Привет, красавица - Энн Наполитано
— Завтра вернусь, — сказала она, не допустив прощальных объятий.
— Ты всегда можешь обменять билет и задержаться, — сказала Кэрри.
— Езжай, пусть там узнают, чего лишились, — сказал Роан. — Они твоя семья. Не бойся высказать им, если понадобится. Но и улыбаться не бойся.
Закинув рюкзак за спину, Алиса прошла на посадку. В самолете бортпроводница указала ее место, и весь полет она сидела с закрытыми глазами, чтобы ни с кем не разговаривать, не откликаясь даже на предложение напитков. Вцепившись в подлокотники кресла, Алиса судорожно сглатывала, когда самолет начинало потряхивать.
Аэропорт О’Хара с его лабиринтом входов и выходов и стеклянными потолками был подобен гигантскому собору. Отстояв очередь к такси, Алиса назвала водителю адрес тренировочной базы «Быков» в центре Чикаго. Машина пересекла реку и въехала в гущу высотных зданий. Алиса пыталась сосредоточиться на городе. На эстакадах грохотали электрички. На улицах народу было меньше, чем в Нью-Йорке. Алиса высматривала муралы Цецилии, но в этой части города стены были голые.
«Вот где выросла моя мать, — думала Алиса. — Вот где я встречусь с отцом». Она физически ощутила одинокость. Все тело покалывало, как от долгой неподвижности. Алиса запаниковала, вдруг поняв, что почти не помнит голоса матери. Сейчас казалось, что они расстались всерьез и надолго. Алиса отправила матери сообщение, первое после того вечера в греческом ресторане: Тень — место, куда не попадает свет, или скрытая часть человека. Когда кто-то лишается своей тени, он теряет часть себя и вынужден ее искать, чтобы обрести себя снова.
Такси остановилось. Расплатившись, Алиса вышла из машины. Не позволяя себе мешкать и раздумывать, она открыла стеклянную дверь и очутилась в просторном вестибюле. Издалека доносился стук мячей об пол, на диванах сидели высоченные парни. Мимо прошел пожилой мужчина со свистком на шее, тоже ростом под семь футов. Впервые у Алисы возникло ощущение, что ее не замечают, это место населяли гиганты.
Она подошла к стойке дежурного. Молодой человек поднял взгляд от компьютера.
— Чем могу… — начал он и осекся. — Мэм, вы просто копия нашего физиотерапевта.
— Уильяма Уотерса?
— Да, — кивнул парень. — Сверхъестественное сходство.
— Могу я видеть мистера Уотерса?
— По-моему, он еще не пришел, но с минуты на минуту будет. Не хотите присесть и подождать?
Алиса кивнула и прошла к свободному креслу. Усевшись, она поняла, что мебель тут явно изготовлена на заказ — для очень высоких людей. Алиса изо всех сил старалась выглядеть спокойной и не вздрагивать всякий раз, как открывалась входная дверь, что происходило довольно часто. Через пятнадцать минут она отправила Кэрри сообщение: «Сколько мне ждать?» Ответ был: «Долго».
Через полчаса дежурный подошел к Алисе.
— Извините за задержку. Обычно Уильям приходит вовремя. На голосовой почте я оставил ему сообщение, что его здесь ждут. Уверен, он скоро появится.
Алиса кивком поблагодарила его, а сама задумалась, как он ее описал в голосовом сообщении. «Высокая женщина, похожая на вас»? Или «У вас есть дочь, которую вы скрывали»?
Минул час, у Алисы урчало в животе. Близилось время обеда, а она встала еще до рассвета и слишком нервничала, чтобы поесть. Алиса ловила на себе сочувственные взгляды сотрудников и думала: «Я идиотка. Конечно, он понял, кто его ждет, потому и не приходит. И все меня жалеют».
Она снова написала Кэрри: «Еще десять минут — и я ухожу». Ответ пришел моментально: «Можешь выйти из здания, только не смей уезжать из Чикаго. У тебя есть двадцать четыре часа. Твой билет на завтра. Позвони кому-нибудь из своих тетушек. Повидайся с ними».
Алиса обдумывала совет, но больше всего ей хотелось поехать в аэропорт и вернуться к своей спокойной и удобной жизни. Она поступила смело, приехав сюда, однако из этого ничего не вышло. Кэрри была абсолютно права, сказав, что Алиса замкнулась, когда в пятилетнем возрасте узнала о смерти отца. Мать укутала ее своей заботой, и она впитала ее контроль вместе с утренним апельсиновым соком. Ей двадцать пять, но она ни разу не была влюблена, никогда не занималась сексом. Однажды на студенческой вечеринке ее поцеловал пьяный парень, но сама она никогда никого не целовала. Ей нравилась ее благополучная жизнь, и зачем открываться только ради того, чтобы показать свою способность открыться?
— Извините, мисс. — Перед ней опять стоял парень со стойки. — Я попытался связаться с Кентом, коллегой Уильяма, но его телефон тоже переводит звонок на голосовую почту. Мне неприятно, что вы вынуждены так долго ждать. Может, вы оставите номер телефона и пойдете по своим делам? Как только Уильям появится, я сразу дам знать.
Алиса записала номер своего мобильника, поблагодарила парня и, стараясь не выдать растерянность, вышла улицу. Свежий воздух помог осознать, что ей делать дальше. Она позвонит тете Цецилии, чьи картины украшали ее комнату в общежитии и приходили к ней в снах. Номер Цецилии у нее имелся, на самом деле номера всех теток — результат изысканий Роана.
Слушая гудки, Алиса думала: «А если никто не ответит? Тогда поеду в аэропорт». У нее екнуло сердце, когда в трубке раздался женский голос:
— Алло?
— Цецилия Падавано?
— Нет, я ее дочь Иззи. Вы из больницы? Говорите, я передам маме.
— Что? Нет, я не из больницы. Я… э-э… меня зовут Алиса Падавано. Мы с вами вроде как двоюродные сестры.
На обоих концах телефонной линии воцарилось молчание. Алисе казалось, что она нырнула в глубокий пруд, понятия не имея, достигнет ли дна.
— Господи боже мой! — наконец выдохнула Иззи. — Алиса! Ты где? Ты в Чикаго?
Алиса кивнула и лишь потом сообразила, что нужно ответить.
— Да.
— Давай к нам немедленно. Ты нам нужна. Возвращайся домой.
Джулия
Ноябрь 2008
Телефонный звонок застал Джулию в офисе. Был седьмой час вечера, большинство сотрудников уже закончили работу. Все они заметили, что в последнее время внимание начальницы к делам ослабло, и не преминули воспользоваться ее склонностью растянуть свой обеденный перерыв и укоротить рабочий день. «Я все вижу», — хотела сказать им Джулия, но не знала, что говорить дальше, и потому молчала. Она продолжала отлынивать и порой весь день проводила одна в своей квартире. Она больше не искала в своих мыслях и действиях какой-то разумности. Она будто постоянно оглядывалась,
