Евгений Поповкин - Семья Рубанюк
Волнующее это известие подтвердила Варвара Горбань, которая забежала сказать, что надо срезать как можно скорее подсолнухи за селом. Она попросила Пелагею Исидоровну подсобить.
— Пропадут же подсолнухи, — учащенно дыша, говорила Варвара. — Все, что соберем, нашим пойдет…
— Ты погоди, — невольно заражаясь ее волнением, сказала Пелагея Исидоровна. — Может, они какие свои части перебрасывают?
— Тю! Наши в Бахмаче уже… Это я вам говорю точно. Да вы пойдите на улицу, поглядите… Сегодня, только я вышла за ворота, едут на бричке… Румыны… Один рукой, вот так, помахал мне, орет: «Нема хлеба, нема вина, до свидания, Украина». А рядом в бричке сидел, видать, ганс… Ну такой пьяный, языком не повернет… Свесился с брички, рукой землю гребет и тоже себе спевает… Подождите, как он?.. Ага!.. «Война прима, война гут, матка дома, пан капут…»
Пелагея Исидоровна, захватив с собой мешок и нож, замкнула хату и уже за воротами с опаской сказала:
— Ой, гляди, Варька, срежем подсолнухи, а у нас заберут.
— Э, нет! Попрячем так, что не найдут.
Обозы тянулись по шляху непрерывным потоком, изредка громыхали по обочинам танки. Шум, гам, скрежет колес, тягачей на большаке не умолкали ни на минуту.
Сердцу криничанских женщин эта картина поспешного бегства ненавистных захватчиков была столь радостной, что заниматься будничным делом им не хотелось. Шутка ли! Может быть, свои уже совсем недалеко!
В том, что гитлеровцы бегут, а не просто перебрасывают свои войска, никаких сомнений ни у кого уже не было. Не случайно за немецкими подводами с высокими колесами, за румынскими повозками с цыганскими будками кой-где уже ползли приземистые бычьи упряжки и одноконные брички, доверху нагруженные домашним скарбом и домочадцами удирающих старост и полицаев.
Криничанские ребятишки не оставляли без внимания ни одной такой подводы. Они увязывались за ней и, вплотную подбегая к понуро плетущемуся рядом с бричкой дядьке, выкрикивали:
…Полицаи, старосты,Держить немцев за хвосты.
К вечеру поток подвод несколько уменьшился, и в это-то время Варвара и Пелагея Исидоровна, резавшие подсолнуха близ дороги, увидели шагавшую к селу женщину с небольшим узелком в руках.
— Молодицы! — крикнула женщина, подровнявшись с ними. — Мыла никому сварить не надо?
Таких мыловаров, портних, продавцов галантерейной мелочи и дешевых сладостей и вообще голодающих горожан, ищущих заработка и хлеба, бродило в те дни по селам немало.
— Нашла время, — сказала Пелагея Исидоровна Варваре, кивнув на женщину. — Придавят где-нибудь в степи… Вот же народ отчаянный…
— Мыла, мыла варить кому? — кричала женщина настойчиво.
— Не надо, гражданочка, — отмахнулась Варвара. — Не из чего мыло зараз варить.
Женщина, однако, продолжала стоять, потом подошла ближе, поманила Варвару рукой:
— На минутку, хозяюшка! Спрошу кой о чем.
Варвара опустила подоткнутый подол, помахивая серпом, направилась к ней.
Пелагея Исидоровна видела, как женщина о чем-то коротко переговорила с Варварой и та вдруг всплеснула руками.
— Тетка Палажка, — крикнула она, обернувшись. — Скорее идите сюда!
Голос у Варвары был такой взволнованный, что Пелагея Исидоровна, не мешкая, оставила все и побежала к женщинам.
— А ну, поглядите, кто это? — сказала Варвара, кивнув на собеседницу.
Пелагея Исидоровна вгляделась.
— Любовь Михайловна!
— Она самая, — улыбаясь, ответила жена секретаря райкома Бутенко. — Только вы, милые, потише… Давайте отойдем в сторону…
Настороженно поглядывая по сторонам, вошли в чащу подсолнухов.
— Истинный господь!.. Гляжу на вас, — возбужденно шептала Пелагея Исидоровна, — вроде и Гитлера никогда не было в селе… А где же товарищ Бутенко?.. Ну, с неба, прямо с неба…
— Не иначе, хлопцы в лес вернулись, — высказала предположение Варвара, машинально теребя вялую, наполовину исклеванную грачами корзинку подсолнухов. — Алешка Костюк, дядько Остап как? Живы?
— Давайте вот о чем договоримся, — перебила Любовь Михайловна. — Хорошо, что именно вы мне первые встретились… Вам я доверяю. Варю знаю давно, Пелагею Исидоровну еще раньше… Так вот прошу… никаких вопросов мне сейчас не задавайте… ничего сказать вам не могу… А вы быстренько расскажите о селе… Задерживаться нельзя мне…
Спустя полчаса попрощались. Предупредив, что никому о ее появлении в Чистой Кринице знать не следует, Любовь Михайловна подняла с земли свой узелок:
— Ну, скоро повидаемся… Да!.. Кое-что я вам оставлю. Она вынула из-под кофточки бумажку, протянула Варваре:
— Возьмите… Постарайтесь, чтобы люди прочитали.
— Не опасаетесь так вот ходить? — обеспокоенно спросила Пелагея Исидоровна. — Вас в лицо все знают, а тут полицаев — как собак.
— Ничего. Мне не в первый раз ходить в разведку, — успокоила Любовь Михайловна, улыбаясь. — У меня пропуск такой… Ни один полицай не придерется.
Беспечно размахивая узелком, она быстро пошла по дороге, и вскоре ее беленький платочек мелькнул и скрылся за порослью кукурузы.
— Как будто снится все, — сказала Варвара, зябко передернув плечами.
Она развернула бумажку и прочитала.
— Верно я угадала… Тут наши хлопцы… в лесу. Крупными типографскими буквами на отличной плотной бумаге было напечатано:
«Отступая, немецкая грабьармия забирает у населения хлеб скот и другое имущество. Беритесь, товарищи, за оружие! Бейте фашистов на каждом шагу! Не позволяйте им безнаказанно грабить народное добро. Победа близка. К оружию, товарищи!
Штаб партизанского отряда».— Это мы в ход пустим! — пряча партизанское воззвание за пазуху, весело сказала Варвара. — Ну, давайте поспешать. Бабы вон по домам уже собираются…
В эту же ночь предупреждение партизанского штаба подтвердилось. Утром криничане узнали, что проезжающие через Чистую Криницу обозники какой-то саперной части, переночевав на краю села, обобрали хозяев подчистую, не погнушавшись даже старыми ряднами и ржавыми ведрами. У одинокой бабы Харитыны, жившей на отшибе, проезжие солдаты угнали телушку и перепортили весь огород, вырыв картофель и оборвав кабачки вместе с огудиной.
Пострадавшие пришли рано утром в «сельуправу» к Малынцу, пожаловаться.
— А я вам что? — злобно закричал староста. — Сторожем подрядился ваши бебехи охранять? Ну? Дурьи головы…
Покричав, попрыгав по «сельуправе», он вдруг спохватился, что грубить односельчанам сейчас не стоит, и резко изменил тон:
— Вот же какие бандиты! — затряс он кулаком по адресу мародеров, которых и след простыл. — Вы жалобу пишите… Вот бумажка… Я перешлю в район… Мы им, сукиным сынам, покажем, как честных хлеборобов обижать…
Махнув рукой на старосту и на его обещания «взгреть!», «из-под земли достать грабителей!», пострадавшие побрели по своим дворам.
— Не до нас ему, тварюге крикливой… Свою шкуру не знает как сберечь…
Не утаилось от криничан, что жена и сноха старосты спешно увязывали в тюки одежду, набивали добром сундуки в дорогу.
Грабежами на огородах и в криничанских коморах дело, однако, не ограничилось.
Ранним утром третьего сентября в село прикатили, в сопровождении группы солдат полевой жандармерии, Збандуто и помощник начальника районной полиции Супруненко. Следом за ними подошли грузовые автомашины.
О чем совещались со старостой в «сельуправе», никто не знал. Пробыли они с полчаса и поехали дальше, на Сапуновку.
В тот же день полицаи начали выгонять людей в степь.
— В три дня свезти все в скирды и обмолотить! — бушевал Малынец, поочередно вызывая к себе старших в «десятидворках».
— Так чем же молотить, пан староста? Цепами и за две недели не управишься, хоть на стенку себе лезьте.
— Свозите пока в скирды… Молотарка вот-вот на подходе… В Песчаном молотит.
— А куда же зерно пойдет? — простодушно заинтересовалась одна из женщин.
— Высыплем тебе за пазуху, — презрительно меряя ее взглядом, пояснил Малынец.
Снопы свозили со степи ручными тачками и военными грузовиками. Скирды росли, возле них уже расхаживали часовые, а молотилки все не было.
— Ей-богу, бабоньки, подпалю, если наши не подоспеют, — клялась Варвара, поглядывая на шлях, по которому все ползли и ползли в сторону Богодаровки обозы и тыловые части.
— Они тебе подпалят сразу, — сказала Христинья Лихолит, кивнув на часовых. — Глянь, глазами лупают…
— Нехай лупают, — храбрилась Варвара. Но она и сама видела, что хлеб охраняется очень старательно.
Все же Варвара внимательно приглядывалась к часовым, постоянно держала при себе коробок спичек, и, видимо, ей удалось бы осуществить задуманное, если бы в то утро, когда Супруненко привез на ток молотилку, ее не отозвала в сторону Христинья. Делая вид, что помогает Варваре завязать платок, она шепнула:
