Привет, красавица - Энн Наполитано
Когда приехала Джулия, они с Алисой обнялись, но потом сохраняли дистанцию. Алиса была не готова к общению и порадовалось, что мать не пытается с ней поговорить. Кроме того, вокруг было много людей, которым требовалось их внимание, — то и дело кто-нибудь из них, заметив безутешную сестру, тетушку, племянницу, кузину, подыскивал слова, уместные в столь горестной ситуации. «Я здесь не ради тебя, — мысленно говорила Алиса матери, — а ради него. Ты поставила передо мной вопросы, и мне нужны ответы».
Она без конца поглядывала на входную дверь, зная, что скоро появится отец. Алиса хотела подготовиться к этому, быть максимально собранной. Она надеялась, что сумеет выглядеть независимой и даже равнодушной, всем своим видом будто говоря: «Жила без тебя раньше, проживу и сейчас». Но отец вошел черным ходом, одновременно позвонили в парадную дверь и заголосил ребенок на руках у Джози. Казалось, из комнаты выкачали воздух, Алиса не могла вдохнуть, у нее зашумело в голове. «Не смотри на меня», — послала она мысленную просьбу, и Уильям, к счастью, ее исполнил, дав возможность себя рассмотреть. Его сопровождали высоченные мужчины, очень мрачные. Он отнюдь не выглядел законченным мерзавцем, который ненавидит детей и потому легко бросил собственного ребенка. Лицо его, в котором Алиса узнавала свои черты, узнавала свои глаза, выражало безграничную печаль. Глядя в зеркало, она уже давно подозревала, что в нем отражается ее отец.
Уильям подошел к Джулии, заговорил с ней. В трех-четырех шагах от Алисы стояли мужчина, который ее бросил, и женщина, которая лишь сутки назад была всей ее семьей.
Прошлой ночью Алиса спросила кузину, лежавшую на соседней кровати:
— Ты не знаешь, почему Уильям не захотел быть моим отцом?
С минуту Иззи молчала и наконец сказала:
— Наверное, боялся навредить тебе своей депрессией.
Сейчас она возникла рядом и прошептала:
— Ты как?
Алиса, не желая врать, скорчила неопределенную гримасу. Она и сама не знала, как она. Она вообще ничего не знала. Алиса замкнулась в себе много лет назад. Никогда не говорила парню, что он ей нравится, не гоняла на машине, не напивалась так, что слова не могла выговорить, а теперь вот оказалась на чикагских муралах и на портретах в этом доме, да еще узнала себя в человеке, что стоял в другом конце комнаты. Она существовала вне собственного тела — была рассеяна в здешних местах, — но от этого почему-то чувствовала себя менее уязвимой. Она была вписана в эту семью, отражаясь в лице отца. Ее было больше, чем она всегда считала.
Уильям опустился на стул, и все, кто был в комнате, тотчас его окружили, наподобие стяжек, не дающих зданию рухнуть. Высоченные мужчины склонились над ним, словно желая поделиться своей силой. Алиса же отступила назад. «Все его здесь любят, — изумленно подумала она. — Очень любят». Оказывается, она ожидала, что жизнь отца будет гораздо скуднее. Как-никак он отказался от нее. Что означало одиночество, отказ от жизни. Но тот, кто отворачивается от людей, не может вызвать такой реакции. Алиса еще никогда не бывала в комнате, столь наполненной любовью и горем, чувствами.
Она прислонилась к стене и отвернулась к окну. Горе отца было очень личным, а она не знала его, как знали окружившие его люди. Она не хотела уподобиться зевакам, сбежавшимся поглазеть на аварию. У нее возникло странное ощущение, что она — своего рода противовес этому человеку, с которым они так похожи: оба худые, высокие, белесые и грустные по своей природе. Казалось, стоит ей подойти и посмотреть ему в глаза, и он уже не сможет подняться со стула. Она обездвижит его, точно трясина. Нет, надо оставаться на расстоянии, на своем конце качелей и дать ему шанс сохранить равновесие.
Через несколько минут Уильям, так и не сняв пальто, вышел из кухни и направился к черному ходу.
Алиса была растеряна и напряжена. Сердце так колотилось, словно она взбежала на холм. «Что со мною творится?» — подумала она.
К ней подошел мужчина в очках и с дредами.
— Меня зовут Кент, я лучший друг твоего отца, — сказал он. — Для меня честь познакомиться с тобой, Алиса.
Они пожали руки. Вот и еще новость. У ее отца есть лучший друг, его версия Кэрри.
— Я держал тебя на руках, когда ты была совсем малышкой. — Кент тряхнул головой, словно разгоняя туман перед глазами. — Тебе, наверное, кажется, что ты угодила в тайфун.
Алиса представила младенца на руках этого огромного человека. Только теперь она осознала, что жила здесь, пусть и совсем недолго — до того, как у нее появились первые воспоминания, — она была частью этого мира. Она не помнила всех этих людей, но они ее помнили. «Сильвия тебя так сильно любила, — сказала Эмелин. — Она была бы счастлива, что ты вернулась домой».
— Смерть старого человека, даже самого прекрасного, не такая уж неожиданность для него самого и его близких, — сказал Кент. — Старики подобны вековым деревьям, у которых ослабли корни, они тихо падают. Но когда умирает человек, вроде твоей тети Сильвии, раньше времени, то эти корни выдираются из земли. И все, кто находится рядом, рискуют быть раздавленными.
Алиса задумалась над его словами. Ее мир всегда был таким маленьким, людей в нем было меньше, чем сейчас в этой комнате. Она и мать переплелись корнями, ушедшими глубоко в землю. Но, глядя на тетушек, на державшуюся в отдалении Джулию, на темноволосую кузину, которую она полюбила в тот же момент, когда та распахнула дверь, Алиса чувствовала, что с этими корнями что-то происходит. Что-то творилось под землей, на
