Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг
Баджи ставит поднос между отцом и Таги, сидящими посреди комнаты на паласе. Она горда, когда с требовательных уст Дадаша срывается одобрительное:
— Хороший чай!
В ожидании, пока опорожнятся стаканы, Баджи слушает разговор. Несловоохотливый Дадаш стал после смерти Сары совсем молчаливым. Таги, напротив, говорит много, и, слушая его, Дадаш изредка вставляет:
— Так делала Сара… Так говорила Сара… Сара это любила…
Едва Дадаш произносит имя Сары, Таги тотчас заговаривает о другом — о чем-нибудь смешном, веселом.
— Угадай! — говорит Таги с хитрой улыбкой. — Идет месяц, идет год, день и ночь в дороге. Что такое?
Дадаш почесывает лысину. Что-то знакомое чудится ему в загадке, а вот, поди ж ты, не угадать!
«Вода!» — знает Баджи. Знает не потому, что ей самой удалось разгадать, а потому, что запас загадок Таги ограничен, и Таги повторяет одну и ту же загадку по многу раз, рассчитывая на слабую память Дадаша. Баджи, однако, не смеет ответить и только шевелит губами, точно желая помочь отцу в затруднении.
— Вода! — говорит наконец Таги, сжалившись над Дадашем.
— Правильно! — не то с одобрением, не то с досадой соглашается Дадаш: он вспоминает, что слышал от Таги эту загадку уже не раз.
— Угадай! — предлагает Таги снова. — С горы идет, как гора; руки похожи на ветви; наклоняется воду пить; ржет, как осел. Что такое?
Дадаш тянется рукой к лысине.
— Арба! — выпаливает Баджи, не удержавшись.
— Ай, молодец! — ударяет в ладоши Таги и смеется.
Рука Дадаша медленно опускается.
— Посмей еще раз вмешаться!.. — грозит он дочери.
Баджи хватает поднос с пустыми стаканами и убегает.
— Что такое, — загадал однажды Таги: — нефтепромышленник, а сам, как осел, тащит на себе резервуары?
Дадаш мучительно думает. Задумывается и Баджи — эту загадку она слышит впервые.
— Это я! — говорит Таги, с шутливой важностью тыча себя рукой в грудь. И так как взгляды Дадаша и Баджи выражают недоумение, он поясняет: — А вон мои резервуары… — он указывает рукой на мазутные ведра.
Взгляд Баджи следует за рукой Таги. Ведра, как обычно, стоят между ее подстилкой и дверью; вокруг — темные жирные пятна; тут же тряпка и коромысло.
«Нефтепромышленник, а сам, как осел, тащит на себе резервуары…»
Баджи пристально смотрит на ведра, на тряпку, на коромысло. И вдруг Баджи осеняет: верно, верно!
И тут же ей становится ясным, что Таги ненавидит свои ведра не меньше, чем она. Она весело вскрикивает и бьет в ладоши.
— Всюду сует девчонка свой нос! — ворчит Дадаш: он считает, что Баджи помешала ему разгадать загадку.
Филипповы
Второй коридор был отделен от первого только дощатой перегородкой, но там, за тонкими досками, был словно иной мир: там жили тетя Мария и Саша.
Год назад от несчастного случая, происшедшего по вине администрации, погиб машинист Филиппов. Тетя Мария не сразу подала иск. Стремясь задобрить вдову, администрация предоставила ей место экономки в заводской конторе, оставив жить в фирменном доме.
Тете Марии вручили ключи от шкафа с чайной посудой и полотенцами, и когда раздавался обеденный гудок, она разносила конторщикам чай и завтрак. Вскоре, когда истек срок для подачи иска, тете Марии пришлось уступить одну комнату старшему охраннику, жившему до этого в первом коридоре; во второй комнате она осталась жить со своим сыном Сашей.
В тот день, когда умер машинист Филиппов, пришел к заплаканной тете Марии Дадаш и сказал, что хотя он знает, какой золотой человек был машинист Филиппов, и что он, Дадаш, по сравнению с ним песок, пыль, он, Дадаш, готов сделать все, чтоб быть сироте полезным чем-нибудь. И, склонившись, он прижал к сердцу Сашу, как сына.
А затем вот смерть явилась и в дом Дадаша.
Часто ходили друг к другу Юнус и Саша. Они были сверстники, друзья. Редко говорил Саша о покойном отце, еще реже Юнус — о матери. Каждый таил боль в сердце.
— Играй с Сашей, как с братом, — приказывал Дадаш сыну. Но излишне было говорить об этом — мальчики были неразлучны.
Баджи смотрела на Сашу и всегда удивлялась, какие у него светлые волосы. Она знала, что волосы у русских людей светлые, и всякого с такими волосами считала русским, но столь светлых, как у Саши, ей еще никогда не доводилось видеть — вот разве что у тети Марии.
При жизни Сары тетя Мария казалась Баджи далекой, чужой; она жила во втором коридоре, она была женой машиниста. Но после того как матери не стало, тетя Мария словно приблизилась. Глаза у тети Марии были синие, щеки — белорозовые, нос — слегка вздернутый. А у матери глаза были карие, щеки — смуглые, матовые, нос — прямой. Почему же напоминала тетя Мария покойную мать? Почему хотелось Баджи подойти к тете Марии, стать подле нее, уткнувшись в ее фартук, в колени?
Баджи приходила во второй коридор, стучалась в дверь к тете Марии. Все в доме Филипповых было не таким, как в доме отца: здесь стояли кровати, стол, шкаф.
Хозяйка усаживала гостью на стул. Непривычно, но интересно сидеть на стуле! Баджи старалась сидеть спокойно: тетя Мария не любит, когда ерзают, если ж сидеть спокойно и наблюдать, как тетя Мария возится по хозяйству, можно заслужить вкусный кусочек.
А вот и книжная полка и над ней — две фотографии. На одной — машинист в машинном отделении среди рабочих, на другой — среди тех же людей дома, за столом, уставленным тарелками и стаканами. И тут и там машинист выглядит очень молодым, и хотя фотографии от времени выцвели и потускнели, Баджи безошибочно различает его среди других.
Книжная полка… Покойный Филиппов был человек умный, бывалый, к нему приходили потолковать о жизни, посоветоваться, попросить книгу. От него-то и получил Газанфар книжку рассказов Горького и прочел «Песнь о Соколе», которую пересказал Дадашу.
Здесь, подле книжной полки, нередко сиживал машинист Филиппов с одним странным человеком. Одет был тот человек не по-рабочему. У него была темная бородка, глубокие внимательные глаза, темные, красиво очерченные брови. Звали его обычно Степан Георгиевич, но иногда называли товарищ Степан.
— Кто он такой? — спросил однажды Юнус Сашу, провожая взглядом Степана Георгиевича, идущего к машинисту.
Саша ответил не сразу.
— Это наш друг… — вымолвил он наконец, но по тону его Юнус понял, что Саша о чем-то умалчивает, и не стал больше расспрашивать.
Однако в другой раз, когда Юнус завел
