Валерий Залотуха - Отец мой шахтер (сборник)
– Ты ешь, ешь давай… Поджарки нет, правда, но это ничего… Котлеты тоже штука хорошая.
Виктор Васильевич крепко посолил и поперчил борщ, глянул торопливо на сына и стал с шумом, обжигаясь, отправлять в рот ложку за ложкой.
– Я и вчера ничего не ел, некогда было, – объяснил, словно оправдываясь, он.
– А вы куда в командировку приехали, на комбинат? – спросил паренек негромко. Было заметно, что и он голоден, но старался есть медленно, на вид почти без охоты.
– Да нет, не на комбинат, – быстро ответил Виктор Васильевич. – В одну организацию тут у вас… по монтажу…
– А откуда, из Москвы?
– Нет, – улыбнулся Виктор Васильевич. – Я издалека. Из Самотлора, слышал про такой?
Тот кивнул, хотя и не очень уверенно.
– Ну вот, – продолжал Виктор Васильевич. – Я там на буровых работаю… Вахтовым дежурным… Вроде аварийщиков. А ты в ПТУ?
– Угу…
– А в каком?
– В тридцать третьем.
– Специальность какая?
– Электромеханик.
– Ну что ж, это дело хорошее. Только ты не останавливайся. ПТУ в наше время мало. Даже техникума мало. Учиться надо обязательно.
– Да, после армии, может…
– Правильно, правильно, – одобрил Виктор Васильевич. – Только, если решил, надо своего добиваться. Не сворачивать. – Он перестал есть, почувствовав, что кто-то смотрит на него сзади, и медленно обернулся.
У стенки, в углу, сидел худощавый мужчина с тонкими правильными чертами лица. Он был одет в отличное демисезонное пальто, застегнутое под самое горло. На голове его была высокая твердая шапка из ворсистого меха нутрии. Он внимательно и пристально смотрел на Виктора Васильевича.
Виктор Васильевич повернулся к сыну и продолжил, но уже не так уверенно и деловито:
– Да… вахтовым дежурным… Вышка – сорок метров. Мороз – тоже сорок. А ветер – посильней сегодняшнего. Держишься за брус и… проволоку рубишь… зубами…
– Зачем? – не понял сын.
– Да нет, – улыбнулся Виктор Васильевич, – это так там говорят… Зубы сжимаешь – страшновато…
– У нас по-другому говорят, – чуть смутившись, сказал с улыбкой сын.
– Там тоже по-другому… – усмехнулся Виктор Васильевич. – Да ты ешь, Виталь, ешь, остывает… – Он запнулся, поняв, что проговорился. Сын поднял на него удивленные глаза. – У меня сына так звали, – торопливо объяснил, глядя в тарелку, Виктор Васильевич. – По привычке…
Сын взял вилку и принялся за котлеты и успевшее уже остыть картофельное пюре. Виктор Васильевич обернулся и вновь увидел бесцветные глаза того человека.
– А как… он… погиб? – тихо спросил Виталий.
– Кто? – не понял Виктор Васильевич.
– Ну… ваш сын…
– Сын… – Виктор Васильевич задумался, постукивая вилкой по тарелке, посмотрел па Виталия и, увидев, что тот ждет, заговорил, пряча глаза и спотыкаясь на каждом слове. – Из школы шел… смотрит – дом горит… А он знал, что там дети. Люди стояли, не знали. А пожарные еще не приехали… Все стоят… Ну, он – в дом, залез!.. А там дети… Трое или четверо, не помню сейчас… Он всех спас, а сам выйти не успел… Про него в газете писали… – Виктор Васильевич замолчал, глядя в тарелку, стал есть, с трудом, давясь, как-то вдруг потемнев лицом.
Виталий помолчал немного, но задал еще вопрос:
– А вы вдвоем жили?
– Ну, – кивнул Виктор Васильевич.
– А где ж… – Виталий замялся, – ну… жена ваша?
– Ушла, – быстро ответил Виктор Васильевич и закашлялся вдруг. Кашлял он долго и тяжело, всем нутром, то держась за грудь, то вытирая ладонью мгновенно вспотевший лоб и выбитые слезы. И долго успокаивался, приходил в себя, глотая остывший чай.
Виталий испугался даже и хотел, кажется, стукнуть Виктора Васильевича по спине, помочь, но не решился.
– Ну что, поел? – спросил Виктор Васильевич, не глядя на Виталия, и поднялся.
– Ага, – быстро ответил тот и первым пошел к выходу.
Уже в открытой двери, когда пар стал вываливаться наружу белыми клубами, кто-то взял Виктора Васильевича сзади за локоть. Перед ним стоял тот самый человек в нутриевой шапке. Он смотрел снизу, потому что был мал ростом, тянул вверх, морща лоб, белесые брови и, растягивая в приветливой улыбке тонкие губы, спросил:
– Я извиняюсь… Ваша фамилия – не Лосев? Витька Лось, правильно?
Виктор Васильевич высвободил локоть из маленькой цепкой руки этого человека, замотал отрицательно головой, но тот будто не видел.
– Я Жорик Филатов, помнишь? Жорик… На одной парте в шестой школе сидели… Лось – правильно?..
Виталий стоял рядом и смотрел на них удивленно.
– Да нет, – растерянно улыбнулся Виктор Васильевич, – ошиблись вы… Меня по-другому зовут…
– Как же… не может быть… – не соглашался Филатов.
А поваренок из глубины кухни кричал тонко и нервно:
– Дверь закрывайте! Сколько можно говорить! Холоду напустили!
Виктор Васильевич вышел, подталкивая легонько Виталия в спину, а Филатов так и остался стоять внутри, у двери.
– А правда… вас как зовут? – спросил тут же Виталий.
– Какая разница, – не успокоившись еще, словно самому себе, сказал Виктор Васильевич и тут же спросил: – Слушай, а что это у вас весь день музыка?
Действительно, здесь, в центре нового города, да и в старом на Каляева было то же – из редких дюралевых репродукторов на столбах разносились глухие неразборчивые марши.
– Не знаю, праздник какой-то, – ответил Виталий, втягивая голову в поднятый воротник куртки.
Они сбежали с дороги вниз, мимо закрытого на зиму дощатого тира, пошли по узкому под высоченными черными липами тротуару – к парку имени Воровского. Над раскачивающимися кронами лип металось шумное воронье и словно радовалось, дурноголосое, ветру этому и холоду.
Было видно, что Виталий ждет встречи, что приятель, которого он называет Огурцом, ему очень нужен. Он посматривал по сторонам.
– Так это ты Огурцу обещал по ушам дать? – скрывая усмешку, спросил Виктор Васильевич.
– Не… Огурец – друг… Он пообещал… Пообещал мне деньги… Я его весь день искал. А пацаны сказали, что он сюда придет и деньги принесет. В три…
– Долг, что ли? – спросил Виктор Васильевич.
Виталий не ответил.
В парке было темнее, но тише. Среди старых, черных лип белели гипсовые фигуры: лисица и журавль замерли у высокого кувшина, босая колхозница стояла, широко расставив полные и крепкие в икрах ноги, утирая одной рукой невидимый пот со лба, а другой прижимая к груди толстый тяжелый сноп, пограничник в буденновке затаился, опершись на колено и положив ладонь на холку большого остроухого пса.
Виктор Васильевич смотрел на них, на стадион вдалеке, на пустые скамейки под деревьями.
Виталий молчал, не обращая ни на что внимания. Похоже, он готовился о чем-то заговорить.
– Ну вот, – начал он неуверенно, – а у вашего сына… девчонка… ну, девушка была?
Виктор Васильевич приостановился, вздохнул, но ответил быстро:
– Да, была… Конечно была… А как же… – и замолчал.
– И как она?
– Чего?.. – не понял Виктор Васильевич. – Что ж теперь делать…
– А он за нее дрался?
Виктор Васильевич удивился:
– Зачем?
– Тогда она, ну… некрасивая была? – спросил Виталий, однако тут же поправился: – Не очень красивая?..
– Почему… Красивая… Да… Очень даже красивая… – Виктор Васильевич помолчал, подумав, и прибавил: – Он ей стихи писал…
– За красивых надо драться, – спокойно и убежденно произнес Виталий.
Виктор Васильевич удивленно посмотрел на сына.
– Это тебе кто сказал? – спросил он.
– Один человек… – уклончиво ответил Виталий.
– Не знаю, не знаю, может он и прав, – задумчиво заговорил Виктор Васильевич. – Только мне кажется, за другое надо драться… А потом, где они красивые, что-то я не вижу? – Он посмотрел по сторонам. – Где они красивые? Может, раньше были… Не спорю… А сейчас?
– Бывают, – уверенно и спокойно не согласился Виталий.
– Раз бывают, то покажи! – потребовал вдруг Виктор Васильевич.
– Может, и покажу! – пробубнил, не соглашаясь, Виталий.
– Ну покажи! Покажи! – Виктор Васильевич нервно заходил рядом.
– Может, и покажу…
– Красивые! – неожиданно громко, на весь парк, закричал Виктор Васильевич. – Красивые!.. Эй!! Где вы?..
Виталий смутился, даже, кажется, чуть испугался, сжался.
Виктор Васильевич прислушивался, делая вид, что ждет ответа. В парке было тихо, лишь воронье где-то резко и пронзительно вскрикивало. Виктор Васильевич глянул насмешливо на Виталия:
– Не видно – не слышно красивых-то…
– Бывают, – тихо и упрямо произнес Виталий.
– Бывают… – повторил Виктор Васильевич.
Они прошли парк насквозь и теперь были на пологом берегу реки; на другой стороне ее громоздились корпуса комбината.
Шли они быстро по твердой глинистой земле с островками мертвой травы и не замечали, что шли быстро, и вокруг ничего не замечали, потому что разговаривали о важном. Виктор Васильевич горячился, выясняя что-то. Виталий выглядел одновременно злым и растерянным.
