты обиды не имей, — сказал охотник, подхватывая сумку. — Твоя девка. Не моя, однако, — и он посеменил к нартам, плюхнулся на оленью шкуру и стегнул оленей.
Лена проводила его глазами и тихо побрела к своему дому.
До вечера Лена не находила себе места. Но вот послышались шаги на крыльце. Свалилось ведро в прихожей, и тут же донесся тихий стук в дверь. Лена вздрогнула, но не поднялась, Лиза выбежала в прихожую.
— Бог мой! Вы? Где Мирон? — торопливо расспрашивала сестра.
Лена подошла к зеркалу, одернула платье, поправила волосы и, выйдя, остановилась у порога. Худой, наскоро побритый, со следами порезов на примороженных щеках, Полозов держал руку Лизы.
Лена глядела на его широкие плечи, заслонившие дверь.
— С приездом, господин Полозов. Кажется, принято здороваться не только со старшими.
— Здравствуйте, Лена, — он несколько смутился, поглядел на свою заскорузлую руку и быстро заговорил: — Не все у нас гладко. Заболел Софи. Кой-как добрались до Элекчана, а дальше ни транспорта, ни еды. Пришлось оставить бедолаг в зимовье и пробежаться сюда с упряжкой.
— Проходите же в комнату. Чего же мы, право, стоим в прихожей? — Лиза засуетилась.
Лена побежала ставить самовар. Когда она вернулась в столовую, Лиза сидела на диване, зябко кутаясь в шерстяной платок, и говорила:
