Песня первой любви - Евгений Анатольевич Попов
…полное отсутствие всякого пива в городе К. — Нынешние и представить себе не могут такое, чтоб где-то не было пива, и вместо него на ларьке висела криво наклеенная бумажка с грязным текстом «Пива нет». Мерзкое пиво, которое варили в Советском Союзе от Москвы до самых до окраин, тоже было дефицитом. «Ссаки кобыльи, а не пиво», — как выразился при мне один из потребителей в пивнушке с неофициальным названием «Яма», что существовала тогда на Пушкинской, ныне Б.Дмитровка, улице, и попасть в эту пивнушку можно было, лишь отстояв утомительную очередь, где многие нехорошо, ернически отзывались о родной советской власти, которая дала им всё (почти).
…по фамилии Иванов из среднеазиатского колхоза «Первый Май» успешно торговал в розлив сухим вином. — Очевидно, здесь интуитивно и провидчески воспроизведен стихийный символ грядущего наступления мусульманства на иудео-христианскую цивилизацию, что стало актуальным лишь в конце прошлого века, а не в его середине.
…неизвестный человек в белом пыльнике и белом картузе, с портфелем под мышкой, в коричневых штиблетах. — Здесь явный намек на низвергнутого в 1964 г. Никиту Хрущева (1894–1971).
«Побачимо!» — Украинские слова были крепко вплетены в сибирскую речь, отчего есть надежда, что бывшие коммунисты, управляющие теперь Украиной и Россией, как-нибудь когда-нибудь где-нибудь все же договорятся о чем-нибудь.
«Мы мирные люди, но наш бронепоезд…» — Продолжение: «стоит на запасном пути». Теперь эту советскую воинственную песню про Каховку и родную винтовку в бывшей стране СССР мало кто помнит, особенно те, кто разучился говорить по-русски.
…существует ли город К. — Разумеется, существует, слава Богу, и никуда не денется. Там уже сменились два губернатора и теперь правит третий. Хороший там народ живет. Я их люблю. Они — мои земляки.
Или — или… Обо мне, летающей тарелке и коммунизме
Мы сообщили твой приказ.
Они не стали слушать нас.
Мы не жалели просьб, угроз,
Но не был разрешен вопрос.
Йоган Вольфганг Гёте
Людей, замышляющих общественный переворот, следует разделять на таких, которые хотят достигнуть этим чего-либо для себя самих, и на таких, которые имеют при этом в виду своих детей и внуков. Последние опаснее всего: ибо им присуща вера и спокойная совесть бескорыстных людей…
Фридрих Ницше
Степень подчинения лица обществу должна соответствовать степени подчинения самого общества нравственному добру, без чего общественная среда никаких прав на единичного человека не имеет…
Владимир Соловьев
«Ничего доброго, ничего благородного, ничего достойного уважения или подражания не было в России. Везде и всегда были безграмотность, неправосудие, разбой, крамолы, личности (стар. — клевета), угнетение, бедность, неустройство, непросвещение и разврат. Взгляд не останавливается ни на одной светлой минуте в жизни народной, ни на одной эпохе утешительной…» — такими словами выразил суть западнического либерального и чрезвычайно близкого к нему революционного воззрения на историю России замечательный русский мыслитель Алексей Степанович Хомяков. Написано сие было в 1839 году, но с тех пор основные положения прогрессистского Агитпропа остались незыблемыми: нигилизм и национальный мазохизм, перерастающий в болезненную русофобию, являются почти непременными составляющими передовой общественной мысли и по сей день.
Аркадий Минаков
Двери счастья отворяются, к сожалению, не внутрь — тогда их можно было бы растворить бурным напором, — а изнутри, и поэтому ничего не поделаешь.
Серен Кьеркегор
23 февраля жители поселка Н.Мурманской области и военнослужащие ближайших застав стали на один час свидетелями феерического зрелища. В 19.10 от неопознанного объекта, неподвижно зависшего над землей, исходили два ярких параллельных луча света, направленных к земле. В 20.20 объект стал удаляться, пока не исчез из поля зрения и с приборов военных наблюдателей.
Из газет
1
У гранитного парапета стояла местная молодежь — сплошь вся в цветастых красно-черных и черно-белых свитерах по сорок четыре рубля за штуку. Я подошел к молодежи.
— Ребята! А какое сегодня кино?
— Да черт его знает. Или Бог, — сказали ребята.
— А во сколько? — допытывался я.
— Сеансы как обычно — пять, семь, девять, — ответил один из них и ударил в гитарные струны так, что полилось грустное пение:
Стук монотонных колес Будет нам петь до зари Песню утраченных грез, Песню надежд и любви.
С тем они и удалились. Вниз по улице Победы мимо ресторана «Полярная звезда», из окошек которого по временам доносятся томительные и прекрасные звуки аргентинского танго, взрываемого изнутри дробью барабанов.
Говорят и пишут, что местность эта принадлежала в разные времена и эпохи сначала русским, потом финнам, норвежцам, канадцам, немцам, и опять финнам, и опять норвежцам. Я очень начитанный. Я все это читал. Я прочитал много книг. Мои духовные друзья — Гете, Пастернак, Ницше, Соловьев, Хомяков, Минаков, Кьеркегор. Однако не хочу выглядеть бескрылым диссидентом, огульно глумясь над советской прессой. В ней, как ни странно, тоже есть очень много хорошего и правдивого. Убедительно пишут, например, про летающие мурманские тарелки с двумя яркими параллельными лучами света, направленными к земле. И вообще: кто не был, тот будет, кто был — тот не забудет.
Только потом, сразу после Второй мировой войны с фашистами, наши обнаружили вот именно здесь, на острове посреди озера, белую старую церковь святых, Бориса и Глеба. Церковь, относящуюся постройкой к далекому шестнадцатому веку.
И лишь тогда вопрос был окончательно разрешен. Наши доказали, и все окончательно поняли, что земля эта искони русская, принадлежит СССР.
А раз доказали и поняли, то перенесли полосатый пограничный столб за церковь, и там, через озеро, стала проходить граница, по ту сторону которой жили норвежские рыбаки, освобожденные нами от фашистов, а по сю — русские трудящиеся.
Их понаехало в эти края и так и по вербовке очень много. Сразу же после того, как эта земля оказалась все-таки русской.
А причина заключалась в том, что здесь имелись богатые медные рудники. Черпали из них и финны, и норвежцы, и немцы, и канадцы, а потом эта территория оказалась наша. Тут-то и принялись за работу русские трудящиеся.
И произошло это настолько давно, сразу же после Второй мировой войны с фашистами, что я сейчас об этом вспомнил лишь потому, что сам, своими глазами видел вдали за озером живых норвежцев. Они были далеко. Их было двое. Две точки. Они передвигались по берегу и зашли в дом. И потом оттуда долго не выходили. Свидетельствую:
