Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев
— Вот бы и ты был у меня пограмотнее, сказал бы слово…
Но Копытин угрюмо молчал и не слышал, что говорила Дарья.
После Фокина выступил кооператор Мякушкин. Он говорил о кооперации, как о столбовой дороге к социализму, приводил ленинские слова о плане электрификации страны и закончил своё выступление предложением назвать главную улицу в селе именем Ленина.
Терентий Чеботарёв рассказал свои впечатления о переживаниях и настроениях рабочих Красной Пресни, которые ему пришлось наблюдать во время болезни Владимира Ильича. Во всех речах слышалась скорбь о тяжёлой утрате, постигшей народ, но чувствовалась и уверенность — дело Ленина будет жить и развиваться под руководством созданной им большевистской партии.
Поздно расходились усть-кубинские граждане с митинга. На тёмных неосвещённых улицах села о посвистом и завыванием бушевала снежная вьюга, заметая протоптанные от дома к дому тропки-дорожки. Вернувшись домой, Терентий и Алёшка Суворов долго не могли заснуть. Разговоров и безмолвных размышлений хватило почти до утра. Рано утром хозяйка квартиры, неосторожно гремя вёдрами, разбудила своих жильцов. И опять у ребят разговоры:
— Я думаю подать заявление о приёме в партию, — сказал Суворов, — только вот не знаю, у кого просить рекомендацию. Надо таких рекомендателей, чтоб со стажем.
— Есть такие, — отозвался Терентий, вставая с постели, — обратись к Пилатову, Вересову, ну, к тому же Мякушкину из сельпо.
— К Мякушкину, пожалуй, я не сунусь за рекомендацией, вот если вместо него к большевику Серёгичеву.
— А почему тебе Мякушкин не нравится? Членский, стаж он имеет три года, чего ещё?..
— Не в стаже тут суть, — возразил Алексей, делая вольные гимнастические движения. — Во-первых, он меня ещё мало времени знает, а во-вторых — разные факты, слухи и разговоры о нём нехорошие. Вчера вечером Мякушкин речь говорил, всё правильно; все точки и запятые на своём месте, и то, что кооперация — столбовая дорога к социализму, тоже верно. Но я вот, как тебе известно, по совместительству состою в ревизионной комиссии кооперации. Мякушкин очень любит командировки, ездит-ездит неизвестно куда и привезёт неизвестно что. Впрочем, как неизвестно? Ездил тут он как-то с дружком своим Бараевым до самого города Баку. Накупили там вроде бы каких-то товаров, упаковали в ящики, сдали по весу в багаж, а в сельпо в тех ящиках вместо ценного потребительского товара прибыл булыжник и всякий хлам. Всю вину Мякушкин и Бараев на железную дорогу сваливают, она, дескать, в краже товаров виновата… А обошлась та поездочка нашей кооперации в четыре тысячи рублей… Или ещё пример: сам знаешь, очень большой у нас в сельпо спрос на ситец и грубую материю, на штаны и прочее. Поехал опять как-то Мякушкин за дешёвой материей, а привёз двадцать ящиков портвейна и мадеры. Нет уж, спасибо, к нему я за рекомендацией не пойду.
— Да, фактики достойные обсуждения и осуждения, — согласился Чеботарёв и тут же упрекнул Алёшу: — Ты комсомолец, член ревизионной комиссии, а умалчиваешь о таких проделках.
— Ну, это как сказать! — отозвался Суворов, — мы всё это заактировали и акты в Северосоюз в Вологду направили.
— А там ваши бумажки подшили к делу?
— Может быть.
— О таких фактах шуметь надо, Алёша, шуметь, чтоб и Мякушкину и другим неповадно было. Для чего же тогда ревизионная комиссия, для чего же судья Фокин существует? Быть может и ему не нужна материя на штаны, а нужна выпивка?.. Нет, Алёша, так поверхностно смотреть нельзя: акты посланы и с плеч долой. А ты комсомолец, ты в день смерти Ленина заговорил о вступлении в партию. Хорошо. Правильно. Давай-ка против непорядков в нашей кооперации действуй решительней, через газету. Будь уверен, тогда обратят внимание.
— Мне непривычно в газету писать. Рука не набита.
— Скажи прямо: не хочешь с кооператорами отношения портить.
Суворов покраснел:
— Нет, право-слово, писать не умею, хотя и учился больше твоего, а слога такого нет.
— Пустяки! — сердито заметил Терентий. — Помню, я в прошлом году читал в «Правде» воспоминания товарища Сталина о том, как зарождалась большевистская газета «Правда». В ту дореволюционную пору товарищ Сталин, призывая рабочих участвовать в печати, указывал, что «нужно только смелее браться за дело: раза два споткнёшься, а там и научишься писать…». А теперь у нас армия селькоров и рабкоров — помощников партии!.. Почему же ты, Алёша, о беспорядках в сельпо не хочешь писать в газету?..
Приятели, размолвившись, ушли на службу: Суворов — в контору страхового агента, Чеботарёв — к себе в читальню, затем в среднюю школу и в комитет комсомола. Надо было сегодня же до вечера, невзирая на мороз и глубокий снег, собрать комсомольцев и наломать в лесу столько вересу, чтобы хватило свить венки на все ленинские портреты во всех советских учреждениях села Усть-Кубинского…
Прошли траурные ленинские дни, на весь мир прозвучали памятные слова сталинской коммунистической клятвы у гроба Ленина. Вскоре начался ленинский призыв рабочих, в партию.
В Устье-Кубинском, на стекольном заводе и на бывшей рыбкинской лесопилке в эти дни вдвое увеличилась партийная организация.
Приток новых членов в партию был заметен и в сельской ячейке. Из уезда приехал толковый лектор. В волостном комитете партии он читал трёхчасовые лекции об основных трудах Ленина.
XXIII
Кружок селькоров стал собираться чаще. И каждый раз, прежде чем послать заметку в губернскую или в центральную газету, её обсуждали, проверяли на месте, заручались подтверждающими материалами. Однажды Суворов, после настойчивых уговоров Чеботарёва, принёс на обсуждение селькоровского кружка дело ревизионной комиссии. В материалах разобрались. В Вологодской газете вскоре об усть-кубинском кооперативе одна за другой появились заметки с заглавиями: «Всю республику объехали, а пользы ни на грош!» и «Есть выпивка, но нет на штаны».
Председатель сельпо Мякушкин, усмотрев в этих заметках подрыв авторитета кооперации, скомкал со злостью газету и побежал к Пилатову жаловаться.
— Это же позор! — прокричал он, вбегая в кабинет секретаря парторганизации, и тяжело опустился на диван: — Я не против критики, но пусть он, селькор этот самый, знает меру. Ведь мало ли что случается: вином торговать никому не запрещено, а на закупку мануфактуры оборотных средств нехватило. Что касается похищенного багажа в пути из Баку, так разве это так просто узнать, где и кто и на какой станции заменил товары булыжником. Никто руки-ноги не оставил при этом. Попробуй узнай. А ведь счета и накладные на товары, шедшие в багаж, у нас имеются…
— А чорт вас знает, — перебил Пилатов Мякушкина. — Может быть вы товары пропили с Бараевым, а кирпичи, булыжины и всякий хлам отгрузили. Дело тёмное…
— Вот именно тёмное. Милиция этим занимается. Зачем же
