Искусство наследования секретов - Барбара О'Нил
– Оливия, ты захочешь это услышать.
Откинув одеяло, я убедилась, что выгляжу сносно, прошлась расческой по волосам, оделась и вышла в другую комнату. Там стоял человек в полицейской униформе. И когда он обернулся, я узнала инспектора Грега, присутствовавшего при раскопках.
– Инспектор? – нахмурилась я в замешательстве. – Вы уже усмотрели в пожаре преступное намерение?
– Боюсь, мое дело никак не связано с пожаром, леди Шоу. Сегодня утром в розарии побывали члены клуба садоводов. Часть сада вымыл вышедший из берегов ручей, и в результате обнажились кости.
– Простите. Я не понимаю. Кости?
– Останки, – уточнил Грег. – И на этот раз, мы практически уверены, что это останки пропавшей девушки.
– Санви?
Инспектор заглянул в блокнот:
– Да, Санви Малакар.
– Моей тети, – добавил Самир.
– Мы обнаружили еще личные вещи, – продолжил инспектор. – Думаю, с вашим отцом уже связались на предмет опознания.
Самир кивнул:
– А другое тело?
– С ним пока еще не все ясно, но пошли слухи, что это может быть граф Розмерский, Роджер Шоу. Ваш дядя, – перевел взгляд на меня Грег.
Я в растерянности опустилась на стул.
– Они были похоронены вместе?
– Возможно.
– А какие-нибудь следы или улики, позволяющие установить причину смерти, имеются? – спросила я.
– Судя по всему, оба тела пострадали в пожаре. Это все, что нам известно на данный момент, – ответил Грег.
– В пожаре? – повторила я и посмотрела на Самира. Ему явно пришла в голову та же мысль, что и мне. Спальня в доме была сильно повреждена. И тоже при пожаре… Но кто был причастен к нему? В груди похолодело. Мама?
– Что требуется от меня? – поинтересовалась я у детектива.
– Пока ничего.
– А где нашли тела? Вы знаете? В какой именно части сада?
– Мне известно только то, что они были закопаны недалеко от стены и ручья. Оползень обрушил стену.
Я кивнула. Я сразу поняла, о каком месте речь. О пригорке, на котором рос розовый куст с огромными оранжевыми цветками. Та самая роза, которую постоянно, на протяжении нескольких десятков лет, рисовала мама.
После ухода детектива, Самир спросил:
– Я могу тебя оставить одну? Мне надо ненадолго отлучиться – проведать отца.
– Конечно, поезжай. Я в порядке.
Самир приподнял густую бровь. И я замотала головой:
– Не в том смысле, что отлично себя чувствую. А в том, что ты можешь за меня не волноваться. Мне есть, чем заняться. И о чем подумать.
– Подумать о чем?
– Обо всем. О том, что я здесь делаю. И нужно ли мне это.
– Ты просто устала. Не сдавайся!
– Похоже, моя мама действительно причастна к исчезновению Санви, – с трудом выдавила я. – Твоя мать так сказала. Я глубоко оскорбилась. Но она была права.
– Не спеши с выводами, Оливия, – сказал Самир, ласково погладив меня по плечу. – Ты ошеломлена. Столько всего навалилось – смерть графа, пожар, теперь вот это… В таком состоянии не следует принимать решений.
– Именно в таком состоянии я приняла решение приехать сюда.
– И?
– Наверное, я принимала одно ужасное решение за другим. И продолжаю это делать. Александр сказал вчера, что я увязла по уши. И он совершенно прав. Он предложил мне за поместье огромную сумму. Возможно, мне следует принять его предложение, – подняла я глаза на Самира.
– Неужели ты всерьез задумалась о продаже? Барбер никогда не сделает усадьбу такой, какой хотела сделать ее ты.
– Усадьбу не спасти! – взорвалась я. – Ни сейчас, ни потом. Только мы добились хоть какого-то прогресса и бац… – щелкнула я пальцами. – Все труды прахом! – взглянула я на Самира с отчаянием. – Как ты не понимаешь? Ее невозможно спасти.
Самир сжал мое запястье:
– Ты же сильная женщина, Оливия! Ты не привыкла пасовать перед трудностями. И ты не можешь вот так легко сдаться! Ты видела вчера всех этих людей? Каким счастливыми они были? Розмер – символ для нашей деревни, часть ее истории. А какой интерес к нему поднялся после телешоу? Нет, Оливия, ты не должна сдаваться.
– Алекс обещал, что не отдаст эту землю под массовую застройку.
– Ты серьезно? – нахмурившись, выпрямился Самир. – Ты на самом деле думаешь продать Розмер?
Я набрала воздух в легкие:
– Я не знаю, что еще сделать. У меня нет денег на его восстановление.
– Это значит только то, что оно затянется. Но ты можешь жить здесь и действовать поэтапно, шаг за шагом.
Я пожала плечами.
– Поезжай к отцу. Со мной все будет в порядке.
Самир вперил в меня пристальный, оценивающий взгляд.
– Ну, правда! – вскричала я. – Что ужасного в том, что я откажусь от поместья? Зато у меня будут деньги. И жизнь станет намного легче.
– А ты действительно этого хочешь? Легкой жизни? Среди сливок общества.
– А разве это так плохо? Мы сможем делать все, что захотим, путешествовать куда угодно, – грудь заполнило ощущение легкости. – Развлекались бы на полную катушку.
– Ты не создана для такой жизни. Ты другая. Тебе сейчас страшно. Но невозможно построить достойную жизнь, принимая решения из страха.
– А ты когда-нибудь боялся, Самир?
– Конечно! Сколько раз я садился в лужу. Сколько раз на меня смотрели, как на дурака. И мне казалось, будто весь мир ждет, что я оступлюсь, сорвусь, опущу руки, сдамся. И что? – патетически развел руками Самир: – Да ничего. Ничего не случилось! Все прошло и забылось.
– Но ты же боялся, что люди узнают о нас.
– Да, только не потому, что не хотел, чтобы они узнали, – воскликнул парень. – А потому, что не хотел, чтобы кто-то встрял в наши отношения прежде, чем мы бы сумели понять, что мы друг для друга значим и куда идем, – сглотнув, Самир приложил к груди руку. – То чувство, что зародилось между нами, было для меня так важно, что мне не хотелось, чтобы кто-то вмешивался, пока оно не окрепло.
Услышав эти слова, я прильнула к Самиру, позволила себя крепче обнять и прижалась щекой к его сердцу. Его пальцы зарылись в мои волосы.
– И это меня тоже пугает, – прошептала я. – Я боюсь, что наше счастье кто-то или что-то разобьет.
– А если оно, наоборот, нас окрылит? Что, если таким образом боги исправляют какую-то ужасную ошибку? – удерживая руками мое лицо, Самир слегка отстранился. – Что, если мы своей любовью восполним то, чего лишены были наши ушедшие предки? Наши бабушки? Что, если… – Самир еще крепче сжал мою голову, – Это проверка, экзамен для нас?
Мне очень хотелось разделять его видение мира, его надежду. Но какое-то странное внутреннее
