Алексей Ефимов - C-dur
– Привет.
– Привет.
– Я у нее спросила, – взяла Аня с места в карьер.
– И?
– Это она.
– Не может быть.
– Может. Пусть ищет работу.
Он пытался осмыслить услышанное.
– Зачем?
– Якобы на лечение сыну. Он наркоман. Она думала, что мы не считаем деньги и не заметим, а она позже вернет.
– М-да…
– Она перечислила деньги в клинику. Пусть возвращает как хочет. Она предложила работать бесплатно – я отказалась.
– Пусть меня подождет, я сам с ней поговорю.
– Что хочешь услышать?
– Хочу посмотреть ей в глаза, понять, что делать дальше.
– По-моему, я доходчиво ей объяснила. Если не возвращает, то больше никуда не устроится – если только техничкой.
– В общем, пусть меня ждет.
На этом и порешили.
Вечером он встретился с няней.
Когда он пришел, из детской выбежал Леша. В трусиках и полосатых носках, с раскрашенным животом, он с радостным криком «Папа пиехал!» прыгнул к нему на руки:
– Пивет!
– Здравствуй, здравствуй! Как жизнь молодая?
– Здолово, пап!
Аня выглянула из зала:
– Привет.
Вяло это сказала, без радости.
– Привет.
Отдав сына маме и не откладывая дело в долгий ящик, он сразу прошел на кухню, к Евгении Степановне.
Она сидела спиной к двери, облокотившись о стол и сцепив в замок пальцы у рта. Ее морщинистые, усыпанные старческими пятнами руки несли отпечаток долгой трудовой жизни. Седые волосы были собраны сзади в плотную шишку.
– Здравствуйте, – сухо сказал он.
Он увидел заплаканные глаза и пожалел о том, что так поздоровался.
– Здравствуйте, Александр Александрович, – сказала она тихо.
Она хотела встать, но он сделал ей знак – «сидите», и сел сам.
– Как так, Александр Александрович? Что на меня нашло?
– Будете чаю?
– Нет, спасибо.
Она промокнула глаза кончиками пальцев.
– Дожила на старости лет вот до чего. Ох, грех-то, грех!
Она опустила голову.
– Сын колется, лет уже пять… Три раза вытаскивали его с того света. Как это матери? Вот и… Господь милостивый… – Она встрепенулась. – Александр Александрович, я отдам. Простите, Господа ради, старую.
– Он в клинике?
– Что? – Она не сразу поняла, о чем он спрашивает. – Да, да, больница хорошая. Я откладывала, у родственников брала в долг, и все равно не хватило. Дорого. Клинику хвалят, там есть психологи, они на природе живут, в лесу, рыбу ловят, грибы собирают. Мишка-то мой сам тоже измучился, не могу, говорит, больше, руки на себя наложу. Желтый стал и тонкий как спичка.
– Попросили бы – мы бы дали.
– Бес попутал. Думала, не заметите. Они там долго лежали. Я шкатулку-то уронила, все рассыпалось, и увидела…
– Что будем делать, Евгения Степановна?
– Простите меня, Александр Александрович. Христом Богом прошу. Я отдам, как только работу найду.
Он сложил руки на стол, взял перечницу и стал крутить ее между пальцами. Секунд десять длилось молчание. Потом он поднял взгляд.
– В общем, так. Вы остаетесь работать у нас и возвращаете долг в течение полугода. Вас это устраивает?
Няня смотрела на него заплаканными глазами.
Через мгновение до нее дошел смысл сказанного. Ее взгляд изменился: словно дрогнули два маленьких чутких зеркальца и отражение в них качнулось.
– Идите домой, – сказал он, вставая. – Отдохните. Теперь денег хватит?
– Да, да, спасибо, Александр Александрович. Может, в этот раз вытащим Мишеньку, Бог смилостивится. Спасибо вам, Александр Александрович! Что ж я, дура-то, сделала?
Она тихо заплакала.
Он дал ей воды.
– Выпейте.
Взяв стакан обеими руками, она сделала два-три глотка и снова коснулась глаз кончиками пальцев.
Потом она вышла из кухни, а он вспомнил Славу Брагина.
Глава 11
Слава жил в одной комнате с Родей «Куртом» Клевцовым.
Он тоже играл на гитаре. Родя был его идолом. Он подражал Роде во всем. Он много пил, много говорил о свободе и был в этом искренней Саши Беспалова. Славный был парень. Добрый. Он вечно ершился, чтобы выглядеть круче, и часто лез на рожон по идейным соображениям. На трезвую голову он был робок с девушками, но стоило ему выпить, как те прятались от него, зная по прежнему опыту, что он будет лапать их, лезть целоваться и звать на свидание.
Прошло девять лет.
Когда месяц назад они встретились в магазине, Саша с трудом узнал Славу.
Кто-то задел его у витрины. Обернувшись, он увидел худого мужчину в выцветшей куртке защитного цвета и вытянутых на коленях джинсах. Пробормотав извинение, тот отошел, и вдруг —
их взгляды встретились.
Это был Слава. Изменившийся Слава Брагин.
Светлые волосы стали короткими и поредели, неэстетично светились проплешины, желтая кожа обтягивала кости черепа как пергамент, но главное – зрачки его тусклых глаз словно плавали в дымке, вдали от реальности. Слава ссохся, сильно сутулился и, казалось, стал ниже ростом.
Он тоже узнал Сашу.
Желтая кожа у губ собралась в складки, взгляд временно прояснился.
– Саш, ты? – хрипло сказал он. – Ну, е-мое!
– Привет.
Саша протянул Славе руку.
Замешкавшись на секунду, тот протянул свою.
Саша увидел, что от указательного и среднего пальцев у Славы остались культи, до первой фаланги, а под обкусанными ногтями других пальцев – грязь.
Заметив взгляд Саши, Брагин смутился. Он натужно прочистил горло.
– Как жизнь? – спросил он.
– Нормально.
– Женился?
– Было дело.
– На Вике?
– Нет.
– Что так?
– Кончилась любовь-морковь. Так, знаешь, бывает. Сам-то как? Может, где-нибудь сядем?
Он понял, что зря сказал это, но было уже поздно.
– Да. Это… Мне хлеба надо купить.
Брагин поежился и дернул плечами – словно замерз.
– Тогда на выходе встретимся.
На том и расстались.
Через пару минут, встав в очередь к кассе, Саша увидел, как Брагин быстро идет к выходу – не оборачиваясь, точно сбегая. Услужливо и бесшумно раздвинулись двери, он сделал шаг и
– обернулся.
Встретившись взглядом с Сашей, он изменился в лице.
«Он в самом деле сбегал», – понял Саша. Он смотрел на Брагина и улыбался, а на душе скребли кошки, не по себе было.
Улыбнувшись в ответ, Слава сделал жест, будто подносит ко рту сигарету, и показал в сторону улицы: я там покурю.
Саша кивнул: понял.
Расплатившись, он вышел на улицу.
Слава стоял у входа, дымя сигаретой, и Саша еще раз отметил, как плохо тот выглядит.
– Возле «Универсама» есть пицца и пиво. Доедем? – спросил Саша.
– Как скажешь. – Слава сделал затяжку. – Я не спец в пицце. Пиво – дело другое.
– Значит, едем.
Саша нажал кнопку на брелоке сигнализации, и черная «Audi» откликнулась на стоянке. Он заметил, что Слава пристыл взглядом к машине. Пока они шли к ней, оба хранили молчание.
Они сели в «Audi» и выехали со стоянки.
Бросив на Брагина взгляд, Саша хотел спросить, как у того жизнь – чтобы как-то начать разговор – но передумал. И без этого было видно, что жизнь у Славы не очень.
Слава спросил первый:
– Как оно?
– В общем и целом нормально. – Был банальный ответ.
Именно так – в общем и целом, без частностей.
– Я, Саня, не очень. – Слава смотрел на билборд с мужественным небритым мужчиной в костюме от Hugo Boss. – Не в том направлении двинулся. Видишь? – Он показал культи. – Это я циркуляркой. С этого и пошло. Глянь, как медиатор держу. – Соединив большой и безымянный пальцы, он показал Саше. – Арпеджио не сыграешь. Я давно не играл, года два или три. Как-то не в масть. А если не в масть, то не фиг мучать гитару. Это нечестно.
Брагин вновь передернул плечами – как тогда, в супермаркете. «Нервный тик», – понял Саша.
Они остановились на светофоре.
Пешеходы переходили дорогу, и не было в них ничего примечательного. Подросток в спортивных штанах, брюхастый мужчина с потертым портфелем, семейная пара с явными следами усталости от многолетней семейной жизни, еще два-три человека.
Загорелся зеленый свет.
Они подъехали к «Универсаму», рядом с которым местная пиццерия открыла свой летний форпост. Здесь готовили, пожалуй, самую вкусную пиццу в городе.
Сев за столик на летней террасе, они заказали пиццу и пиво. Саше – безалкогольное.
В этом году весна пришла рано. Солнце грело по-летнему. Саше было жарко в тонком шерстяном свитере. «Каково Брагину в его панцире: в куртке и толстой кофте?» – думал он.
– Про Родю что-нибудь слышал? – спросил он.
– Два года назад. Он в Москву собирался. Говорил, в Новосибе не развернуться. Не знаю, уехал – нет. Он в кабаке пел. Мы с ним вот так же сидели, и он телефон мне дал, сказал, что на Богдашке кабак, не помню где точно.
– Как у него с этим делом? – Саша щелкнул пальцем по шее.
– Пил по-черному, но якобы завязал. Почему пил, знаешь? Потому что жизнь не вышла. Мы думали, будем рокерами, а кем нахер стали?
