Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг
— Нельзя, — сказала Баджи.
— Вино нельзя, коран не велит, а водку — можно! возразил Теймур. — Смотри, я сам мусульманин — и пью!.. Он лихо опрокинул в себя содержимое стопки, закусил ветчиной.
Комментарий к корану и поведение Теймура в соответствии с комментарием привели в восторг околоточного.
— Ты, Теймурка, мне нравишься! — воскликнул он растроганно. — Абдулку зарезал, водку пьешь, свининкой закусываешь!.. Дай же, дай же и барышне выпить и закусить, чего ты жалеешь?
— Пей, барышня! — сказал Теймур с напускной учтивостью, поднося стопку к лицу Баджи.
Баджи не двигалась.
— Пей, кукла! — строго сказал околоточный. — За здоровье царя нельзя отказываться.
— Пей, дура! — прикрикнул Теймур. — А не то… — он угрожающе взмахнул кинжалом перед лицом Баджи. Сталь сверкнула.
«Убьют!»
Теймур насильно влил водку в рот Баджи. Она захлебнулась.
— Умираю… — простонала она, схватившись за голову, но по хохоту Теймура и околоточного поняла, что не умрет.
— Попляши, кукла! Ваши хорошо пляшут, — сказал околоточный, когда Баджи опомнилась, и принялся хлопать в ладоши.
— Пляши, дура! — поддакнул Теймур, снова взмахнув кинжалом. — Перед халвачи, я видел, ты пляшешь!
Баджи мелко засеменила ногами и, раскинув руки в стороны, стала плавно вращать кистями рук. Околоточный хлопал в ладоши. Теймур щелкал в такт пальцами. Время от времени зрители подбадривающе кричали. Баджи плыла в танце, улыбаясь, кокетливо играя глазами, как взрослая.
— Лихо пляшет! — восхищался околоточный.
Баджи танцевала, а зрители время от времени подавали ей со стола куски еды. Теперь Баджи было легко, ей казалось, что она куда-то летит, как птица.
Но вдруг цари и кинжалы на ковре закачались, все пошло кругом. И Баджи показалось, что перед ней не два человека, а много людей, и что все они кружатся, кружатся вместе с ней. Она побледнела и зашаталась.
— Вон отсюда! — крикнул Теймур.
В коридоре Баджи стало плохо. Она стонала. Из квартиры Филиппова на стон ее выбежали Юнус и Саша.
Юнус бросился к Баджи. Он почувствовал запах водки и понял все. Вскипев, он ударил Баджи но щеке, ударил еще раз, наотмашь. Баджи упала, скрестила руки над головой, заплакала. Юнус подошел к двери Теймура, рванул ее, вошел в комнату. Вслед за ним вошел Саша.
— Это ты дал сестре водку? — спросил Юнус Теймура.
Теймур и околоточный переглянулись.
— Видишь — едят, чего же спрашивать? — сказал Теймур двусмысленно: фразой этой обычно приглашают к столу — садись, мол, и ешь.
— Ты зачем напоил сестру? — спросил Юнус, стиснув зубы, и брови его сошлись в одну черную полосу.
Захмелевший околоточный был равнодушен к происходящему: мало ли о чем спорят между собой охранник и сын сторожа?
Ты зачем напоил сестру? — повторил Юнус, двинувшись к столу.
— Твою сестру!.. — брезгливо пробормотал Теймур в ответ и, взявшись за кинжал, вышел из-за стола.
Кровь бросилась в лицо Юнусу. Он готов был ринуться на Теймура, но Саша во-время его удержал.
— Пусти, Сашка!.. Говорю, пусти!.. — кричал Юнус, стараясь вырваться. — Я убью этого негодяя!
Но Саша крепко держал Юнуса и насильно вывел его из комнаты.
Баджи лежала посреди коридора. Тетя Мария вытирала ей лицо мокрой тряпкой. Сознание Баджи мутилось.
Юнус прошел мимо, не взглянув на Баджи. Но она его увидела и остатком сознания вдруг поняла: он, ее брат, не боится Теймура! Вот бы и ей быть такой бесстрашной она бы выцарапала Теймуру глаза!
Юнус и Саша вышли во двор.
— Ты с кем связываешься? — сказал Саша, — Ведь он — дурной человек, «кочи», бандит.
— Это ты боишься кочи, — ответил Юнус, желая уколоть Сашу: он досадовал, что ему помешали ответить на оскорбление.
Саша оглядел худощавую фигуру друга.
— Храбрец ты, я вижу! — усмехнулся он. — Кулаками на кинжал!.. Ты бы лучше отвел домой сестру.
— Не умрет! — небрежно ответил Юнус. — В другой раз не будет шляться где не следует.
— Нечего сказать, хороший брат!
— А чем нехороший? — спросил Юнус вызывающе
— Плохой!
Юнус нахмурился. Он, Юнус, плохой брат? Он, разрешавший сестре смотреть через его плечо в книгу, когда он готовил уроки? Он, деливший с сестрой каждый вкусный кусочек? Он, готовый убить ее оскорбителя? Он, сердце которого сейчас ныло, как если б ударили его самого? Он, Юнус, плохой брат?
— Не ждал я от тебя таких слов, Сашка… — только и мог вымолвить Юнус в ответ.
С этого дня, завидя Теймура, Баджи пускалась наутек. С этого дня Теймур только и ждал случая, как бы ему сцепиться с Юнусом: разве не назвал тот его при околоточном негодяем? С этого дня Теймур стал настраивать заведующего против Дадаша, говоря, что он уже стар, дремлет на вахте и что пора заменить его новым сторожем, помоложе; при этом Теймур имел в виду поставить у ворот своего человека, который не будет соваться куда не следует.
Не терпелось Теймуру разделаться со всей семьей Дадаша.
Огонь
Злые осенние ветры веют с северо-востока, бросают на город степной апшеронский песок, сбивают с ног прохожих, срывают вывески, гудят в проводах.
Дадаш сидит у ворот, закутавшись с головой в бурку. Глаза его защищены от пыли большими очками; очки эти — подарок машиниста Филиппова, роскошь, которой Дадаш непрочь похвастать перед людьми. Юнус в школе. Дома только Баджи.
Приятно в такую погоду сидеть у Филипповых в теплой комнате, наблюдать, как возится по хозяйству тетя Мария, пить горячий чай, жевать вкусную лепешку. Увы, теперь Баджи боится ходить во второй коридор. Вот она и сидит дома одна, самовольно пристроившись на подстилке Таги возле окна, прислушиваясь к дребезжанию стекол. Воет шайтан в этих осенних злых ветрах.
В окно Баджи видит: шатаясь на ветру, как пьяный, с ведрами на коромысле, возвращается домой Таги. Баджи, однако, не спешит покинуть уютное местечко: пока еще Таги обогнет дом, задержится у ворот, чтоб перекинуться словцом с Дадашем, пока пройдет через двор, кухню, коридор, — у нее хватит времени, чтобы шмыгнуть в свой угол.
С рассвета гнул Таги спину над канавами, лужами, исхлестанный ветром, засыпанный пылью, вконец продрог; сдал раньше времени добычу — полтора ведра, шел домой отдыхать. В воротах обменялся словцом с Дадашем. Старику, видно, тоже не сладко в такую погоду с утра до ночи торчать у ворот.
На кухне топилась плита, было тепло. Вопреки обыкновению, Таги остановился: хоть бы немного согреться! Все теперь на работе, вряд ли кто явится сюда. Одеревеневшей рукой Гаги раскрутил вентиль. Струйка мазута взбухла, огонь в форсунке затрещал веселей. Таги опустился на табурет подле плиты. Тело его сладко заныло. Глаза закрылись. Не хотелось думать,
