Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг
Баджи уже перебралась к себе на подстилку и дожидалась Таги. Где он? За это время он мог бы пройти свои путь дважды и вдоволь наговориться с отцом. Почему нет Таги?
Баджи заглянула в кухню.
Аллах милостивый! Таги спал, сидя на табурете, а горящий мазут, переполнив форсунку, переливался на пол, подбирался к рваным башмакам Таги.
— Огонь! Огонь! — закричала Баджи и, так как Таги не просыпался, кинулась во двор, к кочегарке, к пожарному колоколу.
Поднявшись на цыпочки, Баджи схватила веревку, изо всех сил забила в колокол. Звон разнесся по заводу Со всех сторон бежали рабочие.
— Огонь! — кричала Баджи. — Убежал!.. На кухне!..
С ведрами, наполненными песком, с лопатами, с ломами люди устремились к дверям кухни, из которой шел дымок.
Огню не дали распространиться — выгорел лишь кусок пола, да окна и двери, без того закопченные, стали совсем черными. Но Таги не повезло: промазученные башмаки и штаны вмиг были охвачены пламенем, ноги его обожжены.
Огонь был быстро потушен, люди уже возвращались к работе, а Баджи все так же яростно била в колокол: страшная это штука — бегущий огонь! Едва уговорили Баджи выпустить веревку, зажатую в кулаке.
— Как пономарь! — одобрительно посмеивались над ней русские рабочие.
— Умная девка! Дай бог здоровья отцу! — восторгались рабочие-азербайджанцы.
Кто-то сунул в руку Баджи конфетку.
— Молодец! — впервые в жизни похвалил свою дочь и Дадаш и жесткой рукой погладил ее по щеке.
Глаза Баджи сняли, она широко улыбалась. Ей хотелось кружиться, танцевать. Приятно быть в центре внимания, приятно, когда тебя хвалят!
Проходя домой через кухню, еще полную дыма, Баджи видела, как Таги, сидя на табурете, беспомощно расставив ноги, снимает с них тлеющее тряпье. Кто-то из соседей смазывал ему обожженные места кунжутным маслом. Интересно, конечно, посмотреть, как лечат от ожогов, и в другой раз Баджи не преминула бы протиснуться к Таги ближе всех, но сейчас она даже не замедлила шаги: сейчас она была выше того, чтоб отдавать свое внимание мазутнику Таги…
Заведующий вызвал Теймура.
— Кто это сделал? — спросил он строго.
— Таги, — ответил Теймур.
— Не знаю такого, — сказал заведующий раздраженно.
— Это мазутник, живет у Дадаша.
— А кто впустил его?
— Дадаш впустил.
«Есть основания опасаться поджогов, будьте бдительны», — вспомнил заведующий слова члена правления, приезжавшего летом из Петрограда. И, как нарочно, только вчера управляющий городской конторой объявил ему выговор за недостаточную охрану завода. «Это базар, а не завод! — звучал в ушах заведующего крик управляющего. — Вы забываете, что сейчас война!» И еще вспомнил заведующий, что комната его дочерей находится над первым коридором и распространись огонь — пострадали бы и они.
— В два счета пусть убирается с завода старый болван! — выкрикнул заведующий. — И ты хорош, старший охранник: не смотришь за порядком, пускаешь кого попало. Курица ты, а не старшин охранник!
«Хватит мне терпеть из-за этого старого осла и его отродья!» — озлился Теймур.
— Я говорил Дадашу: «Не пускай». Говорит. «Заведующий разрешил», — солгал Теймур.
— Твое счастье, что потушили во-время, — сказал заведующий. — Иди!
Теймур пришел к Дадашу.
— В два счета убирайся с завода, старый осел! — сказал Теймур. — Заведующий приказал… А тебя… — он погрозил кулаком Таги, сидевшему на полу, все так же беспомощно раскорячив обожженные ноги. — Если еще раз увижу тебя в Черном городе — убью, как собаку!
Он ушел, хлопнув дверью. Дадаш и Таги переглянулись.
— Пойду в больницу, — сказал Таги, пытаясь подняться. — Может быть, примут, хоть я не служащий и не рабочий.
— Ты не дойдешь, — сказал Дадаш.
Взяв своего друга на руки, он вынес, его во двор и, взвалив на мусорную тачку, повез в больницу. Он жалобно упрашивал доктора оставить Таги в больнице, обещал денег, и доктор наконец согласился.
— Здесь тебе будет еще лучше, чем у меня, — шепнул другу Дадаш на прощанье. — Тепло и кормят. Я бы сам непрочь здесь пожить, если б не дети.
— Дай бог здоровья твоим детям: если бы не Баджи — я был бы уж, наверно, на том свете, — ответил Таги дрожащим голосом.
Дадаш покатил пустую тачку к дому. По дороге он вспомнил о Теймуре.
«Теймур — дурной человек, всякое от него можно ждать», — размышлял он.
Наутро Дадаш остановил заведующего.
— Зачем Теймур врет про тебя? — сказал он, сняв папаху. — Говорит, что ты велел мне уходить с завода.
Заведующий снова вспомнил слова члена правления, и выговор от городского управляющего, и то, что комната его дочерей находится над первым коридором.
— Мало того, что рабочие повсюду бастуют, вы еще хотите поджечь завод! — сказал он возмущенно.
— Нет, — возразил Дадаш спокойно, — зачем рабочему человеку поджигать завод? Где ему без завода работать? И где зарабатывать на хлеб?.. — Он помолчал немного и добавил с уверенностью: — Пока я у ворот, ни один дурной человек на завод не пройдет!
Заведующий взглянул на Дадаша. Он много лет знал этого долговязого, лысого человека, стоящего у ворот, и понимал, что о поджоге не может быть и речи. Раздражение его улеглось.
— Ты хороший сторож, — сказал он. — Но колокол звонил на весь завод, все знают, что пожар возник из-за тебя. Если я не уволю тебя, каждый скажет: Дадаш сделал пожар, а заведующий его не уволил, — не беда, если и я сделаю… Помнишь, приезжал летом хозяин из Петрограда и приказывал: никого из посторонних на завод не пускать. Мы работаем теперь для войны…
Он чувствовал неловкость перед старым сторожем и потому говорил так пространно.
Но Дадаш не понимал: при чем тут война?
— Признайся, Дадаш, ты сам виноват, — сказал заведующий.
— Это вентиль виноват, — ответил Дадаш.
— Сколько раз я говорил, чтоб не раскручивали вентиль! — сказал заведующий с досадой. — Льете мазут как воду, благо бесплатный.
Но Дадаш упрямо покачивал головой:
— Это вентиль виноват, вентиль!
— Не вентиль, а жилец твой. А ты за него отвечаешь. Да еще за то, что пустил жить без разрешения. Понял?
Губы Дадаша задрожали.
— Я служу здесь семнадцать лет… — промолвил он, и трудно было понять, чего больше в его голосе — горечи или гнева.
— Ладно, — сказал заведующий, смягчившись. — Похлопочу о тебе в городской конторе.
Каждое утро подходил Дадаш к заведующему, снимал папаху, стоял перед ним с вопрошающим видом. Но заведующий не мог дать ответа: в городской конторе о пожаре не знали — разве это пожар? — и не хотелось самому напоминать о том, за что его не похвалят и что может кануть в неизвестность, если смолчать. Однако оставить сторожа на работе, скрыв его проступок, тоже было небезопасно, —
