Через розовые очки - Нина Матвеевна Соротокина
— А твоего Митрича как зовут? — спросила она вдруг.
— Юрий. Юрий Владимирович Митричев, — вид у Вари был удивленный. — Очень известный человек в определенных кругах. А почему ты спрашиваешь?
— А почему бы мне не спросить, с кем уезжает моя сестра?
— Вспомнила, — Варя полезла в сумку. — Я оставлю у тебя российский паспорт. Зачем мне его таскать через все границы?
— А если ты вернешься?
— Тогда я зайду к тебе и заберу этот серпастый–молоткастый. Ну, давай прощаться.
Она неожиданно сильно обхватила Дашины плечи, прижалась щекой к щеке, замерла на мгновение, потом горячо дунула в затылок и прошептала ласково, обращаясь, может быть, к Даше, но, скорее всего, к себе самой: "Не дрейфь".
Провожать до машины запретила — зачем рвать душу? Так и сказала — "рвать душу", и, хотя слова эти были явно не из ее лексикона, на этот раз они прозвучали вполне правдиво и убедительно.
Грустно, ах, как грустно, как томительно и пусто. Как она сказала? Готовь паспорт, я тебя вызову. А ведь это — решение проблемы. Отец пересидит бурю в Калужских снегах, а она — в Альпах. Смешно! Это же смешно и весело. Учеба подождет. Сейчас получить академический отпуск не проблема. Тем более, если она объяснит все, как есть. Варе можно верить, она слов на ветер не бросает. И вообще, что ни есть, все к лучшему.
Теперь самое время посмотреть подарки. Брюки, юбка, кофты, косметика… На дне сумки лежал плотный бумажный пакет, а в нем маленькая лаковая шкатулка из Палеха. На крышке среди заснеженных елок стояла Снегурочка, глаза васильковые, личико чистенькое, конфетная девичья стыдливость и невыразительный характер. Около узких, чуть выступающих из‑под шубки стоп, нахальный заяц изогнулся в прыжке. "Это не подарок, — подумала Даша, — это память, мелкая пластика". Эфемерная, невесомая Снегурочка, кажется, дунешь, и она улетит, была знаковой фигурой детства, когда семья казалась нерушимой и вечной, как луна в небе, и пахло хвоей, мандаринами и надежностью. И особая радость взрослых — ты счастлива? И мы все, вся семья, причастны к твоему счастью. Куда все делось, почему обратилось в прах?
В шкатулке лежало колечко с сердоликом, золотая старинная цепочка с крестиком, какие‑то бусины и маленькая керамическая картинка, на которой были изображены Кижи. Еще в пакете были фотографии. Это, наверное, Марина. Умница, Варя, принесла, как и обещала. Печальная женщина… Вот здесь она явно делает попытку улыбнуться, и не получается. Виной тому скорбные складочки у рта. А фотографии отца нет. Не пожелала Варя рассекретить Виктора Игоревича. Марину мы поставим на полку, а все эти вещички надо положить рядом с паспортом. Варя вернется и получит назад свое добро.
Все, хватит играть в затворницу! Сегодня она начинает новую жизнь. А в новой жизни надо хотя бы поесть по–человечески. Сколько дней человек может обходиться без свежего хлеба?
Из подаренной Варей одежды особых слов заслуживало короткое, на вид бархатное, на ощупь кожаное пальто. Цвет — оливковый. Правда, при вечернем освещении не сразу поймешь, какой у него цвет. Сидит, как влитое.
Даша сунула в карман деньги и отправилась за едой. Час был поздний. Все большие магазины были закрыты, но в конце сквера, на углу Пригова сиял огнями беленький магазинчик нового раскроя, который все по старой памяти называли "стекляшка". Там торговали всем, что твоя голодная душенька пожелает. Хлеб там был всегда "еще теплый", ветчина — свежайшая. Заодно Даша купила помидор, корейской моркови, сдобного импортного печенья и мороженого. Сейчас она устроит себе пир.
На выходе из стекляшки Даша столкнулась с парой, мужчиной средних лет в черном берете, наверное лысину прикрывает, и женщиной, тоже в берете, но в белом. Они весело переговаривались, очевидно у них было очень хорошее настроение, потому что и Даше достались их улыбки.
В замечательном настроении и с глупой улыбкой на лице — отзвуком чужой радости, Даша пересекла улицу, обогнула неудобно припаркованную машину. Назад она решила идти через сквер. А чего боятся‑то? Весь их скверик просматривается насквозь. Раскисшая от талых вод, но вполне проходимая тропинка увлекла ее в колеблющуюся тень деревьев. Даша порылась в пакете, с трудом разорвала целлофановый столбик, в котором было упрятано печенье. С изюмом… и еще с орехами. Вкусно! Она была так уверена в благосклонности к ней судьбы, что даже отлепившаяся от дерева мужская фигура ее не напугала. Высокий, в длинном в темном, длинном до пят пальто, может, просто к стволу прислонился, может, прятался. Он вступил в полосу света и совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки возникло знакомое, приятное лицо с генетическими признаками палача.
Даша не собиралась звать на помощь, да и некому было помогать в этом пустынном месте. Крик — дурнотный, истошный, сиренный вырвался сам собой. Это был не страх, а возведенное в степень чувство брезгливости, когда по телу — мыши, тараканы или чужие руки. О–о–о!
Ноги не слушались, как в дурном сне. Ей казалось, что она бежит вечность, а всего‑то и удалось, что добежать до неудобно припаркованной машины. Боковым зрением она видела, как из стекляшки вышла веселая пара и замерла, вглядываясь в темноту сквера, а потом мужчина стремительно кинулся на ее крик. Сзади лязгнула дверца, цепкая рука схватила за рукав пальто. Она рванулась, кого‑то лягнула ногой, и сделала это, очевидно, ловко, потому что в ответ последовала смачная мужская брань. И тут же короткий удар по затылку… Темнота обрушилась на Дашу с грохотом, и этот грохот отозвался непереносимой болью во всем теле. Последней мыслью было — так и не поела перед смертью по–человечески.
Часть вторая
1
Соткин Виктор Игоревич в молодости был красавцем, туристом и подающим надежды физиком. Можно написать иначе, сначала физик с надеждами, потом красавец и турист. Но от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Эта равнозначность слагаемых и сыграла в его жизни роковую роль. Надежды не оправдались, звезду с неба Виктор Игоревич не схватил.
Но это понимали только избранные. Для обывателя он был весьма уважаемый муж, доктор наук, начальник лаборатории, лауреат премий и автор множества статей. Но что об этом говорить? Сейчас и удачники и неудачники — все в дерьме.
На Марине он был женат третьим браком. О первой женитьбе и сказать
