На рассвете - Игорь Семенович Чемеков
Хлеб и деньги — вот на чем разошлись позиции районных руководителей и председателя Костожогова. Позиция первых — «отдайте все сверх плана сколько сможете». Позиция второго — «отдадим сверх плана сколько захотим, ибо излишками имеем право распоряжаться по своему усмотрению — колхозу нужны большие деньги».
Было время, областная газета через всю полосу напечатала: «Колхозники артели „Ленинский путь“ первыми в области начали замечательное движение за увеличение денежных доходов, за наведение строжайшего режима экономии в хозяйстве».
И тогда Корней Мартынович не уставал развертывать перед многочисленными экскурсантами, как он выражался, «генеральную программу» достижения объявленной цели сделать колхоз богатым.
— Прошу учесть, ведь мы не мандаринами, не виноградными винами, и даже не огурцами, не капустою, — мы не пригородная зона — мы глубинка! — и потому не спекуляциями-махинациями, а только лишь бережливостью, рациональным, научным ведением дела в полеводстве и во всем хозяйстве создаем достаток, накапливаем большие средства для безостановочного и все более капитального строительства, для всестороннего расширения производства!
Экономия-бережливость, выжимание на любом-всяком деле обязательной прибыли — это стало пуще неотступной болезни, стало коньком Корнея Мартыновича.
Потворствовали, превозносили… В зените славы передовому председателю казалось, что он добр к людям и они его любят, потому и работают дружно, потому и любое замышленное им дело подхватывают на ура, осуществляют все его замыслы, так что и не предвидится конца-края такому деятельному единению главы коллектива со всеми рядовыми работниками. Он не раз высказывал убеждение — и его уловили газеты: «Наш народ беспокойный, на месте не хочет стоять, все вперед рвется… Потому и руководитель не должен задерживаться в росте. Отстанешь — потеряешь доверие людей!»
Корней Мартынович не кривил душой.
В самом деле кипучей жизнью жило Горелое, старинное русское село. Выйди на улицу ясным ранне-весенним ли, зимним ли утречком, когда еще нечего делать в полях, то в отличие от окрестных селений, где стоит-держится нерушимая тишь и блажь, здесь повсюду слышно — стучат топоры, на высоких нотах поют циркульные пилы. В воздухе веет запахами густой сосновой смолы и березовой сладко ватой стружки.
Прикатит в Горелое частый гость — местный корреспондент, пробежится туда-сюда, возьмет на карандаш то и се, а завтра читайте в газете лирическое вступление с деловым перечнем, мол, «до чего ж, товарищи, усладителен и бодрящ этот душистый, чуть хмельной воздух! Так и просятся на язык слова поэта: „И жизнь хороша, и жить хорошо!“ Умелые руки гореловских мастеров уже многое, многое понастроили. На общественной усадьбе возведены капитальные зернохранилища, сараи для сушки махорки, механическая и деревообрабатывающая мастерские, кирпичный завод с кольцевой обжиговой печью, автогараж… На речке Шишляйке и на реке Ключевой пущены в ход гидроэлектростанции!»
В ту пору ни у какого другого колхоза не то что в районе, во всей области ничего похожего не было! А позднее гореловцы воздвигли несравненно более лучшие строения, до неузнаваемости преобразили вид села, но вот эта начальная пора послевоенного подъема и расцвета хозяйства «Ленинского пути» была самой счастливой в жизни Корнея Мартыновича.
…И вот зал парткабинета заполнили председатели и парторги колхозов, работники аппарата райкома и райисполкома. Должно быть, многие с интересом ждали откровений ныне «опального», а в прошлом куда как знатного хозяйственника.
Слушать начали внимательно, кое-кто старательно принялся конспектировать, точно шла лекция солидного ученого. А погодя на лицах стали засвечиваться странные, полуодобрительные, полуиронические улыбки.
В заключение доклада Костожогов высказал — подчеркнуто! решительно! — свое главное кредо:
«Каждый колхоз должен быть как ячейка, полная медом. Наливать надо колхоз до краев, а мы, сами того не сознавая, ведем его по пути разорения… Тогда и все государство будет как полномедный улей».
Бог мой! И что тут началось! Шквал выкриков, смех, аплодисменты, только что на свист никто не отважился. Слушатели весело раскололись на «потворников» и противников костожоговской «экономполитики».
Первым захотел высказаться председатель колхоза «Орбита» отставной полковник Ивасин. Гладколобый, упитанный, всем своим видом, голосом, жестами являющий довольство жизнью, оптимизм, благополучие. Облизывая свои мясистые губы, щурился весело, перед тем как выдать первую эффектную фразу:
— Вот это так фунт изюму нам на закуску, товарищи! — Ивасин огладил свой раздвоенный подбородок. — Сладко, не правда ли? Но ведь вот какая петрушка-то… Вроде бы сей душистый пасечный образ несет в себе некоторый примечательный смысл… Одначе вдумаемся хорошенько! Тут нас подстерегает великий подвох. А он, между прочим, затаился в виде маленького пчелиного жальца, которое Костожогов нацеливает против нас, против нашего общепринятого представления, что колхоз, набирая могущество, должен и обязан вносить все более весомые вклады в государственные закрома. Коллега почти договорился до абсурдного положения, будто наше государство имеет тенденцию разорять колхозы. А?! Как вам это нравится?
После выпада Ивасина воцарилась мертвая тишина. Костожогов вполголоса, без нажима проговорил:
— Нам следовало бы пойти на выучку к полковнику Ивасину, как надобно пополнять общенародные закрома. У него все тока проросли. Зеленой шубой покрылась пшеничка-то.
Ивасин под смешки зала попытался отделаться неуклюжей шуточкой:
— Ему говорят про Ерему, а он про своего Фому…
Пожелал блеснуть глубиной познаний главный зоотехник района, грузный, рыхлый, с астматической одышкой Алексей Иванович Шерстопятов:
— Разрешите и мне! Поскольку мы тут занялись анализом образного выражения… Я тоже имею сказать кое-что про ячейку и улей. Сведущий в пчеловодстве знает, что если полномедный сот не откачать своевременно, то мед может или заплесневеть, или окаменеть. В общем, утратит пищевые и товарные качества — цвет, вкус, аромат. Как известно, пчелы, когда готовятся к новому взятку, выбрасывают вон из улья некачественные старые запасы. Чистят, лудят каждую ячейку, прежде чем лить в нее свежий нектар. При этом они расходуют уйму энергии на уборку гнезда, в то время как могли бы с большей пользой для своего улья, то есть для своего пчелиного «государства», хлопотать в горячее время под солнышком на живых цветах. К тому же, у пчел не появляется особого энтузиазма, необходимого рабочего тонуса, чтобы создавать новый продукт, если видят, что у них в закромах еще
