Донбасский декамерон - Олег Витальевич Измайлов
С одной стороны, после первых двух десятков лет революционного угара начали восстанавливать памятники. Тут больше всех повезло Нахимову – после того как во время войны его именем назвали главный флотский орден СССР, дело было решенное. В 1954 году бронзовый адмирал вернулся на то место на площади своего имени, с которого его сбросили в 1928 году не в меру ретивые троцкисты Севастополя. Корнилов ждал своего часа до 1983 года, когда был восстановлен знаменитый памятник на Малаховом кургане, где умирающий герой произносит: «Отстаивайте же Севастополь». Лазарев вернулся в базу своего флота уже в XXI веке – прямиком из Татарстана, где изваяли скульптуру.
Памятники вернули, а склеп с могилами восстанавливать не стали. Возможно, решили, что могила и есть могила, чего ее тревожить, тем более что монументальное надгробие в виде бывшего собора, из которого сделали музей, более чем достаточно.
При этом нельзя сказать, что советская власть не понимала роли патриотического воспитания. Вспомним хотя бы идею «Вечного Огня» и «Неизвестного Солдата», позаимствованную у французов, – она пошла в массы. Тем более что город-герой Севастополь и Вторая оборона города (1941–1942) были предметами особой гордости советских людей.
Как бы там ни было, но возвращение усыпальницы адмиралов по-настоящему началось с 1992 года. Двумя годами ранее автору этих строк довелось заглянуть через окошко в нижний храм Владимирского собора. О впечатлениях лучше не говорить. Сотрудница Музея героической обороны и освобождения Севастополя после экскурсии рассказывала: «А в 92‑м отсюда КамАЗами вывозили землю и мусор».
Не стоит, конечно, смаковать подробности, все-таки такое святое для русских сердец место. Но и забывать о бесчувствии иных потомков героев не стоит.
Последняя реконструкция собора началась при Украине в 2011-м, а завершилась при России в 2016 году. Сегодня здесь проходят службы, несмотря на то что храм является по-прежнему собственностью музея обороны. На стенах собора нет икон, это особое памятное место – вместо них мраморные доски, на которых имена павших защитников Русской Трои. Они снова вместе – матросы, солдаты, офицеры и их адмиралы, отстоявшие честь России и ее территориальную целостность.
* * *
Когда-то мне недолго пришлось жить в бывшей квартире настоятеля собора. Рядом с храмом – на углу Марата и Советской. Ранним утром, выходя из дверей и поднимаясь по небольшому спуску к собору, я ловил момент, когда взгляду на фоне розовеющего неба открывался большой соборный крест – тот самый, который был установлен на храме еще до революции. Я пытался представить, что испытывает священник в этот час, подходящий к этому храму служить. Долго не мог подобрать нужного слова, а потом как-то озарило – пиетет. Перед той грозной силой, что хранит и вечно будет хранить и Севастополь, и Крым, и Новороссию с Донбассом, и всю Россию.
Вместо послесловия. О чем мечтают русские парни в окопах войны с мировым злом
Несколько десятков наших «декамероновских» рассказов сложили эту историю любви к России и русским, ко всем народам, считающим нас своими, что бы там ни случалось между нами в прошлом, собрали под обложкой книги вопреки той войне, которая редко и ненадолго оставляла Новороссию.
Огромная половецкая степь Дэшт-и-Кыпчак древних стала домом Киевской Руси, Российской империи, Советской России, Российской Федерации. Местом, где рождалась и копилась особая порода людей, объединенных одной потерянной на Западе идеей – любовью к человеку. Помните, у Горького – «мы все больны любовью к человеку»? Это очень по-русски, это очень по-советски, это очень российский взгляд на сущность мироздания.
Новороссия стала для этой идеи и оселком, и местом проб и ошибок. Несомненно, что все те опасности и труд, которые ждали человека в этих краях, в этом форпосте той самой Великой степи, о которой было упомянуто, с огромной скоростью, прямотой и бескомпромиссностью ставили любого, приходившего сюда жить, перед простым выбором: за жизнь ты или за смерть.
Вспомните некоторые из историй «декамерона». Не колеблясь сталинские шахтеры шли на смерть, как на труд, который даст возможность жить другим, рисковали здоровьем и жизнью летчики, моряки, военные, изобретатели и купцы, писатели и партийные вожаки, князья, святые, крестьяне и строители.
Переиначивая выражение Анри Наварского – жизнь стоит Новороссии. Она, как и ряд других русских мест силы, делает понятной и выразительной мечту русского о Храме вечной справедливости для всех. Вне национальности, религии и происхождения. Эту главную коммунистическую идею христианства русское православие передало через казачьи восстания и крестьянские бунты будущим поколнениям. Окропило ее кровью и верой. И освятило Победой в самой страшной войне русского, советского народа – единого в многообразии – Великой Отечественной.
И сейчас, когда мы произносим слово Новороссия, мы имеем в виду упование на ту силу, которая все-таки выведет нас к тверди будущего. Русский ковчег мотало и било в море новороссийском, и не было ничего такого ни в нем, ни вокруг него, чтобы не имело значения – до самой мелкой детали, чувства и страсти.
Мы далеки от мысли, что свод наших историй может описать ту непревзойденную глубину чувств, ту чистую искренность, с которой русские люди приняли тот факт, что час последней битвы зла и добра не где-то «за шеломянем еси», а под окнами у них.
Но как описать ту простоту и в то же время изобретательность, с которой молодые русские люди, на которых ворчливая старость ставила крест, отряхнули с себя пыль западного культурного влияния и отправились в окопы.
Простые и чаще всего незаметные парни войны с мировым злом, в которую мы ввязли против своей воли, но не против своих убеждений, стали героями новой книги автора – «Пацаны и окопы».
Донецк – Севастополь – Нижний Новгород – Москва
Примечания
1
Украинская повстанческая армия.
