Сергей Трищенко - ЯТ
– Не читают, наверное? – посочувствовал я офене.
– Может, и читают, – вздохнул он, – да не думают.
– Скажите, пожалуйста, – обратился я к офене, – почему вы продаёте народ возле лужи? Кто-нибудь из тех, – я кивнул на лужу, – хоть раз интересовался?
– Да ну! – скривился офеня. – Им народ не нужен. Они своим заняты. По горло или по уши, кто как.
– Почему же вы продаёте здесь?
– Случайно забрёл, – хитро сощурился офеня. – А может, кто купит? – и пошёл дальше, затянув:
– Кому опасное правительство красное? Кому ошалелое правительство белое? Кому корявое правительство правое? Кому склизкое правительство центристское? Кому реакционное правительство коалиционное? Кому новое правительство дубовое?
– Скажите, а дуб морёный? – услышал я, как кто-то остановил офеню.
– А как же! – обрадовался тот покупателю. – Конечно, морёный. И клопомором морили, и мухомором обрабатывали, и в море кидали – и в Чёрное, и в Белое, и в Красное, и в Жёлтое…
– И моримолью? – робко спросил покупатель.
– Ещё бы! Посмотри, какие заморыши! – и офеня достал из лотка полную горсть чего-то мелкого.
– А морковью? – чувствовалось, что покупатель сам дока по правительственной части. Такому палец в рот не положишь – сам возьмёт.
– И мороженым, – кивнул офеня. – Морды, морды-то какие!.. Ты только посмортри! Мортира меньше…
– Морды не главное, – пробормортал покупатель, но всё-таки согласился: – Мордовороты будь здоров.
– Вороты, – передразнил офеня, впрочем, беззлобно, – не вороты, а парадные двери. Из зала в зал переходить. Не двери – звери! Звенят. Звонком прямой связи. С гербом на ряшке.
– Морока… – протянул покупатель, и офеня спохватился, поняв, что потянул не туда, где-то переборщщил:
– Морозцем трахнешь – и забирай.
– Февральским? – с надеждой спросил покупатель.
– Февральским?! – снова почему-то рассердился офеня. – Сойдут и октябрьские.
– Какие там морозы, – скривился покупатель, – утренники одни. Ну, ночники иногда. Ночные вазы… Ночь, улица, фонарь… Под глазом.
– Сначала утренники, а потом – дискотека. Из пулемётных дисков. Кружа-атся диски…
– А мораль? – не отставал покупатель.
– Мораль отдельно… – расстроился офеня. Он понял, что покупателю товар с кондачка не всучить, и попытался уговорить:
– Ну, посуди сам, какая мораль? Морок один… Морсом если угостить? Мопрмышки иногда попрыгивают, кикиморы попадаются, изморось…
– Измором взять хочешь? – усмехнулся мужичонка. Он почти вышел из роли покупателя, и теперь копался в сумке, примеряя новую личину.
– Что ты, что ты, господь с тобою! – замахал на него руками офеня. – Не захочешь – не бери!
– Нет уж, возьму – если скинешь.
– Сам скидывай! – снова озлился офеня. – Я тебе его на шею не сажал! Сначала бери, потом скидывай.
– Ну, ладно, уладим. Договоримся, – не найдя новой личины, мужичонка вновь нацепил старую и продолжил торговаться.
– Договоришься… с вором, – продурчал офеня, впрочем, достаточно беззлобно, прикидываясь дурачком. – Договоришься тут…
– Ну, пойдём там договариваться, – указал уда-то в сторону мужичонка.
И они ушли, продолжая о чём-то спорить. До меня донеслось ещё однло, полурасслышаннлое, смутнло пронлотевшее мимо:
– А переморот будет?
– Будет! – решительно ответил торговец. – Переморут обязательно! Мор нападёт… – или «вор», но последнее я не расслышал точно.
Забегая немного вперёд, хотя и не хотелось бы, сообщу, что, огибая лужу, мы снова наткнулись на этого торговца-офеню, который то ли успел обежать её кругом, то ли переплыл неглубокий заливчик. А, может, то был не он? Мне они все казались если не на одно лицо, то, во всяком случае, очень похожими, вроде братьев-близнецов. Скорее всего, он тоже забежал вперёд – и намного успешнее, удачнее, удачливее: «Если взять левее, у дач…» – пояснил позже Гид…
Офеня вопил:
– Кому солёное правительство зелёное!
К нему тотчас подлетел покупатель, хитро подмигнув:
– Солёное?
– Малосольное, – чуть уступил торговец.
– Словно огурчики?
– Словно крокодильчики.
– Зелёненькие?
– Зелёненькие.
– Зелёненькие-зелёненькие?
– Зелёненькие-зелёненькие.
– И с пупырышками?
– С пупырышками.
– С пупырышками-пупырышками?
– С пупырышками-пупырышками. Так вы брать будете?
– Нет. Я пришёл сказать, что я их боюсь.
Я усмехнулся. Анекдот они озвучили – анимировали или реанимировали – достаточно старый, но именно поэтому его могли забыть. И ещё я подумал, что меня всегда беспокоило то место у Джерома К.Джерома, когда он упоминает какой-то старый анекдот. Я так хотел прочитать его, услышать, узнать… а автор не привёл в книжке, что, я считаю, является существенным издевательством со стороны Джерома К.Джерома. Хотя, с другой стороны, приведи он его – запомнил бы я тогда это место?.. Вот то-то и оно.
А, с третьей стороны, применительно к контексту разговора… Я вспомнил незабвенной памяти Феликса Кривина с сакраментальным: «Из жизни крокодилов. Молодо-зелено – ещё не страшно: страшно, когда старо, но по-прежнему зелено…»
Мы двинулись дальше, уходя от зловония и сырости. Почва становилась суше, идти приходилось легче. Всё снова превыращалось в обычную Ярмарку, разве что пустырей стало побольше, и на них самосевом выращивался дремучий бурьян. На одном из пустырей Том остановился и указал рукой:
– Что там катается, как перекати-поле?
– Где? – обернулс – вполоборота, ища глазами – Гид. – А-а-а, это фантазии.
– Фантазии? А почему они такие?
– Да потому, что беспочвенные.
– Беспочвенные? Это что, на гидропонике?
– Ну да, на гидропонике.
– А есть и другие?
– Есть. Много и разные.
– Маразмные, – резюмировал кто-то, проходя мимо и услышав наши последние слова. Что он хотел сказать, неясно. Мы не стали догонять его и выяснять, взяв за грудки, тем более что у него их могло и не быть.
На другом пустыре, ещё более обширном, чем первый, мы завидели издалека мрачное одноэтажное здание на два очка, возле которого целый взвод солдат – а то и побольше – вбивал колышки для оттяжек, натягивал и устанавливал режим, окрашенный в строгий серый цвет.
Нас задержал военный конный патруль, хотя и без лошадей – один патрульный попался очень смешливым, и всё время ржал. Ну, а на что ещё походил его смех, я умолчу: вы и так поняли.
Нас привели к командиру.
Командир выглядел не просто, а очень внушительно, настоящим бравым воякой: каждый шаг он начинал с левой ноги, над звёздочками его погон блестели увеличительные стёкла, глаза сверкали подобно начищенным сапогам, околыш фуражки был вытерт от частого отдавания чести, а на левой лодыжке болтался пристёгнутый ярлык «Пушечное мясо. 1-я категория».
– Командир, тут цивильные! – доложил патрульный.
«Цивилизация и милитаризация – абсолютно противоположные вещи», – подумал я, оглядываясь.
Поле покрывал невыпавший снег.
Солдаты были вооружены до зубов. Но зубов у многих не было.
Нам повезло: оказалось, командир хорошо знал Гида: они даже обменялись рукопожатиями. После чего мы почувствовали себя намного легче. Рукопожатие, полученное от вояки, Гид положил в карман.
– Что вы делаете на пустыре? – спросил Гид.
– Это не пустырь, это поле брани, – ответил командир и витиевато выругался, надстроив сортир на несколько этажей.
– А для чего всё? – спросил Гид у командира, указывая на шевеление солдат.
– Дурные примеры. Эпиде – имя. Армия обязана вмешаться, и она вмешивается.
– А мне сказали, эпидемия пошла на убыль, – удивился Гид.
– Совершенно верно. Мы обязаны её задержать и не позволить. У меня приказ. Мой батальон прикрывает основной рубеж.
– Батальон? Что-то маловато народа для батальона, – заметил я.
– Демографический взрыв, – хмурдито отвечал вояка, сурово супя брови, – всех поубивало. А вы куда направляетесь?
– А мы в Госпиталь. Мой друг – главврач.
– А-а, ну-ну, – сказал командир и распорядился отпустить нас.
Глава 29. На берегу очень дивной реки
Мы вышли за многоэтажный город, а Ярмарка продолжала сопровождать нас лавками, лавочками, лавчонками, лавчушками, лавочечками, но мы туда уже не заходили, поскольку поняли: бесполезно. Там мы не найдём ничего, что искали – ни Томова СЖ, ни Мечты, ни интересов. Может быть, где-нибудь на другой Ярмарке… Поэтому всё внимание мы переключили на дорогу, которая вела к Госпиталю.
А дорога простиралась самая обычная: просёлочная, сильно просевшая, засыпанная просом и просечённая ударами острых копыт крупного и мелкого рогатого скота, а также осколками снарядов и орудий: по ней когда-то недавно проходила армия. Дорога оттачивала наше внимание, словно оселком, но не детёнышем осла и ослицы, а точильным камнем.
Обе обочины дороги покрывали чины, чинки и чинуши, которыми чинили, починяли уши. Или шины чина – с помощью которых чин достиг известного места.
