Николай Удальцов - Бешеный волк (сборник)

– …Ты, художник, веришь в Бога? – спросила Ирина, глядя на распятие на стене.

– Вера обладает красотой.

А в красоту я верю. Так, что, наверное, верю и в Бога. Хотя, никогда об этом не задумывался.

– Ты не боишься, что Бог накажет нас?

– Как?

– Отправит нас в ад за то, что мы собираемся сделать?

– Нет, Ирина. Если ад для влюбленных, то – для кого же тогда рай?

Впрочем, есть и еще одна причина, по которой я не боюсь божьей кары.

– Какая?

– Я обратился к Богу с молитвой.

– Андрей, разве есть молитва о прелюбодеянии?

– Есть молитва об отношениях мужчины и женщины.

– Что это за молитва?

– «Пошли нам, Господи, то, о чем не придется сожалеть и чего не придется стыдиться.

Ни нам.

Ни тебе…»

20

А в стране шли реформы.

Но шли они как-то неумело, воровато оглядываясь, подволакивая левую ногу.

Время дележа побед ангельским не бывает, но по-настоящему сволочным бывает время дележа поражений.

Сволочей не становится больше, кто был порядочным, тот и остался им, но только эпоха крушений позволяет установить точно, сколько же тех и других на самом деле.

Потому, что крушение, это время потери ответственности.

В легкое, безответственное время сволочью быть очень легко, почти так же легко, как и в тяжелые времена. Просто в безответственные времена, подлость мелких людей проявляется с наслаждением.

Наслаждением сволочизмом.

Подлость, это одна из мер ничтожности человека.

Энтузиазм в приятии неосмысленных идей – другая мера.

Так было с коммунизмом.

Так стало с православием.

Когда сын генерала Фронтова, Алик-франт однажды нацепив крест, толи на серебряную цепочку, толи на шею, сидя на кухне, пустился в рассуждения:

– Православие – это будущее страны, – Иван Иванович вспомнил себя, разглагольствовавшего перед своим отцом, Иваном Спиридоновичем, о третьей мировой войне, подумал о том, что время меняет все, при этом – ничего не меняет, и не стал перебивать сына.

Генерал Фронтов не лицемерил перед сослуживцами, откровенно говоря, его и не слишком-то к этому побуждали, и не объявлял себя, как многие другие «истинноверующим человеком». Но когда Алик разошелся:

– В вере нуждается каждый, кто… кто…. – заблудившийся в мысли Алик слегка подзамялся, и слушавший сына молча Иван Иванович все-таки не выдержал:

– Кто не доверяет своей собственной порядочности…

– Библия как раз и учит порядочности: например – воровать грешно! – не унимался сын.

– Мне всегда казалось, – ответил отец сыну, – Воровать не грешно.

Воровать – стыдно…

– Что же тогда нужно, что бы жить по совести? – Нужно ее иметь…

Сын не застал отца врасплох потому, что в то время разговоры о вере были постоянными, и их отголоски достигали верхних этажей Генерального штаба.

Совсем недавно генерал Игонин сказал генералу Фронтову:

– Вера поможет нам сдвинуть горы!

– А она позволит задуматься о том, надо ли это делать?…

Алик, сын генерала Фронтова рос отщепенцем от семьи и от всего того, что его окружало.

Ерунда, что воспитывает школа, пионерская организация, комсомол. Главное, что должен иметь ребенок, это занятых делом родителей.

Для Алика семья была не свежим воздухом, а бесплатной кормушкой.

Звание отца – не стартом, а выигрышем на бегах.

Жил он кем-то вроде меланхоличного летнего дачника. На всем чужом – ни своей памяти, ни своего опыта, ни своей любви.

При этом, приятели называли его не Аликом-дачником, а Аликом-франтом.

Взаимоотношения Алика-франта с молодой мачехой складывались из самых простых и житейских вещей: зависти и ревности.

В семье из трех человек всегда кто-нибудь, мужчина или женщина, оказывается в меньшинстве. Правда, иногда в меньшинстве оказываются родители или ребенок.

А в семье генерал-полковника Фронтова в меньшинстве оказался Алик, потому, что Ирина потеснила его и на поле родителей, и на поле детей. Это вызывало в Алике вначале недоверие, потом протест и, наконец, ненависть к навязанной ему мачехе.

И больше всего Алика раздражало то, что сама Ирина не делала ничего, что могло вызвать его злобу.

Но еще хуже было то, что Ирина не обращала на его злость никакого внимания, словно Алик был не сыном, то есть, в каком-то смысле, прямым наследником генерал-полковника, заместителя Начальника Генерального штаба, а какой-то никчемной и бессмысленной вещью.

При этом, Алику никогда не приходило в голову задуматься над тем, кем он, собственно, был на самом деле.

На самом деле.

В институте Алик не задержался, потому, что несколько раз попался на спекуляции дефицитными продуктами.

А было пока не понятно, продавать еще плохо или уже хорошо.

Когда его вызвали в деканат, Алик в очередной раз заблудился во времени и заявил:

– Да мой отец в ЦК партии состоит, – если вдуматься, для времени перемен, рекомендация весьма сомнительная.

Как и всякая рекомендация.

Дело в том, что ЦК еще руководило, но его уже открыто ненавидели. И потому, Алик получил ответ такой же весомый и бессмысленный:

– Тогда понятно, почему ты такой прохвост…

Время собирать камни, и время думать, куда эти камни складывать…

Когда отец узнал об исключении сына из института, он расстроился и попытался поговорить с ним. Но наткнулся на довольно наглый ответ:

– Не переживай, папа, – наглость это то, во что превращается страх несмелых людей, знающих, что им ничего не грозит, – Мне бы твои проблемы.

– Да, не дай бог.

– Это почему?

– Потому, что ты не можешь справиться даже с теми проблемами, которые я давно решил.

– Например?

– Например – накормить себя и своих близких…

– Почему, ты не можешь найти общего языка с Ириной? – спросил Иван Иванович сына однажды. – Да пошла она, – ответил сын, не задумываясь о том, что слышать такие слова о жене, отцу будет неприятно.

– Почему ты не можешь найти общий язык с Аликом? – спросил Иван Иванович жену.

– Ты хочешь, чтобы я в двух словах ответила тебе на вопрос, ответ на который человечество ищет уже тысячи лет: «Почему люди не могут найти общий язык друг с другом?..»

– И все-таки, Ира, помоги мне это понять.

– Знаешь, я недавно была на рынке. Так вот, там каждый делает не то, что должен или хочет, а то, что должен делать для того, чтобы его не вытеснили.

Так и мы с Аликом.

Делаем не то, что нужно, а то, что нужно для того, чтобы удержаться на своем месте.

Как на рынке, – сказала тихо Ирина, и Иван Иванович вздохнул:

– Как в Генштабе…

21

Уже не в первый раз Ирина занималась тем, что вообще-то женщинам удается делать очень редко – смотрела произведения искусства из объятий автора. Это уже само по себе является экзотикой потому, что женщина не имеет в этом генетического опыта.

Экзотика, это и есть – интерес к тому, на что у человека нет безусловного рефлекса.

И, казалось, именно это забирает все ее внимание.

Поэтому, Каверин не ожидал ее вопроса:

– Скажи, Андрей, я для тебя, это подарок судьбы или очередная проблема?

– Мои картины наводят тебя на такие мысли? – несколько озадаченно ответил он вопросом на вопрос.

– Твои картины просто наводят на мысли…

– Почему ты спросила об этом сейчас?

– Потому, что это твой дом. И это твой мир.

А я не могу понять, какое место в этом мире должна занимать я?

– Знаешь, милая, – Андрей задумался лишь на мгновение, и Ирина оценила это, – Все, что я создаю, это спорные произведения искусства. А ты – это бесспорное произведение.

И потому, ты не любовница.

Ты – любимая.

– Я понимаю, какое место я занимаю сейчас.

Я не понимаю, какое место я должна занять?

– Ирина, ты, особенная женщина. И ты сама определишь свое место.

Ведь в некоторых вопросах вы, женщины, сильнее нас мужчин.

– Глупенький, это вы, мужчины, сильнее нас лишь в некоторых вопросах…

Единственным, реальным доказательством существования провидения, является то, что оно лишает разума тех, кого собирается наказать. Правда, не совсем понятно то, что оно делает с темя, кого решает наградить – наверное, лишает разума тоже…

– Андрей, тебе не кажется, что наше неравенство заключается в том, что мы всегда встречаемся у тебя? Так бывает, когда один человек стесняется другого.

– Я не вижу никакого неравенства. Но, если хочешь, когда-нибудь я зайду к тебе, – предложил Каверин.

Самая простая форма проявления отсутствия разума, это потеря элементарной осторожности.

Ни Андрей, ни Ирина не знали того, что сделали очередной шаг по пути к страшной развязке в истории с бешеным волком.

Пока они еще думали, что гуляют по счастью, но, как и все люди, уже несли секретную свою долю. Потому, что отдохнувшее и выспавшееся время уже пустилось вскачь.

А, может, время и не играет роли, потому, что у времени совсем иная роль…

…Потом, на следующий день, после того, как, подкараулив уход Каверина из квартиры Фронтовых, в спальню Ирины ворвется Алик-франт, и мычащий варвар метнет свое зазубренное копье в античную статую, тварь возомнит себя создателем, солнечный луч закроется уродливым облаком смрада, вор назовет подлость вдохновением, плебей возложит на трон свои немытые чресла – дрянь всех времен возьмет слово, генерал-полковник Иван Иванович Фронтов скажет художнику Андрею Каверину:

– Я знаю, почему ты избил Алика. И знаю все, что произошло.