Привет, красавица - Энн Наполитано
— Твоему отцу нужно еще немного времени, — сказал Кент. — Пожалуйста, не бросай его.
Последняя фраза удивила. Вообще-то Уильям бросил ее. И может ли она бросить человека, которого до сих пор никогда не видела и который официально от нее отказался? Однако стоявший рядом великан, усталый и добрый, выглядел так, будто перед ним разверзлась пропасть.
— Не брошу, — сказала Алиса, не понимая, о каком сроке идет речь и что вообще означает это «не брошу».
Казалось, долгий день никак не связан с движением стрелок на часах. Время разбухало в пузыри, плавающие по комнатам, полным народу. Сначала подали бейглы, потом пиццу и печенье. Начали было обсуждать организацию похорон, но быстро свернули тему, поскольку Уильям так и стоял во дворе, а беспокоить его не решились.
— Сильвия не хотела бы католического обряда, — сказала Цецилия, и сестры ее согласно кивнули.
Во второй половине дня прибыла Роза, в черном платье, драматичная в своей скорби. Прошлым вечером Иззи рассказала Алисе о бабушкиных баталиях четверть века назад. «Перестала разговаривать с моей мамой, когда та забеременела; так и не признала, что я существую; взбеленилась, узнав, что тетя Эмелин лесбиянка, — перечисляла она, выкидывая пальцы. — Была в ярости, когда Сильвия вышла за твоего отца, и, по-моему, злилась на твою маму из-за ее развода, но потом с ним примирилась».
— Она будет делать вид, что все это время мы были счастливой семьей. Я считаю, надо ей в этом подыграть, — незадолго до появления матери сказала Цецилия и оказалась права.
Роза вихрем влетела в дом, обняла дочерей, словно не виделась с ними всего неделю. Иззи шагнула вперед, и они с Розой уставились друг на друга, и этот момент напомнил о поколениях свирепых женщин в семье Падавано.
А затем Иззи сказала:
— У вас была долгая дорога. Наверное, проголодались?
И Роза улыбнулась с очевидным облегчением. Она взяла у Иззи печенье и сказала, что это самое вкусное печенье за долгие годы. Потом сделала комплимент волосам Джози (редкий оттенок!) и сказала Эмелин, что ее подопечный малыш просто красавец. Затем надела пальто и, выйдя во двор, поговорила с Уильямом, после чего вернулась в дом и, усевшись на кухонном табурете, как на троне, громогласно вопросила, как она могла пережить собственное дитя.
Время от времени кто-нибудь из мужчин выходил к Уильяму, который наматывал круги по двору. Иногда Алиса видела его плечо или светлые волосы, мелькавшие в окне. Спускались сумерки, в дом доставили огромный сэндвич-субмарину и пакеты с чипсами. Иззи и Алису откомандировали в ближайший магазин за одноразовыми тарелками. В кухне булькал кофе, на столе выстроились бутылки для желающих выпить.
— Твоя мама не держит зла на бабушку? — по дороге спросила Алиса.
— Она говорит, что простила Розу уже в тот момент, когда та выгнала ее, семнадцатилетнюю девочку, из дома. Она простила, потому что хотела продолжать любить ее. Тетя Эмми считает, что это самый впечатляющий поступок в маминой жизни. А ты простишь отца?
Алиса вздрогнула. Ей не приходила мысль о прощении Уильяма Уотерса, она думала лишь о том, сможет ли простить Джулию. У нее не было никаких чувств к отцу, она как будто смотрела фильм, но пока что не разобралась, кто из персонажей отрицательный герой. Алиса пожала плечами, глядя на Иззи, на ответ это не тянуло.
Когда девушки вернулись, из-за входной двери донесся голос Розы, разговаривавшей с Джулией. Они остановились на крыльце и стали слушать.
— По-моему, вам только во благо, что я перестала жать на газ. Отбыла себе во Флориду, и вы прекрасно справились, выстроив свои жизни. Джози милая. Я не очень понимаю, зачем им подопечный ребенок, но эта забава безвредная. А вот Иззи классная, прям я в молодости. — Роза говорила без пауз, словно компенсируя долгие годы молчания. — Ты видела огород Эмелин и Цецилии? В целом недурно, хотя они ничего не смыслят в подзимней посадке. Грядки неправильные, весной картофель вряд ли взойдет, но завтра надо глянуть внимательнее.
Алиса не видела реакции матери, но представила, как та закатывает глаза. Однако мать не возразила и не сказала ничего резкого. Цецилия задала тон этому дню, и все, кто был потерян, включая Джулию и Алису, были приняты такими, какие они есть.
— Роза невероятная, — прошептала Иззи и улыбнулась. — Да и вообще все это невероятно.
— Насколько невероятно? — скептически спросила Алиса, и кузина ее радостно засмеялась:
— Смотри-ка, ты шутишь. Значит, маленько оттаяла! А то выглядела такой ошеломленной, когда появилась здесь.
Девушки вошли в дом. К ним устремилась Джулия и проделала то, чему Алиса уже несколько раз была свидетельницей, — крепко обняла Иззи и поцеловала ее в щеку. Она скучала по этой малышке, тогда как все остальные скучали по малышке Алисе. Наверное, матери удается вести себя сдержанно с ней, решила Алиса, потому что есть другая девушка, на которую тоже можно изливать свою любовь.
Три сестры были рядом: Эмелин баюкала малыша, Цецилия, у которой залегли тени под глазами, складывала бумажные салфетки, Джулия, выпустив из объятий племянницу, выглядела неприкаянной.
— Правда, что не будет панихиды в церкви Святого Прокопия? — спросила Роза.
— Сильвия этого не хотела бы, мама, — мягко проговорила Эмелин.
Было видно, что пожилая женщина изо всех сил старается скрыть неодобрение, пытается держать рот на замке. Рядом с тетушками, бабушкой, матерью и кузиной Алиса вновь себя почувствовала астронавтом. Ей было трудно дышать, тело словно наполняли электрические помехи.
— Утешает хотя бы то, что Сильвия и Чарли теперь вместе, — сказала Роза.
На миг три ее дочери превратились в маленьких девочек, верящих каждому слову матери. Лица их выражали надежду, что сестра и отец вправду свиделись. Алисе пришло в голову, что ради встречи с отцом она покинула свой дом, а Сильвия тоже покинула дом — свою жизнь, — чтобы воссоединиться с родителем. Додумать эту мысль до конца не хватало духу, но Алиса почти физически ощущала близкое присутствие Уильяма.
— Вы знаете, что скажет папа, увидев Сильвию? — тихо спросила Джулия.
Сестры кивнули, и за всех ответила Цецилия:
— Привет, красавица.
Ужинали поделенным на ломти сэндвичем-субмариной, чипсами и вином. Джулия коснулась руки дочери. Алиса уже не злилась на мать, в душе ее не осталось места для злости. Она поняла, что в домах своих сестер ее мать чувствует себя таким же астронавтом. Им обеим здесь все было внове, поскольку Джулия, отрезав дочь от чикагской жизни, отсекла от нее и себя. Сюда они прибыли с одной планеты и, как два астронавта, были соединены тросом, который не разорвать, — любовью. А в новой чикагской семье удивляла обширность любви, вмещавшей в
