Любить не просто - Раиса Петровна Иванченко

— Тише, дети! — окликнула их Марфа Ивановна.

Она подошла к Зининой парте, подержала найденную авторучку и пожала плечами. Ребята увлеченно разглядывали находку, и никто уже не обращал внимания на Олю. Девочка притихла и забилась в угол: все ждала, что Марфа Ивановна сейчас объявит всем, что это не Зинина ручка. Ведь она не брала! Нет!.. Она и эту подарит ей, пусть только учительница скажет… Она же знает Зинину ручку, ведь как-то писала ею. Там и перо не такое.

Марфа Ивановна подошла к доске, взяла в руки мел. Оля вся напряглась. Вот сейчас Марфа Ивановна скажет…

— А теперь, дети, все раскройте тетради. Внимание! Даю задание для четвертого класса…

Весна заявила о себе буйным цветением. Как и прежде, разлился Днепр-Славутич. Паводок затопил нижние огороды, густой ивняк. Белокорые березы отражались в тихом плесе, как бы красуясь перед кленами и берестами своим белым станом. А те забрели по колено в воду и смотрели, как чешут свои длинные косы ивы-русалки…

Оля любовалась этой красотой, как когда-то, в далеком детстве, проходившем под грохот канонады. Она бродила старыми тропами, и они казались ей милее всего на свете. Солнце уже скрывалось за плавнями и зажгло в окнах новых хат золотые костры. Задумавшись, шла она по тихим улицам села и остановилась возле высокого тополя. Казалось, со всего света слетелись сюда крикливые рыжие воробьи и подняли невероятный шум. «Как у нас в школе было, когда мы перешли от тетки Явдохи в новые классы…» — вспомнилось ей. Оля часто вспоминала свою первую школу… Но какая-то неведомая грусть или боль омрачали это воспоминание, Она не всегда старалась отыскать причину этого — знала, что непременно вернется к той мелочи… к той авторучке…

Подняла глаза. На золотом фоне неба вырисовывалась стройная девичья фигура. Оля щурила глаза и не узнавала. Фигура приближалась спокойно и уверенно, и Оля, поравнявшись, кинула обычное, сельское:

— День добрый! — и пошла дальше.

— Постойте, минутку… вы — Оля? — вдруг услышала она незнакомый голос. И остановилась, точно в ней что-то оборвалось. Точно всем существом предчувствовала эту годами выношенную в мечтах встречу. Да, это была Зинка!

— Не узнаешь разве? Помнишь, у тетки Явдохи в школе… Ты была во «втором», а я в «четвертом»…

— Зина! Зина! Зиночка!.. — Оля кинулась обнять девушку и заплакала. — Неужто это ты? Ой, боже мой!

— Да чего ты, глупая! — звонко и красиво смеялась Зинка.

— Так все неожиданно! Так чудесно… Где же ты теперь?

— В железнодорожном институте… Инженером собралась быть. А ты?..

— Ну, я… я медсестра. Работаю давно уже… Вот как…

— Ну вот… Значит, приходи ко мне в гости. Вспомним старые годы.

— Спасибо…

— Ну, так договорились? Пока!

— До свидания… А только, Зина… Я еще хотела тебя спросить…

— Конечно, спрашивай… Меня все спрашивают! Говорю, что еще нет, не замужем!

— Да нет, я не о том… Я об авторучке.

— Что, купить?

— Да нет… Помнишь, сразу после войны у тебя была такая… авторучка?..

— А-а! Была. Я ее тогда сломала — опустила в горячую воду, чтобы промыть, а она расплавилась…

— А моя, помнишь?..

— Твоя была никудышная! — звонко захохотала Зинка.

У Оли мороз пробежал по спине.

— А меня тогда… Ну, это давно было… До свидания!..

— Так ты заходи! — удивленно кинула Зинка вслед Оле — та, не останавливаясь, бежала по тропинке…

В АВТОБУСЕ

Андрейка посмотрел в окно и на весь автобус восторженно кричит:

— Мама! Гляди! Вон гнездо аиста! И аистята там!..

Смуглая женщина с черными волосами, собранными в пышный сноп на затылке, не поднимая глаз, тянет:

— Аистята…

— Их целых трое, мама!..

— Трое, Андрейка… — соглашается мама.

Андрейка снова припадает к окну, даже носик расплющил на стекле.

— Ой, какая большая машина плывет! Мама, как она называется?

Женщина неохотно поворачивается к окну.

— Это комбайн, — обернулся пассажир с переднего сиденья.

— Да сиди ты тихо, дай покой!.. — Это мама. В ее голосе недовольство. Это ранит впечатлительное сердце мальчика и рождает в его больших серых глазах немой вопрос. Разве он делает что-нибудь плохое? Мама отвернулась, подавляя зевок.

Автобус размеренно гудит, укачивает пассажиров и нагоняет дремоту. Андрейка молчит. Ему хочется говорить, он уже собрался что-то сказать маме, но боится потревожить ее раздумье.

Мама часто вот так задумывается, остановив на чем-то взгляд. И тогда по ее бледному лицу проплывают темные тени. А может быть, так меняются ее карие глаза?

Андрейка озирается. Нет, не с кем поделиться своими впечатлениями. Вон та толстая тетка, которая на станции жаловалась маме на какие-то свои болезни, откинулась на спинку и только носом сопит. Ее сосед не отрываясь уставился в толстую книгу. Еще дальше, обнявшись, сидит молодая парочка и о чем-то шепчется. Разве что вот этот дядя впереди…

Он дружески подмигнул Андрейке, мол, держись, но теперь развернул газету, и Андрейке неловко обращаться к нему. Хотя у дядьки добрые синие глаза, и мальчик охотно поговорил бы с ним, если бы мама не запрещала.

— Не приставай к людям, Андрейка! Ну прямо смола!..

— И совсем я не смола! — Андрейке смешно: как это — он и вдруг смола. Скажет же такое!

Дядька достал из портфеля яблоко и дал его Андрейке. Яблоко было красное и сочное. Таких у бабушки в саду не бывает. А в это время автобус въезжает на мост. В окнах замелькало кружево стальных креплений.

От любопытства Андрейке не