Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев
— Ради бога, пустите! — боязливо оглядываясь, взволнованно проговорила девушка.
Парень тоже настаивал:
— Пожалуйста, захватите нас. Если полагается штраф, я уплачу.
— Какой богач нашёлся… Ну, проходите живей! — внял их просьбам помощник капитана.
Девушка без чулок, в полусапожках, сверкнув голенями ног, взбежала на пароход. Парень, поспешая за ней, задел дном сундука за лапу якоря, лежавшего на пристани. Днище сундука оторвалось, и всё содержимое — девичьи наряды и разные безделушки — полетело в воду между пароходом и пристанью. На палубе раздался дружный весёлый хохот. Чужое горе — людям смех. Парень растерянно заголосил:
— Агнюша, глянь-ко, все твои наряды поплыли!..
Агнюша обернулась и от ужаса взвизгнула, точно её придавили:
— Ой, спасите!..
Парень сердито швырнул в воду пустой бездонный-сундук и, с видом храбреца, сказал девушке:
— А ну к лешему!.. Не плачь, Агнюша! Не в тряпках счастье.
Один из матросов успел подхватить багром и вытащить два платья и женскую сорочку.
В пути Терентий подсел к этой молодой паре и заговорил:
— Поспешишь — людей насмешишь. Всё добро в Ковжу высыпали, не жалко?
— А жалко, так плачь! — сердито ответил парень и властно положил руку на плечо девушки.
Та прижалась к нему.
— Поженились? — спросил Терентий.
— Как видишь, — бесхитростно, не глядя ни на кого, протянул парень.
— Сегодня только замуж увожу… Девка самоходкой идёт.
Девушка ласково посмотрела на жениха и, закрыв глаза, чтобы не было стыдно людей, ещё пуще к нему прижалась.
«Чорт возьми! — подумал, глядя на эту пару, Терентий. — Живу я, как неприкаянный: ни кола, ни двора. Клад бы найти да жениться, что ли? Небось, за меня богатого Тоня Девяткова и та бы пошла!.. Нет, — передумал он, — Девяткова скорей выйдет за умного, нежели за богатого… А я до сих пор девок боюсь. А этот, кажись, моложе меня, а уж самоходку прёт… Вот отчаянная башка!..».
— Тебе сколько лет? — спросил Терентий парня.
— Все девятнадцать.
— На два года меня моложе, — промолвил Терентий и добавил без злого умысла: — Говорят, после каждой женитьбы сразу одним дураком больше становится…
Парень добродушно ответил:
— Тебе никто не мешает в умниках оставаться, — и никого, кроме своей невесты, не замечая, он чмокнул её в губы.
Девушка даже глаз не открыла, только улыбнулась ему трогательной улыбкой.
— Вот черти! — восхитился Терентий и снова подумал: «Есть ли в эту минуту на земле люди счастливее их?..».
И, мысленно пожелав им длительного счастья, он задумался о самом себе, о своём новом положении в жизни. А положение было шаткое. Думал долго. Невесело что-то на его душе. В эти часы раздумья казалось ему, что если он раньше не замечал своих ошибок, проходя мимо них, ничуть не заботясь о том, ладно или неладно произошло в его жизни, то теперь, примкнув к бродячему артисту, он не на шутку начал терзаться мыслью, беспокоиться, как бы вообще не случилось с ним серьёзных неприятностей в обществе этого беспечного и, кажется, жуликоватого земляка…
Терентий не довёл до конца своих размышлений, подошёл сзади Косарёв и, ударив его рукой по плечу, сказал:
— Хорош дружок, запер меня в каюте и ушёл. Пришлось через окно вылезать. Где мы едем?..
— Скоро Белозерск.
— Прекрасно. В Белозерске на прошлой неделе я выступал дважды. Там мне делать нечего. Поедем до Череповца. Голова что-то трещит. Надо заказать шекснинскую стерляжью уху. Хочешь?.. Пойдём закусим?..
— Моё дело маленькое, твоё дело хозяйское. Угощай.
Спустились в каюту. Пока готовилась стерляжья уха, Косарёв насвистывал «Кирпичики». Терентий на досуге рассматривал подаренную караванным книгу «Ветхий завет». Перелистал, положил на столик.
— Знаешь что, Павел, — заговорил Терентий деловито. — Поскольку я поступил к тебе помощником, а поступил я не только ради личной выгоды, но и потому, что твои выступления направлены против бога и религии, то я их вполне, значит, разделяю. И больше того: я способен сам кое на что и непрочь для пополнения и оживления твоей программы выступить, скажем, с исполнением собственных стихов на антирелигиозные темы…
— Вот как! Смотри, не заткни меня за пояс. Ты стихи сочиняешь? — удивился Косарёв и засмеялся.
— Для собственного употребления практикуюсь иногда маленько.
— А ну, давай, подекламируй.
Терентий прочёл несколько своих недоношенных, простоватых, но довольно «складных» стишков. Критический потолок у Павла Косарёва был не очень высок. Он одобрительно похлопал Терентия по плечу и поспешно отозвался:
— Да это же талантливо! Вот не знал, вот не знал. Да ты знаешь ли, как это кстати будет! Ну, что ты предлагаешь добавить от себя к моей программе?
— У меня такая мысль: ты разоблачаешь поповские чудеса на примерах с иконами, а я вот этот «Ветхий завет» преподнесу в сопровождении собственных стихотворных пояснений. Только вот придумать надо.
— Валяй. Получится — выступишь. Не получится — не велика и потеря.
Официант, плавно покачиваясь, держа на трёх растопыренных пальцах поднос с двумя тарелками стерляжьей ухи, важно и торжественно вошёл к ним в каюту.
— Пожалуйте-с! Что ещё прикажете-с?
— К такой ухе водка сама просится, — сказал Косарёв. — Как, Терёша?
— Пей один, я ни капли не буду. Я жалею, что и вчера попробовал с тобой выпить, только уж так при встрече, а то бы ни по чём не стал. Водка мне противна.
— Хорошо, трезвенник. Будьте добры — один стакашек водочки. Ему, конечно, чаю стаканов шесть, — пошутил Пашка, кивая на Чеботарёва.
— Не издевайся. Уха не нуждается в чайной приправе.
— Совершенно верно-с! — поклонился официант, — они изволили пошутить. Мы это понимаем!..
Официант был из прежних, бывалых, понимал толк в проезжих людях. Косарёв внушал ему всем своим видом и поведением надежду на то, что от него может перепасть на чай, хотя в первом классе парохода и были вывешены на видном месте печатные ярлыки: «Официанты на чай не берут», «Чаевые унижают достоинство человека».
Подкрепившись довольно вкусной ухой, Терентий взял «Ветхий завет» и, оставив в каюте одного Косарёва, уединился внизу на корме, стал готовить свой «номер» в программу первоочередного сеанса Паули Кессаро.
Рифмованные строки записывал карандашом на полях книги:
Вот книга «Ветхого завета»,
Её читали мы не раз,
Но в этой книге правды нету,
Могу уверить вас.
Открою первые страницы
И, начиная с верхних строк,
Прочту, какие небылицы
Шесть дней творил премудрый бог!..
Так начал Терентий своё вступление к скороспелой и, как ему, вообще, казалось, полезной вещи. Затем он дал соответствующую, с его точки зрения, оценку деяниям седовласого Саваофа и подробно остановился на создании человека — Адама.
Получалась целая антирелигиозная поэма!
Терентий не помнил, сколько времени просидел он на корме парохода.
