Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
— В смысле чего?
— В смысле что на улице гололед.
И тут только Потапов заметил, что Сева-то стал веселым человеком! Но пивной хмель водянист. Пока они дошли до дому, весь он и улетучился, вымытый весенним воздухом и некрепким, тоже «пивным» морозом.
Оказывается, приехал Олег. Вот они, кстати сказать, преимущества собственных «Жигулей» — сел и приехал. Об этом говорила Элка несколько металлическим, светским голосом — Потапов вынужден был соглашаться… Олег не то сидел, не то лежал в кресле, пузатый, бородатый, толстый. Глаза его — про такие в старых романах говорилось «уголья глаз» — перескакивали с одного говорящего на другого. Тело же при этом продолжало пребывать в полной нирване. В левой руке медленно дымилась сигарета — словно курился некий фимиам, правая рука время от времени подносила к губам, вылезающим из бороды, чашку с кофе.
Но уж кто-кто, а Потапов-то знал, каким быстрым умеет быть этот толстый человек и каким метким умеет быть его кулак. За семь лет знакомства всякое случалось.
Элка по случаю Олегова приезда объявила Потапову негласное перемирие, а возможно, и полную амнистию. Он, чтоб не оставаться в долгу, лишь небрежно просмотрел названия привезенных Олегом книжек… Ого, а ведь Олег Петрович-то не так уж и прост. Сверх списка было еще два автореферата каких-то молодых ребят из МГУ. Однако стой, не будем искушать судьбу. От греха Потапов унес книжки в комнату и явился с колодой карт в руках. Потому что Олег плюс свободное время равняется покер. Это уж всенепременнейше.
И хватит действительно: работа, работа. Сидит мой друг, сидит Сева, вполне милый человек. Сидит Элка — проверенный и закаленный товарищ. Да и любимый, наверно…
Потапов играл довольно безалаберно, но ему немножечко везло. А при плохих игроках этого вполне хватает. Олег напротив — расчетливо играл и точно. Словно он и тут знал приемы каратэ. Элка трусила, а то вдруг взвинчивала ставку до звезд. Выигрыши и проигрыши у нее чередовались, как прикинул Потапов, примерно один к трем. Сева сразу решил, что ему не везет. Ему и правда не очень везло, но, главное, дело он понимал не особенно да и вообще был не игрок.
Минут через сорок Сева вдруг схлестнулся с Олегом. Они доторговались уже до целой горы фишек (роль которых, естественно, исполняли спички), но все продолжали доваривать в банк.
— Я бы вам посоветовал спасовать, — сказал Олег. — Хотя теперь уж, наверное, поздно. Еще десять под вас!
— Вы так сильно волнуетесь за ближнего…
— Вот уж, простите, чего никогда не делаю!
Они почему-то никак не переходили на «ты». А это в наше время, согласитесь, странно. И даже малость настораживает.
Наконец Олег сам закрыл игру — «исключительно чтоб Эллочка не скучала». Элка, однако, вовсе не скучала. Со всем своим азартом она болела за Севу. Потапов продолжал спокойно сидеть в кресле и гордился своим спокойствием. Только вдруг почувствовал, что у него губы устали от бесконечной резиновой улыбки… Во чушь-то! И усмехнулся уже по-настоящему.
— Цвет! — сказал Сева и выложил на стол пять бубен. Это была действительно сильная комбинация. Потапов даже удивился.
— Две двойки, — Олег сделал хорошую паузу, — из королей!
И рассмеялся. Потапов знал его в эти моменты и, честно говоря, не любил. Севка сидел совершенно убитый… Ну! Еще разревись тут! Он закусил губу и тотчас подумал, как это банально выглядит — сидеть с закушенной губой.
Элка приспустилась к нему на ручку кресла, большая, как курица над цыпленком:
— Не расстраивайся, Севочка!
Чтобы чем-то заняться, он стал считать свой проигрыш, в сущности, конечно, мизерный… Делал это медленно и сосредоточенно, чтоб не ошибиться. И чтоб ему наконец сказали: «Да брось ты, с ума сошел!» Но эти трое помалкивали. Вынул кошелек…
— Я бы у вас никогда не взял, — сказал Олег своим шикарным баритоном, — но примета: карточный долг — святой долг. Не возьму, потом везти не будет.
— Ну пусть бы и не везло, ну и что?
Потапову так неловко стало — Севка явно глупил! Выходило, он напрашивается, чтоб ему вернули его гроши. Олег великодушно не заметил этой его промашки.
— Не-ет! — сказал он медово. — Люблю выигрывать. Жить не могу, чтоб не выигрывать.
— Ну и отлично. А я люблю проигрывать.
— Опять нет, — Олег благодушно улыбался. — Вы хотели выиграть. И я хотел выиграть. Вы проиграли, причем случайно. А я выиграл, причем сознательно!
— Карты, что ли, меченые?..
Медленно проползла секунда, за ней вторая.
— Я здесь вообще-то гость, — сказал Олег очень спокойно. — Стало быть, карты не мои… Вам же могу для информации сообщить: моя беда в том, что я вижу людей насквозь. — Он улыбнулся побледневшей Элке. — Мне бы следователем быть.
— Да нет, не следователем. Рентгеновским аппаратом.
— А какая, собственно, разница?
— Существенная. Следователь — человек на работе. Рентген — машина.
Олег пристально посмотрел на Севу. Потапов хорошо знал этот взгляд.
— Чего вы добиваетесь, Всеволод… не знаю, как вас по батюшке…
— Алексеевич.
— Алексеевич, — Олег согласно кивнул. Он был потрясающе в себе уверен. Как танк. А Севка перед этим танком представлял собою цветочную клумбу. Даже, вернее, грядку с огурцами — потому что уж очень глупо он себя вел!
— Ничего я не добиваюсь… Просто… Может же человек не нравиться или как? — он повернулся к Потапову и Элке: мол, вот привязался чудак.
Олег с комической растерянностью развел руками. Но Сева и не думал униматься!
— Знаете, Олег, вот я вам сказал, и, ей-богу, на душе стало легче. Оказывается, я вас не так уж и не люблю, — Сева улыбнулся.
Господи! Вот ахинейщик!.. Но Олег уже, видимо, не реагировал на него всерьез. Просто рассмеялся, как смеются над детьми или над клоунами — понял, что Севка ему совсем не опасен.
— Я-то вот никак в толк не возьму, дорогой Всеволод Алексеевич, нравитесь вы мне или нет.
— Будьте осторожны, — Сева покачал головой. — Тот, кто не любит меня, плохой человек… Проверено!
Опять Олег вынужден был рассмеяться.
Сева будто совсем не заметил его смеха. Он так странно умел делаться серьезным в одно мгновенье.
— Любовь, знаете, вообще дело не очень поддающееся объяснению. Вот моя жена. Я уж не знаю просто, как я ее люблю! Ревную, скажем, до потери всякий логики! Иной раз мечтаю: скорее бы, думаю, состариться… так устал ее любить. И все-таки храню надежду еще на одну любовь!
Тут он словно очнулся, окинул всех каким-то измученным, каким-то почти удивленным
