Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев
Сила слова об Ильиче покорила собрание.
Речь старого большевика горячо и плавно лилась, проникая в сознание людей. Он говорил о том, чего не досказал собранию директор: о высокой себестоимости промышленных товаров, о повышении трудовой дисциплины и о том, что наши рабочие и рабочие Германии — члены одной интернациональной семьи, и что мы должны материально помочь своим братьям по классу вырваться из пут капитала. В заключение, о здоровье Владимира Ильича представитель ЦК сказал:
— По сообщению профессоров и врачей, здоровье товарища Ленина с каждым днём улучшается. И, очевидно, в скором времени Ильич займёт свое место в Совнаркоме.
Взрыв рукоплесканий покрыл последние слова оратора. Послышались голоса:
— Послать приветствие Ильичу!..
— Желаем выздоровления и много лет ему здравствовать!..
Пожилая женщина, бросившая едкую реплику против оказания помощи рабочим Германии, теперь утирала платком слёзы и, уловив момент, при всеобщей тишине поднялась с места, заговорила:
— Передайте Владимиру Ильичу: если в Германию понадобятся на помощь люди, мы все, как один, пойдём… Я первая пойду и двух старших сынков пошлю за революцию постоять. Мы не забыли полицейских нагаек, мы помним имена наших рабочих, расстрелянных здесь на Пресне в 1905 году…
В конце собрания, вне повестки дня, председательствующий сказал:
— Прошу, товарищи, не расходиться. У нас сегодня присутствуют гости, крестьяне, приехавшие на выставку из разных концов Советского Союза. Сейчас мы послушаем их, как живёт, о чём говорит и что шепчет деревня. Какие требования предъявляют нам трудящиеся крестьяне?..
— Слово имеет крестьянин Валуйского уезда…
Пока один за другим бойко выступали шесть деревенских активистов, подготовился к выступлению и попросил слова Чеботарёв. Выйдя на сцену к президиуму, в низком обширном помещении, он увидел перед собой огромную, трёхтысячную массу рабочих, и первое, что пришло ему в голову, это было сомнение: будут ли они его слушать?
— Товарищи рабочие! Я представитель вологодской деревни. Раньше Вологодчина была местом политической ссылки, краем богатой наживы для крупных лесопромышленников и торгашей. Ну, славилась и славится наша губерния качественным сливочным маслом. Есть у нас много кустарей. Но надо сказать, что маслодельная и кустарная промышленности сплошь и рядом пока ещё в руках частников, которые втридорога дерут с мужика за промышленные товары, в том числе и за ваш ситец, а за молоко, за хлеб, за кустарные изделия частники стараются платить столько, что крестьянину нехватает даже на существование. Но этого мало. Теперь-то, при своей рабоче-крестьянской власти, хочется мужику жить по-настоящему. Законное право. А этого права крестьянин может добиться только в смычке, в дружбе, в союзе с вами, рабочими. Нужно, теперь, при устойчивом червонном рубле, как можно скорей и решительней изжить немыслимое расхождение цен между продукцией сельского хозяйства и городскими товарами. Вот председатель собрания поставил перед нами вопрос: о чём шепчет деревня? А я скажу: когда мужик шепчет — это нехороший признак. Надо раз и навсегда научить крестьянина говорить вразумительно и открыто. Пусть резко, но открыто, как вот, скажем, говорят рабочие, не боясь резать правду-матку в глаза своему директору и представителю партийного руководства. А для этого нужно поднять уровень сознательности крестьянина. За эти годы многое сделано. Деревня культурно растёт. Но тихий и враждебный шопот кое-где слышится по тёмным углам деревни. Пользуясь трудностями деревенской жизни, пользуясь нуждой крестьянина, этот враждебный шопот недовольства распространяют кулаки и нэпманы-торговцы, скрытые и явные враги советской власти…
Собрание рабочих внимательно слушало выступление простоватого на вид вологодского парня. Несколько минут стояла полная тишина в зале. Сосредоточенные, молчаливые, суровые взгляды рабочих впились в Чеботарёва… И лишь когда он гневно заговорил о врагах советской власти, мешающих бедноте упрочить своё положение в деревне, послышались в передних рядах сдержанные реплики, к которым Терентий не прислушивался, а продолжал своё продуманное выступление.
— Я, товарищи, работаю избачом, — говорил он, — нахожусь в самой гуще мужицкой жизни. Нередко читаю крестьянам брошюры Ленина. Владимир Ильич учит нас всех уму-разуму. И мы уразумели из его книг, что крестьянину мелким хозяйством из нужды не выйти. Ленин говорит, что «если мы будем сидеть по-старому в мелких хозяйствах, хотя и вольными гражданами на вольной земле, нам всё равно грозит неминуемая гибель». Это очень резко, прямо и справедливо сказано. Не только облик, но и нутро деревни (а главное нутро!) может изменить кооперация, сельскохозяйственная, потребительская, кустарно-промысловая. Мы, деревенские активисты, боремся за это. Помогайте и вы, рабочие, помогайте деревне обилием дешёвых товаров через кооперативную систему. А ещё бы скорей дождаться нам своих тракторов, да как можно больше. Будьте уверены, когда мужик сядет на общественный трактор, тогда никакая сила не своротит нас с правильного пути. Тракторные гусеницы раздавят частного хозяйчика, мы в это верим и вместе с вами добьёмся этого. Спасибо вам, товарищи, за хороший, радушный приём. Будем надеяться на то светлое будущее, когда и вы время от времени станете посылать в деревню своих представителей посмотреть, как идут у нас дела. Ну, а если понадобится нам ваша помощь в классовой борьбе — выручайте. У вас опыт богаче, зорче взгляд в будущее…
Обратясь к президиуму, Терентий взволнованно добавил к сказанному:
— Ваше многолюдное собрание рабочих постановило приветствовать товарища Ленина. Нас, гостей-экскурсантов, здесь немного, горсточка. Но от имени многих тысяч вологодских, валуйских, звенигородских и прочих крестьян присоедините к телеграмме и наше мужицкое приветное слово Владимиру Ильичу, наше пожелание скорей ему выздороветь и приступить к великому делу. И пусть кто близок к нему оберегает от всяких случайностей его славную, драгоценную для всего трудового человечества жизнь!..
Дружные рукоплескания покрыли последние слова Чеботарёва. Собрание, начавшееся отчётом директора, превратилось в митинг, посвященный смычке рабочих и крестьян. И этот митинг продолжался до полуночи. В общежитии, когда экскурсанты ложились спать, сосед по койке заметил Терентию:
— А мы-то думали, вот вологодский вахлачок появился, а ты, браток, эге-ге! Остёр и себе на уме. Речь сказал что надо!..
Утром комендант общежития обошёл все
