Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев
Вниз по Шексне пароход шёл стремительно. День подходил к концу. Миновали Иванов Бор и Топорню, не так далеко осталось ехать до Череповца, — ещё каких-нибудь две-три пристани. Терентий вернулся в каюту. После стерляжьей ухи, как видно, Косарёв продолжал трапезу. Перед ним стояли две опорожненных бутылки. Захмелевший Пашка глуповато улыбался. Вошёл официант. Вежливо справился:
— Вы до Череповца?
— Да, до Череповца, — важничая, ответил Косарёв, — но если понравится, мы можем и до Рыбинска без пересадки.
— Будьте добры, вот счётик-с!..
— Девятнадцать рублей и сколько-то копеек? — небрежно прочёл Пашка. — Чепуха! Это совсем по-божески. Не то, что в Ленинграде, где в ресторанах нещадно дерут. Ну, знаете ли, там такие тузы нэпманы, что они могут вас купить вместе с этим пароходом. Для них пароход, это всё равно, что простому смертному калоши купить.
Положив счёт на тарелку, Пашка сказал:
— Будьте добры ещё скляночку коньяку, фунтика два яблок, расчёт потом…
Официант, извиваясь, удалился, быстро принёс заказанное и, сказав — «Кушайте на здоровье», ушёл снова.
— Пей, Терёша! Это же не что-нибудь, коньяк!
— Не буду.
— Почему? На нашем деле нельзя не пить. Куда же деньги девать?
— Для денег дыр хватит.
— Да, ты не в отца. Того я, конечно, помню лучше твоего. Я тебя значительно постарше… Да, покойный твой отец водочку хлестал здорово…
— А я пить не хочу, не могу и не буду, ты напомнил мне об отце, — проговорил Терентий и глубоко задумался.
Ему представились картины безрадостного детства: пьяный отец, обруганная, избитая мать. С похмелья за верстаком сидит хмурый, неразговорчивый отец, сапожничает. Мать, повязанная платком, около печки, на железном противне выпекает ячменные любимые калачи…
— Нет, я пить не буду, — наотрез отказался Терентий и отставил рюмку с коньяком.
Между тем пароход подходил к Шекснинскому железнодорожному мосту. За мостом пристань. На высоком левом берегу Шексны село Устье-Угольское. Бедненькое село, не чета Устью-Кубинскому, но всё же село — волостной центр с подобающими учреждениями.
Как ни пьян был Косарёв, но корыстная сообразительность не покинула его в эту минуту. Он почесал свою чрезмерно лохматую голову, поморщился и, ударив ладонью по столешнице, твёрдо решил:
— Терёша, бери билет в зубы, а твой и мой чемоданы в обе руки, выходим здесь. В Череповец ехать я раздумал.
— Почему?
— Объясняться будем на берегу, — засмеялся Косарёв. — Сказано — выходим здесь!..
— Моё дело маленькое, куда игла — туда и нитка, — послушно отозвался Терентий и, так как был уже второй свисток, схватив чемоданы, поспешно направился к выходу.
Прошло две-три минуты. Косарёв вышел за ним. Пароход отвалил от пристани.
А потом, сидя с Терентием на своём чемодане, пьяный Пашка таращил вставной стеклянный глаз, а другим, настоящим, подмигивал вслед уходившему пароходу и, помахивая шляпой, насмешливо говорил:
— Мерси, камрад-официант, прошу прощения, позабыл я с вами рассчитаться за коньячок, за стерлядку и прочее. Позабыл-с!..
— Да ты, видать, с намерением позабыл? — возмущённо спросил Терентий.
— Не всё ли равно. Деньги всегда и везде пригодятся. Надо их уметь экономить.
— Ну и ну! Как это называется? Подлость? Мелкое жульничество?.. Не думал я, что ты такой… гаденький…
— Как хочешь, называй, мой грех, я в ответе. — Пашка нагло захохотал и, взяв чемодан, поплёлся к волостному исполкому.
Терентий шёл позади него и ругал себя за то, что ушёл с баржи с этим, как теперь ему стало ясно проходимцем.
В исполкоме Косарёв подошёл к телефону и ухитрился соединиться с Вологдой.
— Алло! Это Вологда? Дайте железнодорожный клуб, заведующего… Благодарю… Здрасьте… Говорит с вами известный научный артист, лектор-разоблачитель Паули Кессаро. Предлагаю свои услуги — выступить в первую очередь в вашем, затем в других клубах города. Тема — разоблачение различных проделок духовенства. Могу завтра вечером. Прошу иметь в виду. В печати объявлений не нужно. Обойдёмся афишами. Будьте здоровы! Что? Билеты? Не свыше полтинника первые места. Всего! Кланяюсь!..
Вышел из исполкома довольный, неунывающий. Заметив опечаленного Терентия, Пашка хотел развеселить его:
— Что, Терёшенька, не весел, отчего ты нос повесил? Дела у нас начинаются неплохо: сегодня гуляем на станции Шексна, завтра выступаем в Вологде в клубе железнодорожников… Понимаешь, телефон, — замечательная вещь телефон. Две-три минуты разговора — и готово дело. Удобство-то какое!.. А не помнишь ли ты, у нас там по соседству с Попихой стояла мельница-ветрянка. Бывало старик-мельник Николаха Королёв залезет на мельницу и за версту кричит в поле:
«Машка! Иди домой, ставь самовар!..».
Та разогнёт спину на жнитве, голосу нехватает, возьмёт да снопом ему в ответ помашет: «Иду, дескать, иду!..».
— Погоди, дай срок, и в наших деревнях со временем будут телефоны, и радио будет. Кинопередвижки появились, не говоря уже о библиотеках-передвижках, те давно есть. Ты, Павел, оторвался от деревни, тебя не трогает и не интересует её жизнь, — с упрёком проговорил Терентий. — Если говорить правду, так, на мой взгляд, как я теперь точнее понял, ты и с религией-то борешься как ремесленничек, постольку-поскольку, да ещё с помощью каких-то халтурных махинаций, которые приносят тебе выгоду на пропой души.
Разговор Косарёву определённо не понравился. Недовольный артист-разоблачитель почувствовал, что ему с «администратором» долго не ужиться. Ночь провели на мягкой траве в садике около вокзала. Ночь была тёплая, тихая, светлая.
Терентий безмятежно спал. Косарёв тут же, где они примостились, пропивал оставшиеся от вытегорской выручки деньги. Кстати сказать, он не имел бы ни гроша, если бы не сбежал с парохода, не рассчитавшись с официантом.
Днём подошёл к станции поезд Ленинград — Новосибирск, на две-три минуты остановился.
— Как же без билетов? — тревожно спросил Терентий своего временного хозяина.
— Я никогда не покупаю билета на близкое расстояние. Подумаешь, тут всего четыре часа езды. Веди себя скромней, если не умеешь быть нахальным. Положись на меня — и поехали. Бери мой чемодан, шагай за мной!
— Нет, я на последние гроши, но билет возьму, не хочу неприятностей, — и побежал в кассу.
В переполненный вагон Косарёв входил приосанившись, как большой начальник. Проводник остановил его:
— Ваш билет?
Косарёв обернулся и, роясь в бумажнике, небрежно ответил:
— У меня провизионка по всей Северной железной дороге…
Проводник молча посторонился.
— Едем по специальному вызову железнодорожного начальства, — как бы мимоходом сообщил Косарёв, а спустя несколько минут, вынув из кармана записную книжку и карандаш, стал допрашивать проводника:
— Номер вашего вагона?
— 2832 — постоянный, составной на сей раз, как изволили заметить, номер шесть.
— Почему он так на ходу подозрительно поскрипывает и колёса что-то фальшивят?
— Не могу знать, на то есть надсмотрщики.
— Надсмотрщиков вы должны предупреждать. Когда ваш вагон был в последний раз в ремонте?
