Поражение гроссмейстера - Пётр Владимирович Угляренко
После всего ещё дунул на медь. Полюбовался, как она вдруг покрылась сизой туманной пленкой, и ещё раз протёр. Как зеркало, в котором отразился длинный, загнутый пузырьком, с небольшой бородавкой на кончике нос Кондратия Фёдоровича, большие, как вареницы, уши. Остался доволен и собой, и своей работой. Перегнувшись через перила, взглянул на ступеньки вниз - может, она уже идёт, Варвара? Представил, как поднимется на площадку и ей сразу бросится в глаза визитка... Не сразу позвонит, несколько минут полюбуется ею, а потом... Только не поспешит открывать, выдержит минутку, другую... Сразу всё поставит на место. С женщинами нужно строго. Лишь иногда, один раз в жизни поблажка, чтобы ждала её, чтобы от того была счастливой. Хоть не на своём опыте, а убедился в этом. Не один год прожил на свете, видел всяких людей, всякого семейного счастья насмотрелся...
Внизу лишь скрипнула дверь и больше ничего - тихо. Закрылся в комнате. Будет выглядывать в окно. Увидит: всегда ходит с той стороны, где сберегательная касса... Протиснулся за письменный стол и прильнул к окну. Должен увидеть, как будет идти. По походке, по тому, будет ли идти быстро или, наоборот, медленно - поймёт, что думает, будет ли служить ему верой и правдой или просто хочется ей погреться на его богатстве... Поймёт сразу, как только увидит... После того, своей первой женитьбы, думал, что всю жизнь проживёт один. А теперь видит, что нельзя. Кто-то должен быть в доме, потому что всё может случиться. По ночам задыхается, разные страшилки лезут в голову... Мог бы кого угодно взять. Вдов и одиноких женщин в городе много. Но остановился на Варваре. Она больше всего ему подходит. Задумался и не заметил, как возле витрины сберкассы с вывешенной в ней таблицей выигрышей по лотерейным билетам, остановилась женщина, держа над головой полосатый зонтик для защиты от солнца. Может, она, Варвара? Женщина открыла лицо - нет, не она... Чуть не обознался... Будет служить, потому что почти спасает её. При других обстоятельствах, может бы, и не согласилась, не пошла. Поэтому поспешил... Как всегда, тогда шёл с котелками в столовую за реку. Дешевле и повар знакомый: обязательно вместо одного черпака два вольёт... До столовой можно по улице, а он через скверик - не так солнце печёт и посидеть можно, отдохнуть... Сидела на его лавочке, той, где он всегда останавливается. Попросил:
- Позвольте, мадам?
Отвернулась и закрыла глаза платком. Через минуту услышал, что шмыгает носом - плачет. Подвинулся ближе, прислушиваясь. Не ошибся. Видел в руках мокрый платочек. Немолодая женщина, думал, оплакивает кого-то из родных. Сочувственно спросил:
- У вас горе?
- Горе... Горе... - И захныкала так, что прохожие начали оглядываться. Постарался успокоить:
- Не надо, мадам. Слезами горю не поможешь. Перестаньте.
Будто и вправду поняв, что слёзы ни к чему, - затихла. Начала рассказывать. Приехала к дочери, да не поладила с зятем. Выгнали из дома, и теперь не знает, куда ей податься, одной, старой... Прервав рассказ, спросил:
- Как вас называть, мадам?
- Варварой зовут.
- А я, - слегка приподнялся, - Кондратий Фёдорович... Только не Рылеев... Решётников... Будем знакомы, мадам.
- Будем.
- Я помогу, коли захотите.
Знал, где сдаются комнаты, сопроводил, а на другой день навестил: мол, как устроились. Чтобы было чем развлечься, принёс с собой сшивку журнала «Нива» за 1909 год. Положил на стол, развернул первую страницу, с которой смотрела молодая красавица в свадебной фате. У её ног витали ангелы, держа в руках «Ниву». Вдвоём рассматривали иллюстрации. Внимание привлёк портрет бородатого деда с палицей в руках и в почти современной шляпе с подогнутыми полями, граф Салиас де Турнемир... Придержал рукой страницу, не давая Варваре пролистать дальше:
- Романист. «Братья Орловы», «Манжажа», «Владимирские монахи»... Не читали?
- Не помню.
- А я читал... читал... читал... Вальтер Скотт - слава России... А теперь забыли.
- Всё забывается.
- Нет, мадам, не говорите... Не всё. Я многое помню.
- Значит, хорошая память.
- Дело не в памяти.
- В чём же?
- Я бы вам объяснил, мадам. Только это политика. А политикой я не занимаюсь. С семнадцатого года.
Политикой не занимались - пили чай, крепкий русский чай, только не из самовара, как бы хотелось Кондратию Фёдоровичу, а из чайника. Так и начал заходить - по вечерам, на стакан чая.
Через неделю, возможно, через две после того первого вечера и решил. Испугался. Ночью вдруг начал задыхаться: не хватало воздуха, на грудь как будто кто-то положил огромный камень. Казалось - наступает конец... Со временем стало легче, отдышался, успокоился. Только заснуть уже не мог. Не мог отвлечь от себя мысли о том, что неожиданно смерть может его застать в постели. Никто не будет знать. Долго-долго будет лежать, пока зловонием не наполнится весь дом, и только тогда люди выломают дверь...
Не этого боялся, не смерти - вечных людей на свете нет, к каждому придёт последний час. Горько было от сознания того, что он один, одинокий, в большом многотысячном городе нет у него ни одного приятеля, ни одного близкого человека, чтобы погоревал, узнав о его смерти, провёл в последний путь... Провёл, как человека. Ведь он - человек... Не хочет, чтобы его облили хлоркой и неизвестно где закопали...
Вот тогда и решил, что кто-то должен быть дома, кого-то надо взять к себе. Усыновить ребёнка? Нет, не в силах уже о ком-то заботиться. За ним самим уход нужен. Решил, что лучший выход - это жениться. Остановил свой выбор на Варваре. Он спас её из беды, и она будет служить ему верно, как тот пёс, которого вырвали из будки живодёра... Только не торопился, ещё несколько дней колебался, раздумывая, пока снова не начал задыхаться по ночам. Утром купил у цветочницы на углу букетик гвоздик, завернул взятой в столовой салфеткой и... увидел соперника. Из-за угла увидел, как
