Родники рождаются в горах - Фазу Гамзатовна Алиева
— Дядя Жамал, у нас родился брат! — похвалилась Нажабат.
Жамал рывком остановил коня и, наклонившись вперед, спросил:
— Что?!
— Наша мама родила нам братика!
Конь Жамала нетерпеливо бил копытом:
— Чтоб ты слетел с кручи, окаянный! — Жамал огрел коня кнутом. Конь заржал, рванулся, и только мы его и видели.
Надвинув на лоб белую войлочную шляпу, Омардада косил на лужайке траву. «Харт, харт, харт!» — будто приговаривала коса.
Мы смотрели на Омардаду издали — подойти ближе побоялись: так широк и силен был взмах косы.
У белого камня старик остановился, отметил широкими шагами участок еще не скошенной травы и положил на его краю белый камень. Разогнув спину, он посмотрел в нашу сторону. Мы подбежали.
— Ну, зайчата, с чем пришли? Тетя Халун меня зовет? — спросил он, вытирая шапкой пот с лица.
— Нет, нас послала мама! У нас родился брат! — крикнули мы в один голос.
— Вах! Вах! Вах! — Омардада погладил бороду, оглянулся вокруг.
Неподалеку щипала траву черная овца, а рядом играли два ягненка.
— Вот тот, с черным пятнышком на кончике хвоста, теперь твой, Патимат, а тот, у которого на лбу звездочка, — для Нажабат. Я дарю вам их за добрую весть!
Нам давно хотелось, чтобы у нас были свои ягнята, и мы, забыв обо всем, побежали к ним.
— Алхамдулиллах! Родился еще один мужчина в нашей семье, продолжатель имени и рода нашего, — проговорил Омардада, протягивая могучие руки к солнцу.
«Харт, харт, харт», — снова запела коса. Омардада шел к белому камню, оставляя за собой волны упавших трав.
Мать ушла к Халун, а я сидела у колыбели брата и тихонько напевала песню, которую слышала от мамы:
Баю, моя отрада,
Гордость, печаль моя, спи.
Спи, моя грусть и радость,
Дума и даль моя, спи.
Ты еще только корень,
Корнем крапивы не стань!
Вырасти корнем сильным
Плодового деревца,
Чтоб от стыда за сына
Не прятала я лица.
В комнату, не постучавшись, вошли два мальчика в лохмотьях, босиком. За спиною у них висели мешки. Одному на вид было лет тринадцать, другому — восемь-девять.
— Дома никого нет старше тебя, маленькая? — ласково спросил один.
— Сейчас придет мама, — испуганно ответила я.
— А что, без мамы хорошая девочка не может нам что-нибудь подать?
— А что вам нужно?
— Муки, сыра, хлеба! Голодному все годится, кроме камня и земли! Все от добрых людей принимаем. Надо его наполнить. — Старший ударил по животу.
— А почему вы голодные? Неужели папа и мама вас не кормят? — удивилась я.
— Нет у нас ни папы, ни мамы, — ответил младший.
— А кто же вас родил?
— Отец наш зимой погиб в горах, — сказал старший. — Мама умерла от тифа. У нас есть бабушка, но она совсем слепая.
Я повела их к ларю с пшеничной мукой, насыпала каждому в мешок по ковшу.
Младший с завистью посмотрел на мешок брата.
— У него больше!
Я добавила еще ковш.
— Видно, он тебе больше полюбился, — упрекнул меня старший.
Пришлось снова лезть в ларь.
Муки у нас сильно поубавилось, зато заметно распухли мешки маленьких нищих…
Вечером мать взялась готовить лепешки, да так и застыла с ковшом в руках.
— Кто-то украл муку!
— Неужели ничего более ценного в доме не нашлось? — засмеялся отец.
— А что же, мука сквозь землю, что ли, провалилась? Еще утром ларь был полным.
— Патимат что-то приуныла, может, она знает? — Отец поманил меня к себе. — Ты, Патимат, никогда нас не обманывай, говори только правду! Ложь цепью тянет за собой все плохое… Что ты можешь сказать?
— Папа, два оборванных мальчика приходили… Я им и насыпала муки. — Я заплакала.
— Ой, глупая, как ты им всю не отдала? — рассердилась мама. Она хотела меня шлепнуть.
Отец взял меня на руки.
— Ты, Парихан, дочку не трогай!
— Она знает, что ты за нее всегда заступаешься, и делает глупости. На что это похоже! Весь запас муки отдать каким-то попрошайкам! Совсем, видно, бессовестные! Обманули девочку.
Стараясь разжалобить родителей, я рассказала о маленьких нищих. Да еще присочинила, будто видела их спящими на улице, а какие-то ребятишки бросали в них камни, науськивали на бедняжек собак. Отцу понравилось, что я пожалела мальчиков.
— Дочка в отца пошла, — заметил он. — Родилась с добрым сердцем. Только тот, у кого зубы болели, знает, что такое зубная боль.
Мама смягчилась.
— Ну, с тобой, Ахмед, уж ничего не поделаешь, а Патимат меня беспокоит. Готова последний кусок отдать. Недаром нищие, когда идут за милостыней, то говорят, что хорошо застать в доме незамужнюю девушку или неженатого парня. Она должна вырасти хозяйкой, дом держать в порядке.
Пока мама готовила еду, отец подробно расспрашивал меня о мальчиках: «Куда они ушли? Какие они были?» Толком описать, как они выглядели, я не смогла. Запомнила только, что у младшего на веке чернела родинка.
— Куда ты? — спросила мать, заметив, что отец одевается.
— Я не успокоюсь, Парихан, пока не разыщу этих ребятишек!
Долго пришлось нам ждать отца, но пришел он с обоими мальчиками. Приунывшие, испуганные, ребята вошли в комнату. Видно, они думали, что им крепко влетит. Я удивилась — за плечами у них болтались совсем пустые мешки.
Старший вытащил из-за пазухи небольшой мешочек. Зубами развязал узелок. Комок смятой бумаги вывалился на стол. Оказалось, что в узелке бродяга хранил деньги, которые и положил перед моим отцом.
— Мы продали муку, — сказал он.
Младший погрозил брату кулаком.
— Не только ихняя мука была в мешке, — сказал он сердито. — Там и нашей на дне было немало.
Неожиданно для всех отец похвалил мальчиков.
— Молодцы! Возьмите деньги обратно. Вы же не украли муку — ее вам насыпала моя дочка.
— Да, она сама дала нам муки, — совсем расхрабрился младший. — Больше денег я Хизри не доверю. — Он стащил с головы рваную лохматую шапку. Вывернул ее наизнанку. Запрятал деньги под подкладку, аккуратно приколол английской булавкой и снова нахлобучил шапку.
— Не будь, Садулаг, дураком, — сказал Хизри. — А если ты ее потеряешь?
— Моя шапка потеряется только вместе с моей головой, — гордо сказал Садулаг.
— И спать ты тоже будешь в ней?
— Положу под голову, пусть попробует кто-нибудь украсть.
Я смотрела на них очарованная, а Нажабат, вывернув наизнанку полушубок отца, взяла большую палку и передразнила Садулага.
— Чего ж ты, Парихан, ждешь, накорми молодцов, — сказал отец, подмигнув маме.
— Принеси, Патимат, лепешек и брынзу. Видишь, у меня на руках спит Магомед-Жавгар.
— Садитесь, ребята, садитесь, — говорил отец, кивком показав на стулья.
Садулаг
