Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
— Упомнил? — спросил Сева. Потапов удивленно улыбнулся и кивнул. — Многие воспоминания прочно связаны с песнями. Известно тебе это?
— Ну… — Потапов пожал плечами.
— А Паустовский Константин Георгиевич говорит, что у него воспоминания сильно связаны с запахами. Понял? Вот что я тебе могу сказать. Хотя я ему не очень верю.
— В смысле?
— В смысле, Сан Саныч, он курил как паровоз. А у курильщиков все запахи отшиблены. Вот ты лично сам много запахов помнишь?.. Так же и я… Ну, подойдет тебе это?
— Да, — сказал Потапов. А сам уже прилаживал у себя в мозгу это новое звено информации. Так обезьяна в известном эксперименте, когда ей нужно достать сквозь прутья решетки банан, хватается то за чугунный лом, то за соломинку, пока наконец глупая рука ее не схватит бамбуковое удилище.
Но принцип все-таки правильный. Я хватаюсь не за ботинок, не за коробку, не за мяч, а за некий удлиненный предмет, которым можно дотянуться. Значит, принцип правильный… Стоп, сказал он себе, так как почувствовал, что мысль пошла по кругу. Стоп. Это у обезьяны принцип правильный. А у тебя?.. Доказательства есть? Только интуиция. Гдей-то здесь, гдей-то здесь она спрятана, моя «гоночная» (если пользоваться терминологией Лугового).
Сева опять углубился в свои пчелиные проблемы. И не знал, что, может быть, подарил Потапову золотой ключик… Детский сочинитель… А я всегда удивлялся, чего Танюле так нравятся эти тоненькие книжки… И как он сразу почуял, чего я хочу. Ну и Сева!
Откуда-то из другой жизни приплыл неторопливый и солидный обеденный звон.
Потапов к этому времени изрисовал три страницы разными завитушками, сквозь которые проступали лица неких близнецов — ребят энергичных, мускулистых, то ли детективов, то ли начинающих телекомментаторов.
Однако уже почти отправляясь мыть руки, Потапов на четвертом листке быстренько выписал с трех изрисованных страничек десятка четыре слов, которые сидели на тех же листах, но за оградами. Нарисованная шушера во главе с комментаторами, наверное, хотела бы их поглотить, да не могла: черта в двухмерном пространстве то же, что для нас стена. Теперь, выписанные на бумажку, слова вообще были вне опасности — полстраницы текста.
Среди них не было главного слова. Но что-то все-таки в этой компании было. Очень даже было!
Сева смотрел на него и улыбался:
— Ты, Сан Саныч, как Пушкин работаешь… Видал Пушкина рукописи?.. Ну тоже — рисунки, рисунки…
Невольно Потапов глянул на Севину рукопись. Прежде такая аккуратная, с черненькими ровными строчками — теперь она вся была в тонких татуировках Севиного «паркера»… «Приводил в отчаяние наборщиков»…
— А ты, Севка, работаешь, как Лев Толстой! — и Потапов с удовольствием выложил свою цитату.
На обеде Элка была печальна, торжественна и одинока. Классик, который сидел с ними вместе (в литературной своей жизни он сочинял международные фельетоны), сказал ей комплимент — напыщенный, но неожиданно верный:
— Эллочка у нас сегодня вся словно осенний букет!
То есть, как понял Потапов, она в одинаковой степени обладала сейчас двумя качествами: картинностью и печальностью. И обоими совершенно естественно!
Сам же Потапов своим видом демонстрировал кротость и умеренное желание помириться… По опыту он знал, что такое балансирование к быстрому миру не приведет. А ему того и надо было! И потому выжидательно-грустно поглядывая на Элку, он продолжал поедать свой бифштекс со сложным гарниром. Хотя ничего сложного там не было, кроме капусты и морковки!
И вдруг на мгновенье так смешно и обидно ему стало. Господи ты боже мой, подумал он, сколько же приходится тратить всевозможной иезуитщины, чтобы выпросить у жизни своей лишний час для работы!
Дело в том, что Потапов вдруг совершенно четко понял: ему необходим сейчас с е м и н а р.
Под «семинаром» Потапов понимал обмен мнениями по какой-то определенной проблеме в кругу себе подобных. Еще в давным-давние времена, когда Потапова вдруг шарахнуло на втором году институтской жизни в научную деятельность (гуляло по их курсу такое повальное заболевание: «Надо, парни, в аспирантуру») и Потапов записался в НСО, был там у них очень неглупый, как казалось тогдашнему Потапову, мужик — их руководитель. И он говорил, когда не клеилось:
— А ты вот давай-ка нам все расскажи по порядку. Авось мы чего тебе и подскажем… А вернее всего, сам себе подскажешь.
Эта идея стала для Потапова, так сказать, руководящей. Он столько раз произносил ее после — и сам себе и на различных совещаниях, что уже как бы стал ее автором. А покойный старичок уличить Потапова в плагиате теперь уж не мог.
Сейчас вот что ему хотелось, Потапову. После обеда сразу захомутать Севу, пойти на прогулку, подробно и толково все изложить ему про «Нос». Главное же, самому послушать себя. А может, и Севка чего произнесет.
Если серьезно, то, конечно, Потапов не надеялся на Севины подсказки и угадки. Вернее — надеялся, нисколько не надеясь… Но точно: ему нужно было Севино внимание. И еще то волнующее чувство, что тебя действительно понимают. Что с тобой заодно! Это ведь редкость, между прочим. Куда чаще тебе говорят: «Дико интересно, старик!», а сами в этот миг мучительно соображают, какие же шесть цифр зачеркнуть в грядущем тираже «Спортлото»…
Итак, решено — семинар. Оставалось только прокачать некоторые оргвопросы. Сева опять нацеливается на свой письменный стол, но его-то мы быстренько уломаем. Элка? Кроме как о здоровом сне она сейчас ни о чем не мечтает.
Все вышло именно так, как он расчислил. Даже еще чудесней! Севу вообще не пришлось уламывать. А Элка, которая должна была рассердиться, только кивнула и глянула на Потапова как-то странно, а после пошла в дачу — даже не потребовалось ее провожать. Что-то на мгновенье царапнуло Потапова по сердцу. Но он тут же смахнул эту боль — некогда!
— Я, Сев, тебе хочу рассказать одну идею…
Они уже вышли с территории, шагали по совершенно пустому в этот дневной неурочный час поселку… За все их больше чем двухчасовое гулянье им встретились, наверное, всего трое-четверо прохожих да несколько «Жигулей». Остальное — сосны, да заборы, да нахохлившиеся, дремавшие под снегом дома.
Сева первые минуты слушал его как-то настороженно. И Потапов, излишне спеша, все старался дойти до того, что должно было бы показаться интересным неспециальному слушателю… Вдруг Сева неожиданно прервал его:
— Саш! Ты ведь мне просто свою работу рассказываешь?
— Да…
— Свою, научную, работу? — так и произнес, с расстановкой.
— Ну да!
— Слава богу! — Сева засмеялся. — Я знаешь что? Я слушаю тебя, а сам думаю: вдруг ты
