Василий Жуковский - Том 4. Одиссея. Проза. Статьи
Эта сатира написана была противу тех, которые своею привязанностию к старинным предрассудкам противились распространению наук, введенных в пределы России Петром Великим. Сатирик, имея в предмете осмеять безрассудных хулителей просвещения, вместо того чтоб доказывать нам логически пользу его, притворно берет сторону глупцов и невежд, объявивших ему войну, выводит их на сцену и каждого заставляет говорить языком, приличным его характеру. Таким искусным расположением стихотворец избавил себя от сухости и однообразия. Мы видим несколько забавных чудаков, которые нелепыми рассуждениями своими еще более привязывают нас к тому предмету, который хотят унизить и обезобразить в глазах наших.
Приходит в безбожие, кто над книгой тает.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Дети наши, что пред тем, тихи и покорны,Праотческим шли следом, к божией проворныСлужбе, с страхом слушая, что сами не знали,Теперь, к церкви соблазну, библию честв стали.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Потеряли добрый нрав, забыли пить квасу,и проч.
говорит ханжа Критон, для которого читать библию или хотеть понимать то, что слушаешь в церкви, значит быть безбожным; а не пить квасу по примеру прадедов, значит быть развратным. Кто ж не поверит Критону? И как не согласишься с корыстолюбивым богачом Сильваном, который уверяет нас, что:
С ума сошел, кто души силу и пределыИспытует, кто в поту томится дни целы,Чтоб строй мира и вещей выведать пременуИль причину: глупо он лепит горох в стену.Прирастет ли мне с того день в жизни иль в ящикХотя грош? Могу ль чрез то узнать, что приказчик,Что дворецкий крадет в год? Как прибавить водуВ мой пруд? Как бочек число с винного заводу?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Трав, болезней знание — все то голы враки.Глава ль болит: тому врач ищет в руке знаки.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .А пока в баснях таких время он проводит,Лучший сок из нашего мешка в его входит.
Стих:
Глава ль болит: тому врач ищет в руке знаки
очень забавен. Заключение:
Таковы слыша слова и примеры видя,Молчи, уме, не скучай, в незнатности сидя:Бесстрашно того житье, хоть и тяжко мнится,Кто в тихом своем углу молчалив таится.Коли что дала ти знать мудрость всеблагая,Весели тайно себя, в себе рассуждаяПользу наук; не ищи, изъясняя тую,Вместо похвал, что ты ждешь, достать хулу злую
удовлетворительно для друзей просвещения. Стихотворец не сказал ни слова в пользу наук, но он выставил безумство их порицателей, и всякий повторит за ним с сердечным убеждением:
Бесстрашно того житье, хоть и тяжко мнится,Кто в тихом своем углу молчалив таится.
Сатиры Кантемировы можно разделить на два класса: на философические и живописные; в одних, и именно в VI, VII, сатирик представляется нам философом; а в других (I, II, III, V) — искусным живописцем людей порочных. Мысли свои, почерпнутые из общежития, выражает он сильно и кратко и почти всегда оживляет их или картинами, или сравнениями; все характеры его изображены резкою кистию: иногда, может быть, замечаешь в его изображениях и описаниях излишнее обилие. Формы его весьма разнообразны; он или рассуждает сам, или выводит на сцену актеров, или забавляет нас вымыслом, или пишет послание. По языку и стопосложению Кантемир должен быть причислен к стихотворцам старинным; но по искусству он принадлежит к новейшим и самым образованным. Читая сатиры его, видишь пред собою ученика Горациев и Ювеналов, знакомого со всеми правилами стихотворства, со всеми превосходными образцами древней и новой поэзии. Он никогда не отдаляется от материи, никогда не употребляет четырех слов, как скоро может выразиться тремя; он чувствителен к гармонии стихотворной; он знает, что всякое выражение заимствует силу свою от того места, на котором оно постановлено; его украшения все необходимы: он употребляет их не для пустого блеска, а для того, чтобы усилить или объяснить свою мысль. В слоге его более силы, нежели колкости; он не смеется, не хочет забавлять, но чертами разительными изображает смешное и колет иногда неожиданно, мимоходом. Например, пьяница Лука говорит:
Как скоро по небу сохой бразды водить станут,А с поверхности земли звезды уж проглянут,Когда будут течь к ключам своим быстры рекиИ возвратятся назад минувшие веки,Когда в пост чернец одну есть станет вязигу:Тогда, оставя стакан, примуся за книгу.
Здесь стихотворец, как будто без намерения, кольнул невоздержных монахов: невозможность питаться одною вязигою в великий пост наименовал он после невозможности возвратить минувшие веки. Такое сближение очень забавно.
Мы предложим нашим читателям несколько примеров из следующих сатир, чтобы дать им яснейшее понятие об искусстве Кантемира в выражениях мыслей, в описаниях и сравнениях стихотворных и в изображении характеров.
Вот заключение пятой сатиры*. Стихотворец уступил свою роль лесному Сатиру, одетому в модное платье и присланному от бога Пана в город для того, чтобы, наглядевшись на людей и возвратившись в лес, забавлять его в скучные часы рассказами об их дурачествах. Сатир, описавши Периергу некоторую часть того, что видел и слышал между людьми, заключает:
Несчастных страстей рабы от детства до гроба!Гордость, зависть мучит вас, лакомство и злоба,С самолюбием вещей тщетных гнусна воля;К свободе охотники, впилась в вас неволя;Так, как легкое перо, коим ветр играет,Летуча и различна мысль ваша бывает;То богатства ищете, то деньги мешают,То грустно быть одному, то люди скучают;Не знаете сами, что хотеть; теперь тоеХвалите, потом сие, с места на другоеПеребегая место; и, что паче дивно,Вдруг одно желание другому противно.Малый в лето муравей потеет, томится,Зерно за зерном таща, и наполнять тщитсяСвой анбар; когда же мир унывать, бесплоден,Мразами начнет, с гнезда станет неисходен,В зиму наслаждался тем, что нажил летом;А вы, что мнитесь ума одаренны светом,В темноте век бродите; не в время прилежни,В ненужном потеете, а в потребном лежни.Короток жизни предел, велики затеи;Своей сами тишине глупые злодеи,Состоянием своим всегда недовольны.Купец, у кого анбар и сундуки полныБогатств всяких и может жить себе в покоеИ в довольстве, вот не спит и мыслит иное,Думая, как бы ему сделаться судьею,Куды-де хорошо быть в людях головою:И чтят тебя и дают, постою не знаешь;Много ль, мало ль, для себя всегда собираешь.Став судьею, уж купцу не мало завидит,Когда, по несчастию, пусто в мешке видит,И, слыша просителей у дверей вздыхати,Должен встать, не выспавшись, с теплыя кровати.«Боже мой, — говорит он, — что я не посадской?Черт бы взял и чин и честь, в коих живот адской».Пахарь, соху ведучи или оброк считая,Не однажды привздохнет, слезы отирая:«За что-де меня творец не сделал солдатом?Не ходил бы в серяке, но в платье богатом,Знал бы лишь одно свое ружье да капрала,На правеже бы нога моя не стояла,Для меня б свинья моя только поросилась,С коровы мне б молоко, мне б куря носилась;А то все приказчице, стряпчице, княгинеПонеси в поклон, а сам жирей на мякине».Пришел побор, пахаря вписали в солдаты:Не однажды дымные вспомнит уж палаты,Проклинает жизнь свою в зеленом кафтане,Десятью заплачет в день по сером жупане.«Толь не житье было мне, — говорит, — в крестьянстве?Правда, тогда не ходил я в таком убранстве;Да летом в подклете я, на печи зимоюСыпал, в дождик из избы я вон ни ногою;Заплачу подушное, оброк господину,Какую ж больше найду я тужить причину?Щей горшок да сам большой, хозяин я дома;Хлеба у меня чрез год, а скотам солома.Дальня езда мне была съездить в торг для солиИль в праздник пойти в село, и то с доброй воли:А теперь черт, не житье, волочись по свету,Все бы рубашка бела, а вымыть чем, нету;Ходи в штанах, возися за ружьем пострелым,И где до смерти всех бьют, надобно быть смелым.Ни выспаться некогда, часто нет что кушать;Наряжать мне все собой, а сотерых слушать».Чернец тот, кой день назад чрезмерну охотуИмел ходить в клобуке и всяку работуК церкви легку сказывал, прося со слезами,Чтоб и он с небесными был в счете чинами,Сего дня не то поет, рад бы скинуть рясу,Скучили уж сухари, полетел бы к мясу;Рад к черту в товарищи, лишь бы бельцом быти:Нет мочи уж ангелом в слабом теле жити.
Стихотворец сначала рассуждает просто о непостоянстве человеческих желаний; потом выводит на сцену самых недовольных, и мысли его одушевлены прекрасною драматическою сценою. В этом месте подражал он Горацию (Сат. I, кн. I). Вот несколько мыслей об умеренности и спокойствии; вы подумаете, что с вами беседует Гораций; но Кантемир почерпал свою философию в собственном своем сердце:
