Привет, красавица - Энн Наполитано
«Поехать туда», — мысленно повторила Алиса. За свою жизнь она путешествовала очень мало. Четыре часа на машине до Бостона. Ну еще поездки к бабушке во Флориду. Она сразу отвергла вариант учебы за границей и не понимала тех, кто покидал Нью-Йорк. Здесь ее дом, с которым не сравнится ничто на свете.
— Ты уже взрослая, — сказала Кэрри. — Тебе двадцать пять. В отце ты не нуждаешься. Надо просто встретиться с ним, чтобы выяснить, что к чему, и жить своей жизнью дальше.
Алиса пыталась вникнуть в слова подруги, однако встреча с отцом и продолжение прежней жизни противоречили друг другу. Да, сейчас она живет своей жизнью, но стоит ей сесть в самолет, как ее благополучная, осторожная и спокойная личность, которую она создавала с детства, разлетится вдребезги.
Уильям
Ноябрь 2008
Кое-что Уильям чувствовал нутром. Например, он знал, что Кент позвонит его психиатру, чтобы удостовериться в действенности прописанных лекарств, и на очередном приеме врач станет обследовать его с особым пристрастием. И вообще с первых дней знакомства они друг друга понимали без слов. Когда после развода Николь выехала из семейного дома, некоторое время Уильям обитал в гостевой комнате, дабы переход друга от совместной к одинокой жизни был не столь резким. Он радовался возможности поддержать Кента. Тот начал было извиняться за свое уныние, но Уильям сказал, что считает себя в долгу за его многолетнюю заботу. Позже Кент вроде как вновь обрел прежнюю веселость и вкус к жизни, но Уильям угадывал в нем неизбывную тоску и сейчас сокрушался, что другу опять приходится быть стражем его депрессии.
Кроме того, он сознавал, что только из-за него Джулия держится вдалеке от Чикаго. Именно он причина того, что она не сделает шага к сестре, заслуживающей ее любви. И последнее: он видел, как исхудала Сильвия. Она не жаловалась, но будто съежилась и постоянно зябла.
Теперь каждый вечер Уильям готовил ужин, стараясь угодить жене, у которой пропадал аппетит. Зная ее любовь к соленому нуту, он постоянно включал его в гарнир. В холодильнике всегда имелось мороженое с мятой и шоколадной крошкой, а по утрам на столе неизменно появлялись свежие пончики. Сильвия всякий раз улыбалась, когда муж подсовывал ей злаковый батончик или миску с нутом. Она всегда прекрасно понимала, чего он хочет.
Однажды за ужином Сильвия сказала:
— Ты прости, что я не слишком разговорчива.
— Ничего, ты устала.
— Это не просто усталость. — Она помолчала, подыскивая слова. — Сейчас во мне столько всего, что забирает все мое внимание. Помнишь высказывание Альберта Эйнштейна «Время существует лишь для того, чтобы события не происходили одномоментно»? У меня же такое ощущение, будто все, что было в моей жизни, теперь внутри меня. Мне некогда скучать. Я думаю обо всех и обо всем. Сейчас я с тобой, а ты со мной вот здесь. — Сильвия показала на свою голову. — И здесь же мой отец. Мы с ним сидим на задней веранде бакалеи.
Уильям кивнул — скорее в знак того, что он слушает, нежели понимает. Наверное, этого ему не постигнуть.
— Ощущение приятное? — спросил он.
— Да, пожалуй, — чуть подумав, сказала Сильвия.
После того как Уильям загрузил посудомоечную машину, они сразу отправились спать. Сильвии требовалось больше сна, а потому вечерние посиделки за книгой и перед телевизором отменились. После близости они заснули голыми, как бывало только в юности. Прежние привычки и распорядок дня исчезали, но то, что возникало взамен, было сродни кладу, нежданно найденному под полом.
Уильям уже засыпал, когда Сильвия вдруг приподнялась и, опершись на локоть, проговорила:
— Да, еще я хотела сказать, что горжусь собой.
В голосе ее слышалось удивление, а Уильям от неожиданности рассмеялся.
— Я сама этого никак не ожидала. — Сильвия улыбнулась. — Когда мы с тобой сошлись, я думала, что буду ненавидеть себя до конца жизни. Добродетельная женщина держалась бы от тебя подальше, упиваясь своим горем. Но я сделала выбор…
Сильвия смолкла, и Уильям понял, что она вновь и вновь переживает ту ситуацию. Слова давались ей с трудом, она как будто тянулась к плодам на верхних ветках дерева.
— Не знаю, как объяснить, но любовь наша была столь безмерной и глубокой, что в ее орбиту попадало абсолютно все, включая меня саму. — Улыбка стала еще шире. — Я понимаю, это глупо, но я горжусь собой. Похоже, я прожила смелую жизнь.
— Тебе есть чем гордиться, — не сразу ответил Уильям.
Сильвия закрыла глаза, все еще улыбаясь. Вскоре она уснула, а Уильям долго лежал, уставившись в темноту и прислушиваясь к дыханию жены. Гордится ли он собой? Прежде такая мысль не возникала, разве что мимолетно. Наверное, гордился, когда реально помогал травмированному игроку или находил решение проблемы, никем, кроме него, не подмеченной. Покопавшись в себе, он вдруг с удивлением понял, что гордится своим звонком Джулии.
Уильям вспомнил их с Сильвией первый поцелуй и комнатушку в общежитии, где поначалу обитала их любовь. И он всегда держал ее в сложенных ладонях, так было спокойнее. Он знал, что не потеряет эту любовь, если ему известно, где она. Сильвия и впрямь была смелой — не побоялась лишиться Джулии и причинить боль двойняшкам. А вот он ничем не рисковал. Он — вечный трус, страшащийся потерь.
Болезнь Сильвии стала самым ужасным из всего, что могло случиться. И он открылся, чтобы защитить ее. Попросил о помощи бывшую жену, и эта просьба — через четверть века, разделяющую их, — сделала его уязвимым не только перед Джулией, но и перед тем сломленным человеком, которым он был с ней когда-то. Для него открытость всегда была синонимом опасности, и если он не будет крепко держаться за барьеры, оберегающие его выстроенную жизнь, она рассыплется. Но когда барьеры рухнули, то оказалось, что жизнь гораздо шире. Спрятанная фотография превратилась во фреску, на которой Алиса и Каролина стоят на расстоянии вытянутой руки. Тесть нашел способ передать свою любовь через время и пространство. А любовь Сильвии, как только Уильям выпустил ее из своих рук, явила себя во всей своей силе. Она разрослась, заполнила все вокруг, стала жизнью Уильяма.
Алиса
Ноябрь 2008
Самый дешевый чикагский рейс был в шесть утра, и Роан, одолжив машину у брата,
