Татьяна Успенская - Главная роль

«Что случилось?» – «Ничего не случилось».

Лизин голос: «Сверху кто-то меня ведёт…» Он зажал уши.

И завтра наступило.

Топотом босых детских ног. Мальчик нёсся в уборную.

Рывком Лиза села на узком гостевом диване – на их с Алесем кровати, раскинувшейся на полкомнаты, спал сегодня безымянный мальчик.

Когда он вышел из уборной, Лиза, в халате, уже сторожила его.

– Умываться будешь?

Без слов он юркнул в ванную, чуть плеснул водой в лицо, вытер руки и стоял – смотрел на неё круглыми глазами.

Обхватить его обеими руками, прижать к животу, а она лишь смотрит – в себя вбирает его преданный взгляд, выпирающие ключицы, рёбра, тощую шею и уже собирает в голове сказку для мальчика про летящего к обиженным волшебника, раздаривающего путешествия и игры. Какая сказка?! Его нужно отвезти домой!

– Ты сбежал от родителей или из детдома? – спросила.

– Подожди, доченька, дай я сначала зафиксирую побои.

Лиза вышла из ванной. Она одевалась, ставила чайник под незнакомый воркующий голос матери:

– Думаю, ты не хочешь возвращаться туда, откуда сбежал, так ведь? Для этого нам с тобой нужно хорошо защититься. Согласен? Здесь гематома, здесь рана. Сейчас я обработаю её, и составим с тобой документ.

Под маминым голосом и она потихонечку выздоравливала. Странные сны, со смещёнными реалиями, с голосами и лицами Алеся, Гоги… остались во «вчера». Снова с ней мама с папой. И маленький мальчик. Важно только это. И важно оставить ребёнка дома. Вот её работа: кормить его, придумывать истории к еде и перед сном, читать книжки и вместе смеяться над шутками. Сколько в мире матерей-одиночек! Как-нибудь заработает на двоих, всё равно в театре деньги были мизерные.

Начало жизни – завтрак вчетвером.

Спиной ощущая всё тот же – преданный доверчивый взгляд, хотя мальчик – в коридоре с Грифом, Лиза варит гречневую кашу и яйца, в духовке разогревает хлеб, накрывает на стол. И ничего нет важнее этого общего завтрака: папа, мама, ребёнок и она.

Отец приглушённо говорит по телефону. Даже в воскресенье не отдыхает, а сегодня остался с ней.

– Я не хочу! – отчаянный детский крик.

Лиза и отец кинулись к мальчику.

– Чего ты испугался? Я зову тебя завтракать, – голос мамы.

– Что случилось? – Лиза обхватывает мальчика за плечи и крепко держит их.

– Я ему сказала: «А теперь идём!» Он подумал…

– Ясно, что подумал, – говорит отец.

Наконец все четверо за столом.

Мальчик уплетает гречневую кашу и яйца и хлеб с сыром, словно давно не ел, а он ел – перед сном – котлету и пюре.

– Как тебя зовут? – спрашивает отец.

Странно, ей имя не нужно. Для неё он Мальчик, сын – тот, не родившийся, ещё без имени. Родившийся. Вполне естественно, что сын сидит со своей семьёй за столом.

Отец спросил имя, и вопрос «что делать дальше» подошёл к ней бездомной собакой.

Гриф тоже ел свою гречневую кашу с молоком, а на столе ждала его кость.

Мальчик смотрит на кость.

Ему лет пять, и в нормальной семье он вполне мог бы ответить на простой вопрос: «Как тебя зовут?»

– Ты любишь машины? – Отец делает ему бутерброд.

Теперь Мальчик смотрит на отца. И она глазами Мальчика рассматривает отца. Не тронутые временем волосы, ни одного седого, карие весёлые глаза, тощий, жилистый. Наверняка не эти внешние атрибуты видит Мальчик. Он видит: отец не страшный и под завязку набит историями, как и она, и кивает отцу.

– У меня много машин, – хвастается отец. – Я чиню их. Хочешь посмотреть, как чиню?

– С-сейчас? – Мальчик вскакивает.

Он заикается?

– Ты от родителей сбежал или из детдома?

Мальчик снова не отвечает Лизе и снова повторяет своё «Сейчас?», адресованное отцу. И тогда в сцену вступает мать.

– Тебя ищут. И, если тебя найдут с нами, нас всех посадят в тюрьму. Ты знаешь, что такое тюрьма?

– У м-меня м-мать в тюрьме.

– А отец?

Мальчик пожимает плечами.

– Значит, ты сбежал из детского дома. – Мать мягко смотрит на Мальчика. – Я – врач. И если покажу в детской комнате милиции документ, что они сделали с тобой, мы сможем попробовать оставить тебя жить здесь. Ты станешь жить с нами, – уточнила она. – Но, если ты хочешь жить с нами, ты должен сам себе помочь.

– Нет! – Лиза опять обхватывает мальчика за плечи. – Не в детскую комнату милиции надо, в суд. Нужен юрист… нужен знакомый… чтобы нам помог.

«Суд», «юрист», «знакомый», «связи», «ссуды», «гранты»… – эти слова летали в театре от человека к человеку. Все актёры – нищие, и все хотят сниматься в сериалах, любого пошиба, лишь бы только заработать на жизнь, и для этого ищут знакомых и связи. А судятся тоже многие – то с кем-то из-за площади, то из-за обмана – не заплатили денег за подработку, то отвоёвывают детей у супругов, с которыми развелись. Сейчас слова, к которым она почти не прислушивалась, показались Лизе магическими.

– Нужен юрист, – повторяет она. – Мы не можем сделать неверного шага! – И то, что она говорит при Мальчике, как бы включая его в обсуждение, не допуская того, что он может не понять, о чём она говорит, наполняет её покоем: это её Мальчик, её сын, которого она хочет защитить, и пусть он знает, как она хочет спасти его. – Мам, может, у тебя есть среди пациентов юристы?

– Лиза права, мать. Подумай.

– Успешные и богатые не лечатся в бесплатных районных поликлиниках. Скорее у тебя они могут быть к иномаркам в придачу.

Отец усмехнулся.

– Богатые чинят свои иномарки в крупных фирмах и платят совсем не такие деньги, которые запрашиваю я.

Мальчик, успокоившись, что от него отстали, хрустит хлебом и сушками и смотрит, как Гриф грызёт кость.

– И у тебя бывают иномарки, ты говорил, – повторяет мать это слово. – Слава о тебе…

Звонит телефон.

– Это Георгий Кириллович!

Она вздрагивает от слов отца. Не приснилось.

Телефон звонит, а они все сидят, не двигаясь.

Тогда Мальчик говорит:

– Т-тел-лефон звонит.

И она поднимает трубку.

– Лиза, здравствуй.

Это не Гоги. Это администратор – толстая, уютная Регина Львовна. Она вся раскрашена: малиновые губы, яркие ногти, разноцветная одежда. Новогодняя ёлка. Но она добрая и гостеприимная. Всегда напоит чаем, если забежишь в её кабинет, успокоит, если расстроен. От неё не услышишь сплетни, зато узнаешь, чей день рождения приближается и какой подарок ко двору. Несмотря на то что Регине явно за пятьдесят, она просит говорить ей «ты», и сама всем артистам, даже маститым, говорит «ты». Она – копилка тайн, слёз и обид. И эта «копилка» сейчас звонит Лизе.

– Ты что удумала? – ласково спрашивает «копилка». – Гоги не спал ночь. И как мы все без тебя? Что-то случилось?

И Лиза радостно спешит:

– Мне срочно нужен юрист! – Она рассказывает о Мальчике и о том, что его могут отобрать. – Я не имею права сделать неверный шаг, понимаешь?

Регина умеет слушать. Она замирает и, как наживку, заглатывает не только слова, но и интонации, и то, что хотел бы сказать человек, но по каким-то причинам не сказал.

– Ты решила, что нашла сына? – как только Лиза замолкает, раздаётся очень грустный голос.

И теперь Лиза спрашивает участливо:

– У тебя что-то случилось?

После долгой паузы Регинин вопрос взрывается первым громом:

– А ты слышала о генетике?

– А ты столкнулась с генетикой? – неуверенно эхом откликается Лиза.

И снова Регина долго молчит.

– Я взяла сына в детдоме.

– Ну и… – еле выдавливает из себя Лиза.

– В тринадцать лет он начал пить, курить, воровать. Сейчас сидит.

Лиза без сил опускается на стул. Никак не может взглянуть на Мальчика, грызущего сушку. Его мать – в тюрьме.

– Он очень любит меня, – голос Регины как сквозь вату. – Пишет, мучается из-за того, что мучает меня. Да, я много работала – надо же было кормить и одевать его! Но и читала много ему, и в театры водила, и в спортивные секции. Мы много разговаривали. Он добрый человек. Но генетика…

– Причём тут генетика, Риша? Просто он попал в дурную компанию и из-за доброты не смог отказаться…

– Ерунда! Мой сын в тюрьме потому, что генетика.

– А ты заставь его учиться. Окончит заочный институт, выйдет из тюрьмы и начнёт новую жизнь.

Регина молчит.

– Я глупости говорю?

– Да, – соглашается Регина. – У него есть два курса юридического, но, как только он выйдет, его или снова втянут, или убьют. Если уж попал им в лапы… Он ведомый. Я не могу всю жизнь держать его за руку. Кушать-то надо, правда?

– Не плачь, Риша, пожалуйста. И спасибо, что рассказала.

– У меня нет юриста. У Гоги есть. Он просил уговорить тебя вернуться в театр. Но, как я понимаю, у тебя начинается свой театр.

Зазвонили в дверь. Отец пошёл открывать.

– Риш, спасибо за звонок.

– Я тебе ещё позвоню.

– Заходите, Георгий Кириллович, – приглашает отец.

– Я за Лизой.

– Да вы зайдите, пожалуйста! – уговаривает отец.

Не успела найти слов, как Гоги вошёл в кухню.