Родники рождаются в горах - Фазу Гамзатовна Алиева
— Поторопись, не всегда такой праздник бывает, — Садулаг ногой подвинул брату стул.
— Хотите вкусно есть, чисто одеваться и учиться? — спросил отец.
— Вы смеетесь над нами! — обиделся Садулаг.
— А какой толк будет от того, если мы захотим? — вздохнул Хизри.
— Может быть, и будет толк, сперва поужинайте, потом потолкуем.
Садулаг вытер ладони о брюки.
— Бисмиллах, пусть удвоится, утроится в этом доме то, что мы съедим, — произнес он. — Пусть другого ущерба не понесет этот дом! Умершим — покойный сон, живущим — здоровье и долголетие!
— Ты слышала, Парихан? Садулаг, повтори еще, — смеясь, попросил отец.
Мальчик, не смущаясь, повторил все слово в слово. Хизри потихоньку ел.
Ребята после ужина повеселели, а отец рассказал им о детском доме, обещал сам отвезти их туда и устроить.
— Если досыта дают есть, я куда угодно пойду, — заявил Садулаг.
— Да что у вас там, родственники, что ли? Кому это нужно нас кормить и одевать? — усомнился старший.
Отец положил Садулагу руку на плечо.
— Вы будете там жить как дома, только надо хорошо учиться!
Ребят никак не могли уговорить лечь спать в комнате, постелили им на веранде. Утром на заре отец мочалкой отскреб с них всю грязь. Мама быстро подогнала на мальчиках отцовские гимнастерки и брюки, купила им ботинки.
Чистые и благообразные, сидели ребята за столом вместе с нами. Мама, подавая на стол, шепнула отцу:
— Ну что за красавцы! Особенно хорош Садулаг.
— Скакуном или клячей быть жеребенку, узнают по его ногам, — сказал отец. — Видно, что ребята станут настоящими джигитами, если, конечно, направить их на верный путь. Кем бы я стал, не возьми меня командир отряда? Он меня заставил учиться. Многим я ему обязан. Всегда мечтал сам кому-нибудь помочь.
Ребятишки ели быстро, как чабаны, когда стадо их разбегается. Садулаг рассовывал по карманам куски хлеба, а Хизри посматривал на нас и краснел за брата. Отец заметил уловки Садулага и тихонько сказал маме, чтобы она целый день не убирала со стола хлеб.
Мальчики быстро привыкли к нам, я подружилась с ними, особенно с Садулагом. Каждое его слово заставляло меня смеяться. Он был неистощим в выдумках. Минуты не сидел спокойно. Только что, взобравшись на столб, он строил нам гримасы, не успели мы повеселиться вволю, а Садулаг уже плясал на крыше.
Ребята помогали маме по хозяйству.
— Что нужно сделать, тетя Парихан? Куда пойти, тетя Парихан? — спрашивали они, бегая за мамой. Хизри нарубил дров, укрепил замазкой стекла в рамах. Мальчики вызвались покрасить двери и окна. Но мама не разрешила.
— Отдыхайте, мои орлята, набирайтесь сил, — говорила она.
Так было два дня.
Утром третьего дня ребята исчезли. До полудня отец не особенно беспокоился. Но ближе к вечеру родители встревожились.
— Значит, совсем убежали, — повторял отец, то и дело выходя на крышу.
Мать молчала, ее лицо стало пасмурным.
У меня в глазах сгущались тучи, вот-вот готовые пролиться дождем. Без новых друзей было как-то пусто.
Вечером, с шумом распахнув двери, в комнату ворвались мальчики. Щеки их горели, глаза сияли. Садулаг прижимал к груди, как драгоценный клад, свою шапку. Лицо отца прояснилось, мама вопросительно глядела то на одного, то на другого.
— Патимат, я поймал тебе куропатку! — крикнул Садулаг. — Смотри, вот она у меня в шапке.
Действительно, в шапке Садулага сидела испуганная куропатка. От радости я запрыгала.
— И мне, и я хочу, — захныкала Нажабат.
— И тебе бы я поймал, да вот он спугнул, — объяснил Садулаг.
— Не стоит держать в неволе птицу, привыкшую к свободе, — сказал отец.
— Ты огорчаешь мальчиков. Они счастливы, совсем как охотники, убившие льва, — шепнула мать.
— Это наш подарок Патимат, — захлебываясь от восторга, говорил Садулаг. — Куропатка станет ручной. А пока смотри, чтобы она не улетела. — Он передал мне птицу.
— Ну, если это подарок… — смягчился отец.
— Дядя Ахмед, можно я возьму доску и гвозди, собью для нее домик? — спросил Садулаг.
— Много разговариваешь, — толкнул его локтем Хизри.
— Рот у меня не только для того, чтобы жевать, — отозвался Садулаг.
— Дети, вы, наверное, проголодались, — сказала мать и пригласила всех к столу.
Через день отец повез Садулага и Хизри в Махачкалу. Мы всей семьей пошли их провожать. Больше других печалилась я.
— Папа, возьми и меня тоже, — просила я. — Возьми!
Мальчики обещали часто к нам приезжать…
Не знаю, сколько бы стояла я на дороге, глядя им вслед, если бы не Омардада. Он возвращался домой и, увидев меня, окликнул.
— В чем провинилась куропатка? — он погладил птицу по головке. — Зачем ты держишь ее под арестом?
— Мне ее подарил Садулаг…
— Ты только посмотри, дочка, какие печальные у нее глаза!
Сквозь слезы посмотрела я на свою пленницу, и мне показалось, что птица тоже плачет.
— Она горюет, что уехали Садулаг и Хизри? — спросила я Омардаду.
— Нет, доченька, — ласково ответил Омардада, — у нее отнята свобода.
— Ведь я ее хорошо кормлю, насыпаю зерна, наливаю воды. Садулаг сказал, что она будет ручной.
— Ты еще несмышленыш, Патимат. Пойдем, я тебе расскажу кое-что.
— Сказку, Омардада? — обрадовалась я.
— А уж и не знаю, сказку или быль слышал я от отца. Тогда я тоже еще был глупым и ловил птиц.
Я теснее прижала к себе куропатку.
— Сядем, доченька, здесь, на меже. Видишь, как славно и дружно созревают колосья? Слышишь, как они шепчутся между собой?
Я прислушалась к тихому шелесту желтеющей пшеницы.
— А о чем они шепчутся? — спросила я.
— Сама научись понимать язык природы. У каждого цветка, у всякой травинки свой голос, свои секреты.
Я приложила ухо к траве. Ничего я не услышала и не поняла, но мне стало любопытно. «А вдруг и колосья, и цветы, и травы вправду живые и разговаривают?»
А Омардада поглядывал по сторонам и чему-то улыбался.
— Ну, а сказка? Я хочу сказку, Омардада!
— Было это очень давно. Один король, путешествуя по чужой стране, очутился в прекрасном, благоухающем саду. До него донеслась песня, такая нежная и сладостная… Подобной ему никогда не приходилось слышать. Король велел остановиться в этом саду на ночлег и найти звонкоголосую певунью. Оказалось, что пела некрасивая серая птичка. Но она никому не давалась в руки. Король обещал большую награду тому, кто поймает ее, — и к утру держал в руках соловья. Счастливый, возвращался король в свое королевство, но, к его удивлению, невзрачная пичужка молчала всю дорогу. Не запела она и во дворце, в золотой клетке, где ее вкусно кормили. Тогда, собрав всех своих министров, король спросил у
