Тихая заводь - Владимир Федорович Попов
— Отец жив? — поинтересовался Николай.
— Умер мгновенной смертью, как и дед, — сердце, хотя оба были крепкими, выносливыми. Физически и духовно. Такие люди надламываются сразу. Живут, не щадя себя, целиком отдаваясь делу, которое избрали, и вдруг… Между прочим, отец оставил записки, этак страниц двести, — «История строительства Транссибирской железной дороги». Столько там всякой жути… Мурашки по телу. Уже несколько лет изучаю этот материал, систематизирую, дополняю и в скором времени, возможно, — чем черт не шутит — опубликую. Отзывы весьма лестные.
— Ты бы показал Николаю Сергеевичу свою книгу, — не удержалась, чтобы не похвастаться отцом, Светлана. И к Николаю: — «Происхождение и характер обычаев, культов и ересей народностей Урала». Во!
— Успеется, — почему-то недовольно проронил Константин Егорович и, чтобы смягчить свою резкость, добавил, улыбчиво глядя на гостя: — У нас впереди вечность. Не так ли, Николай Сергеевич?
— Стало быть, вы почетные потомственные уральцы, — сделал вывод Николай.
— Я — да, дочка — потомственная, но еще не почетная. — Константин Егорович пригладил волнистую шевелюру. — А мама у нас почетная, но приблудная.
— С Дона или с Украины?
Клементина Павловна как раз занялась сервировкой стола, и Николай исподволь стал рассматривать ее. Типичное лицо южанки. Черные как смоль волосы, зачесанные на пробор и собранные по-гречески на затылке в кукишок, правильные дуги словно нарисованных бровей, а глаза неожиданно светлые, с зеленцой, точь-в-точь как дочерние.
— В качестве трофея взял, после того как беляков в море сбросили, — коротко, но емко объяснила Светлана, радуясь налаживающемуся контакту. — Мама у меня болгарка. Родилась в болгарском селе Благоево под Одессой, потом жила в Одессе на Земской улице, потом училась в музыкальном училище, потом вышла замуж за папу, потом…
— Да-a, да-а, — задумчиво протянул Константин Егорович, — куда только не бросала нас молодость и ветры гражданской…
— Из-за него музучилище бросила, — простодушно посетовала Клементина Павловна.
Хотя обвинение было шутливым, Константин Егорович счел нужным оправдаться:
— Зато в университет заставил поступить и окончить, а это куда поважнее музицирования. Чем бы ты, музыкантша, здесь занималась?
С улицы донеслись разухабистые выкрики. Кому-то грозили, какой-то забулдыга без зазрения совести расточал непотребные слова, кто-то злобно, с придурью смеялся.
Константин Егорович метнулся было к окну, но предусмотрительно отошел. — в таком случае лучше не вмешиваться, чтобы не навлечь гнев распалившихся молодчиков. Когда голоса поредели, Светлана сказала озабоченно, без тени наигрыша:
— Вам придется, Николай Сергеевич, подумать о своей безопасности. В поселке живуч обычай отбивать охоту у чужих захаживать к местным девушкам. Не исключено, что вас встретит на улице группа парней…
— …С Суровым во главе.
— …С Суровым или без него… — Плавным движением руки Светлана отбросила ворох волос за спину. — И предложит дуэль на кулаках. Вам придется либо уйти дворами, либо…
«Бесенок ты с ангельской рожицей». Николай решил подыграть Светлане:
— Уличная потасовка — не лучшее начало моей чермызской деятельности. И все-таки я предпочту ее бегству.
Константин Егорович со сдержанным негодованием прошелся по комнате и остановился в отдалении, осуждающе глядя на дочь, — ее выходки явно претили духовному складу этого человека.
— Будем ужинать! — провозгласила Клементина Павловна.
В комнату шмыгнул Жулик и, чтобы не мешать своим присутствием, забился в укромный угол. В дом его не очень-то пускали — Жулик не отличался чистоплотностью. Не желая докучать хозяевам, он прятался где-нибудь за дверью или за шкафом и часами просиживал там, особенно в зимнюю пору, посверкивая глазами, когда кто-нибудь входил, силясь понять, угодно или нет его присутствие. Поймав чей-то взгляд, виновато помахивал хвостом, но из блаженного укрытия, пока не прогонят, не уходил. На сей раз счастье улыбнулось ему — не прогнали, смилостивились по случаю пребывания в доме гостя.
Уселись вокруг стола, на котором уже стояла всевозможная снедь.
— Брусника моченая к курице, — предложила гостю Клементина Павловна, уловив направление его взгляда. — На юге вы такого не отведаете. Соленые грузди с чесноком, миш-маш болгарский, шаньги горяченькие, только что из духовки.
— Наша уральская достопримечательность, — вставил Константин Егорович. — Уверен, еще не ели. Жена отменно стряпает их.
— Не ел, — подтвердил Николай. — Ваш дом первый, в который я вошел.
Наградив гостя признательной улыбкой, Светлана положила ему на тарелку несколько пухлых шанег, и все дружно принялись за еду.
5
Слух о предстоящей женитьбе Балатьева распространился молниеносно и, пожалуй, больше всех озадачил Кроханова. В союзе с Балатьевым Светлана становилась опасной, поскольку была в курсе дел и телефонных разговоров, огласке не подлежащих, а замены ей не находилось, хотя Кроханов и предпринял для этого кой-какие усилия. Смекалистая и находчивая, Светлана быстро освоила стиль деловой корреспонденции, хорошо ориентировалась в потоке поступающих бумаг, знала, кому что поручить, и справлялась со своими делами куда лучше, чем ее предшественница, бессменно работавшая многие годы и ушедшая на пенсию. Кроханову не оставалось ничего иного, как ждать того дня, когда найдется другой более или менее подходящий человек.
Как-то встретившись с Балатьевым в молотобойном цехе, он спросил без всяких обиняков, чтобы проверить достоверность упорной молвы:
— Слышал, женишься?
— А вы меньше слушайте, Андриан Прокофьевич, — язвительно посоветовал Николай. Взглянув на директора в упор, добавил: — Нашлись такие, говорят, будто я от жены ушел, потому что диплом получил.
Укол оказался чувствительным, на лице у Кроханова даже проступила краска. Не найдя, чем парировать, он напустился на Балатьева:
— А ты чего, мать твою так, по чужим цехам околачиваешься? Делать нечего?
— Изучаю качество своей продукции — металл-то мой — и попутно любуюсь уникальной техникой.
Ирония покоробила Кроханова, зрачки его глаз тотчас задернула сумрачная дымка.
— А чем она тебе не ндравится?
— Разве я сказал — не нравится? Да ей цены нет! Такое бы в музей для потомков! А то снесут в один прекрасный день — и все канет в Лету, и не будут внуки наши знать, с чего мы начинали.
— Ты эти вредные разговорчики за лето брось! — пригрозил Кроханов и, накаленный, отправился в глубь цеха, где производилась отгрузка готовой продукции, на ходу сообщив: — Через полчаса буду у тебя в цехе.
Николай действительно впервые видел такую обработку кровельных листов. Сложенными в пакеты их нагревали докрасна в печах и затем укладывали на широкую наковальню. Сам молот, называвшийся отбойным, был сущей диковиной. Насаженный на ствол березы, он поднимался вверх, падал на пакет с высоты и снова поднимался. Весь этот механизм приводился в движение водой, стекавшей на колесо
