Николай Удальцов - Бешеный волк (сборник)
– …Я хотела бы с вами встретиться.
Нина сделал довольно распространенную ошибку – она перепутала персонаж и его автора.
Я понял это сразу.
Но за то время, пока в телефоне звучала моя пауза, Нина повторила свои слова:
– Я хотела бы с вами встретиться.
Мне уже ничего не оставалось делать:
– Давайте с вами встретимся завтра в «Музеоне», – есть такое место в Москве, на заднем воре Дома художников.
Туда, в тень церителивского Петра, свезены памятники, оставшиеся неприкаянными, от Сталина до Брежнева.
Включая Калинина, Свердлова, Дзержинского и еще кого-то, кого можно назвать кем угодно – батькой Махно, например.
Так уж выходит, что любой период, при жизни называемый лучшим, за неимением лучшего – засылает в будущее своих «Троянских коней» в виде упражнений своявременных придворных камнетесов…– Я знаю, где находится «Музеон».
Только вот, что – я приду в форме.
– В каком смысле? – не то, чтобы я оказался озадаченным, просто, как художник, под формой я понимаю не всегда то, что понимают остальные люди.
Так же, как и под содержанием.
– Я старший лейтенант МЧС.Если учесть, что к тому моменту, Нина уже сообщила мне, что пишет стихи, то соотношение «поэзия – старший лейтенант», никак не могло поколебать моего решения встретиться с этой женщиной, и мне легко было ответить:
– Значит, я не перепутаю Вас ни с кем.
Вряд ли, завтра утром в «Музеоне» МЧС будет представлено сразу двумя старшими лейтенантами.
Не то, чтобы я не высокого мнения о военных, но совсем недавно мне пришлось разговаривать с двумя агитаторами Аграрной партии – им нужно было два пшеничных поля, подсолнуховые посадки и три трактора, осваивающие целину.
Шестьдесят на метр – каждые.
От заказа я отказался, но меня поразило, что агитаторами оказались два подполковника. Таких одинаковых, что создавалось впечатление, что они оба только что покинули один магазин «Современная одежда средней руки».
Подчеркиваю, что от заказа я отказался не потому, что заказчиками от аграрной партии были общевойсковые подполковники – от Аграрной партии, которой руководит полковник ФСБ, ничего другого ожидать было нечего – а потому, что заказ меня не заинтересовал.Я не против офицеров вообще. Меня смущает только лицемерие в отношении обезличенной восторженности их профессией.
Между прочим, сам я не слишком большой лицемер.
Одно время, уже довольно давно, у меня был роман с очаровательной женщиной – капитаном милиции.
Как-то раз, мой друг Андрей Каверин, предварительно разглядев у меня на лице следы помады, спросил:
– С кем это ты целовался? – я честно ответил:
– С капитаном милиции. Очень красивая женщина.
А ведь мог бы сказать, что с полковником.
Но иногда, правда, для меня, превыше всего.Кстати, когда встречаешься с женщиной-офицером, неизвестно, на что правильнее рассчитывать – на победу или на почетную капитуляцию.
…Мы с Ниной договорились встретиться в одиннадцать, но я пришел пораньше, и у меня было время погулять среди памятников.
Вообще, «Музеон» – очень примечательное место.
Можно увидеть именно то, что нравится тебе самому: современная скульптура перемежается яблочной аллейкой, посаженной представителями почти современной партии «Яблоко».
И скульптура может быть такой же интересной и непонятной, как непонятно и интересно название политической партии.
Кому еще придет в голову назвать скульптуру, изображающую лежащую женщину – «Спящая». Не будь этого исчерпывающе поясняющего названия – кстати, исчерпывающего способности автора – зрители, наверное, думали бы, что скульптор сотворил бомбардировщик с изменяющейся геометрией крыла.
Когда я сказал что-то подобное моему другу, художнику Григорию Керчину, он ответил мне:
– В таком случае, невозможно ни изображать, ни лепить лежащую женщину.
Ведь назвать ее иначе не возможно.
– Почему? – ответил я, – Можно назвать «Видящая сны»…
И каждая линия женского тела станет иметь смысл…Там же, в «Музеоне», находится единственный в Москве памятник жертвам сталинских репрессий, созданный человеком – камень с Соловков на Лубянской площади – это все-таки творение природы, хотя и бывшее свидетелем сотворений человеческих.
Когда мне приходится бывать в «Музеоне», я всегда прихожу к этому памятнику.
Хотя он мне не нравится.
Потому, что он больше похож не на скорбное напоминание о репрессиях, а на анекдоты о них.Там же стоит отбитоносый Сталин из коричневого мрамора.
Я не знаю историю этой скульптуры, но думаю, что нос тирану отбил какой-то лихой перестроечник, во времена всеобщего ликования, безответственности и самоуверенности.
Мне это тоже не нравится потому, что я уверен, что издеваться над поверженными тиранами имеет право только тот, кто находил в себе силы и мужество издеваться над тиранами еще неповерженными.
Впрочем, возможно, это напоминание тиранам: «Знайте. Кто-нибудь, когда-нибудь все равно отобьет вам нос. И, кстати сказать – правильно сделает…»Одного памятника в «Музеоне» нет.
Памятника человеку, который заслужил место хотя бы в кунц-камере памятников.
Памятника Хрущеву.
Ничего из того, что можно было бы привезти в «Музеон», от Никиты Сергеевича не осталось.
Видно уж больно он был инороден.
И для врагов России, и для врагов ее врагов……Когда-то, в юности, когда я любил рассказывать анекдоты о Хрущеве – кстати, это были первые политические анекдоты не только для меня, но и для всей страны, моя мама сказала мне:
– Никогда не осуждай человека, если он пытается делать добрые дела.
Даже если он делает их неправильно…
Просто, научись делать добрые дела лучше……Пока я гулял среди скульптур, время постепенно проходило, но его оставалось еще много.
От нечего делать я зашел в пустое кафе, взял чашку кофе, и вышел на террасу, где с утра пустовали все столики.
Они, как и я, кого-то ждали…И тогда я увидел Нину.
Не трудно понять, что то, что это она, мне стало ясно сразу.
Высокая, довольно полная, хотя и стройная женщина в зеленой форменной юбке, черных туфлях на невысоком каблуке, кобальтовой рубашке с короткими рукавами и погонами на плечах и сложенным пополам кителем в руках.
На зеленеющей, осолнечненной лужайке, пресекаемой тропинками самым удобным для людей способом – во всех направлениях и без прямых, всегда срезаемых углов на поворотах, ее защитная одежда должна была показаться чем-то чужеродным, но я не стану врать, что сразу почувствовал это.
Меня подкупили ее волосы.
Длинные, прямые, цвета почти уже черного, но еще, все-таки, каштанового.Как много вещей прощается длинноволосым женщинам. Почти столько же, сколько женщинам длинноногим…
Я не обратил внимания ни на что. Ни на плотно сжатые губы, ни на глаза, в которых серьезность не только застыла, но и окаменела, ни на какую-то ее общую отутюженность, не форменную, а внутреннюю. Такие женщины, что в шинели, что в купальнике умудряются принять стойку: «смирно», – не по команде, а сами по себе.
И остаются в этой стойке непоколебимыми никами обстоятельствами – единственным, что существует именно для того, чтобы менять позицию.
Впрочем, все это пришло мне в голову уже потом.
Где-то посреди той ночи, окончанием которой началась эта история.
Самой неприятной ночи в моей жизни из тех, что я проводил с женщиной…
…Любой музей, в том числе и музей под открытым небом, очень выигрышное место для художника.
Кроме каких-то специфических, занятных деталей, которые художник знает просто по существу своей работы, можно еще и по вопросам, чисто интеллигентским, словами прогуляться, как по дорожке сада.
В «Третьяковке» – рассказать о том, кто на самом деле написал трех медведей или показать, что «Явление Христа народу», картина, писавшаяся четверть века, это – так и недописанная картина. В «Эрмитаже» – предложить спутнице поискать третьего распятого на гравюре Рембрандта «Три распятых».Много чего знают художники из того, что обычным людям и знать-то никчему…
То, что первая наша с Ниной встреча прошла вполне нормально, и, даже, как-то обыденно для первой встречи – в этом не было ничего диковенного.
Поговорили мы и друг о друге, и каждый о себе самом.
И как-то, между всем остальным, выяснилось, что ее бывший муж оказался большой сволочью, и я не придал этому значения не потому, что изначально не верил Нине, а просто так, по привычке – еще ни разу не слышал от женщины, не живущей с мужем, что муж сволочью не был.Здесь дело не в женщинах и даже не в мужьях – просто, если бывший муж не сволочь, то как-то не складно получается.
Сам я остался верен себе, и честно признался в том, что у меня были хорошие жены, просто я этого сразу не понял, а кто понял это несразу – тот уже бывший муж.
Кроме этого, Нина рассказала мне, что работает, вернее – служит, инспектором пожарной охраны в каком-то центре. И работа ее устраивает потому, что «сутки – трое дома» – очень удобно. Особенно, если живешь в Чехове, а работаешь в Москве.
