Донбасский декамерон - Олег Витальевич Измайлов
Старший Белокрысенко был фигурой приметной.
Лесовод по первой профессии, этнограф по призванию, литературовед, большой книжник, он, например, собрал в Симбирской губернии 224 старинные рукописи по истории края. Написанный им в 1868 году «Исторический очерк постепенного покорения Симбирского края и административного устройства его в разное время» интересен ученым и сегодня. Арсений Федорович водил дружбу с Тарасом Шевченко, Владимиром Далем.
И вот этот образованный и одаренный человек был близким другом, представьте, симбирского инспектора народных училищ Ильи Николаевича Ульянова.
Дружили семьями, да еще как. Ходили в гости друг к другу, главы семейств любили проводить время за партиями в шахматы. Известно, что выпускник Харьковского университета Арсений Белокрысенко обожал свою малую родину и все малороссийское. Не раз в доме Ульяновых он под аккомпанемент на рояле своей кумы Марии Александровны пел любимую песню «Ой, на поли та й женци жнуть». А еще не обходилось без рассказа о встрече с «батьком Тарасом» в Нижнем Новгороде в 1858 году. Только вернувшийся из ссылки поэт подарил земляку свое фото с автографом.
Неудивительно поэтому, что когда 22 апреля 1870 года в семье Ульяновых родился сын Владимир, то вопроса о том, кто будет крестным отцом младенцу, не было.
В метриках было записано: «Родители – коллежский советник Илья Николаев Ульянов и законная жена его Мария Александровна, оба православного исповедания. Воспреемниками ему были: действительный статский советник Арсений Федоров Белокрысенко и вдова коллежского асессора Наталья Иванова Ауновская». Кстати, после этого Арсений Федорович Белокрысенко крестил еще и младшую дочь Ульяновых Марию.
Банкротство сына Федора и пущенное им на ветер новороссийское имение, скорее всего, убило не старого еще, полного сил 67‑летнего мужчину. 19 ноября 1885 года в служебном кабинете его настиг инсульт. Пять дней спустя крестный Володи Ульянова скончался.
Краевед Жаров пишет: «На многолюдных похоронах 26 ноября на кладбище Покровского мужского монастыря Симбирска рядом с приехавшими сыновьями покойного Федором и Дмитрием находилась и вся семья Ульяновых, переживавшая кончину друга как свое большое горе. Через некоторое время (12 января 1886 года) в той же ограде Покровской церкви был похоронен Илья Николаевич Ульянов».
Так причудливым образом в судьбах двух симбирских интеллигентов соединились криворожская руда, валлийцы Юзы и образ Владимира Ульянова, которому история даст возможность порушить и британский, и российский частный капитал. Как в Донбассе, так и на родной Волге, и далее везде.
* * *
– Рррр-еволюция сводит меня с ума! – прорычал уже пьяным голосом Панас. – Читаем это, и на длительный перерыв, шановни, то есть, конечно, милостидари и милостидарыни!
История о том, как штейгер стал переводчиком «Интернационала»
В 1943 году умер человек, с которого в некотором смысле и началась вся история. Звали его Аркадий (Арон) Коц, он окончил Горловское училище штейгеров, работал на многих шахтах Донбасса. И как-то так вышло, что он стал коммунистом. Многие евреи Донбасса того времени становились анархистами, а он пошел в большевики. И да – детство Аркадия Коца прошло в такой ужасающей нищете, что ему просто сам бог велел написать строчку: «Кто был ничем – тот станет всем».
В 1900 году в Париже при помощи центрального аппарата РСДРП(б) он окончил курс горных наук в политехническом институте, вернулся в Донбасс дипломированным инженером, поработал на американцев на металлургическом заводе товарищества «Унион» в Мариуполе и сделал судьбоносный шаг – перевел на русский язык французскую революционную песню «Интернационал», написанную видным анархистом и членом Парижской коммуны Эженом Потье.
О том, какое значение эта песня имела для всех левых сил в мире, говорят слова Владимира Ленина. Он писал в свое время: «Эта песня переведена на все европейские, и не только европейские языки… В какую бы страну ни попал сознательный рабочий, куда бы ни забросила его судьба, каким бы чужаком ни чувствовал он себя, без языка, без знакомых, вдали от родины, он может найти себе товарищей и друзей по знакомому напеву “Интернационала”».
То есть Аркадий Коц, по сути, «попал в десятку» своим переводом. С 1922 по 1943 год «Интернационал» в его версии был гимном Советского Союза.
В той стране к гимну относились серьезно. Особенно в первые тридцать лет существования первого в мире государства рабочих и крестьян. Это потом, начиная с хрущевских времен, на партийных собраниях коммунисты будут разевать по-рыбьи рты, изображая пение главных песен страны. В 1920–1940‑х люди берегли личное чувство к государственному гимну. Как к государственному флагу. Собственно, гимн как символ заменял собой и флаг при его отсутствии.
А еще гимн был музыкально-поэтическим воплощением идеи, в которую верили или, по крайней мере, старались верить. С «Интернационалом» на губах коммунисты шли на лед Кронштадта, покоряли пространства на лучших в мире самолетах, мерзли в палатках на Северном полюсе, сражались с фашистами в Испании, рвали жилы на стройках первых пятилеток, бросались в атаку в Великой Отечественной. «Интернационал» был находкой для советского агитпропа, что ни говори.
Правда, авторство перевода Коца старались если не скрыть, то затушевать. Обычно писали: слова Э. Потье, и все. Дело в том, что в биографии Коца был эпизод, крайне неприятный для блюстителей партийной чистоты. В 1907 году он неожиданно для всех покинул ряды большевиков и переметнулся к меньшевикам. Понять его несложно – в дореволюционном Донбассе поклонников Мартова и Аксельрода было больше, чем сторонников Ленина и Сталина.
Бывший донецкий штейгер всю жизнь работал над совершенствованием перевода. Вначале он перевел только часть всей песни Потье, три из шести строф – первую, третью и шестую. После Гражданской войны времени на творчество у него не было – десять лет отпахал на «расстрельной» должности инспектора «Главугля», в основном по Донбассу. И это во времена упадка угольной промышленности и «Шахтинского дела». Полный перевод Коц сделал в 1931 году, а увидел свет текст только в 1937 году.
Новый гимн понадобился в 1943 году. Срочно. Вряд ли власти нашли, к чему придраться в «Интернационале», но можно смело сказать, что создание нового гимна шло в одном пакете с возвращением большинства старорежимных воинских званий, погон, введением новых, патриотических орденов, съемкой не менее патриотических фильмов и возрождением Русской православной церкви, которая в канун войны практически исчезла с лица советской земли (в Луганской области, например, остался один действующий храм, а в Сталинской – ни одного). Чтобы понять размах, с которым были проведены все эти реформы, заметим, что Архиерейский собор РПЦ, выбравший нового патриарха, впервые в ее истории был
