Через розовые очки - Нина Матвеевна Соротокина
Краситься или не краситься? Краситься, но умеренно. Шапку надвинем на глаза. Дубленку не надо… куртку. Серая, неприметная, спортивная… Может, лыжи взять для конспирации? Но какие в марте лыжи? И потом, лыжи остались дома на балконе. Идиотка, девушка с веслом! А про судака она хорошо сказала. Этот тип поймет, что если у нее есть силы шутить, то значит нет места подозрениям. А если она не подозревает, то, значит, и не боится. Да и что они (вот уже и "они"!) могут ей сделать? Народу полно, час пик. Но с другой стороны… "Улицу разбитых фонарей" все видели? Шабашник может взять ее под руку, плотненько так, и сказать: "Гребем к выходу, а пикнешь, мое перо под твоим сердцем". Ой, мамочки!… Какого лешего так сильно наваксила ресницы? И это называется спортивный стиль? Может постучаться к Полозовым? Мол, если сегодня не вернусь, звоните в милицию. Не–ет… Не тот случай. Это в "Разбитых фонарях" рекомендуется обращаться в милицию, а делать это в повседневной жизни, только телефонную сеть засорять.
Народу в метро было гораздо меньше, чем рисовало себе Дашино воображение. Оно и понятно. Трудяги уже дома чай пьют или водку, зрители добрались до партера и амфитеатра, в ресторан и казино еще рано. Хотя кто в казино на метро ездит?
Даша перешла с кольцевой на радиальную и села в четвертый вагон. Она вовсе не собиралась сходить на Конькове. Ей надо было успеть в те короткие мгновения, когда поезд остановится, выпустит пассажиров, а потом тронется, набирая скорость, успеть поймать взглядом и запомнить навек мужчину с посылкой. То, что в руках у него будет какой‑то пакет, хоть кирпич в газете, Даша не сомневалась. "Посылочка" была вещью знаковой, он ее так держать будет, чтоб она издали была видна.
Теперь надо решить важнейший вопрос — стоять ей в вагоне или сидеть. В сидячем положении ей придется вывернуть голову на сто восемьдесят градусов, а это обращает на себя внимание. Но глупо как‑то стоять в вагоне, где полно сидячих мест. Но с другой стороны — кому какое дело? Может, у нее как раз "такой день", а памперсы она не купила. Нет — памперсы это для грудных, а у нее нет денег на "Олвейс". Решено, она стоит в центре вагона, непринужденно взявшись за перекладину и отвлеченно глядя в окно.
Никогда раньше Даша на слышала, как громко в метро стучат колеса. А может, это не колеса, а сердце ее колотится о ребра. Почему пассажиры не реагируют на звук? Они должны все на нее коситься. Следующая станция Коньково. Сердце сейчас зазвонит, как будильник.
Люди выходят, потом входят. Нет его! Просто она приехала слишком рано. В Теплом Стане Даша пулей вылетела из вагона, перебежала на другую сторону платформы и поехала в обратном направлении. На Конькове она вытянула шею, как гусь, но опять не увидела шабашника. Впрочем, народу как на зло подвалило много, и был явный перебор черных курток.
На Беляеве Даша опять села в четвертый вагон, поспешая в опасную зону. На этот раз сидячих мест в вагоне не было. Рядом с Дашей стоял пузатенький дядечка лет под пятьдесят и читал сложенный вдвое глянцевый журнал. На Дашу, вредно ухмыляясь, мельком глянул Пушкин, жирный заголовок сообщал, сколько дней осталось до дня его рождения. "Если что, спрячусь за Александра Сергеевича и этого пузатого", — трусливо подумала Даша.
В лицо ударил свет платформы, и как‑то сразу появились расположенные в центре зала лавки. С дальней, той, что ближе к головному вагону, неторопливо поднялся мужчина с обьемистым, перевязанным бечевой пакетом, и Даша, пискнув про себя, поняла — он! Черная кожаная куртка, красный шарф навыпуск — все, как было оговорено. Высокий, фигура атлета, гладкие, словно набриолиненные волосы. Только бы не встретиться с ним через стекло глазами, а то он сразу все поймет.
Как и предполагалось, Даша спряталась за спину соседа с журналом. Она смотрела на шабашника всего миг, просто удивительно, что так хорошо запомнилась его внешность. Лицо как лицо, даже, пожалуй, приятное. Не старый, лет тридцать пять или около того. Скуластый, да скуластый. Глаза его, яркие и очень внимательные, так и шарили по выходящим, искали девушку в каракулевой шубе. Долго тебе, дружок, там стоять! Да, еще деталь — складочка на переносье. Не морщинка, которая идет вдоль, а именно складочка, положенная поперек. Федька Коклюшкин, знайка из шестого класса, доказывал когда‑то, что такая складка на переносье — признак палачей. Не тех палачей, что маньяки и убийцы, а которые на должности. Какая‑то семья во Франции или в Швеции из поколения в поколение справляла эту должность, и складка у переносья была их родовым признаком. Как, скажем, выступающий подбородок у Габсбургов или огромный нос у Бурбонов. Удивительно, как засорена наша память ненужной информацией, а потом вдруг в неожиданный момент эта ненужная и выстреливает. И что смешно, такая же переносица со складкой была у физика — жуткий тип! Он совершенно замучил Дашу с гравитацией, а потом с оптикой, она никак не могла нарисовать, как пересекаются лучи в линзах. При чем здесь, скажите на милость, Федька Коклюшкин? Почему не трогается поезд? Авария у них там, что ли?
Даша опомнилась, заметив, что сосед опустил журнал и уставился на нее с крайним удивлением. "Извините", — она отлепилась от пузатого, чувствуя, что щеки ее прямо‑таки набухают краснотой. Неужели этот старый дурак подумал, что она к нему прижималась из сексуальных побуждений? Даша отошла к двери и стала кашлять. Никогда она не думала, что кашель может появиться на нервной почве.
Шабашник позвонил в тот же вечер. На этот раз к телефону подошла Ангелина Федоровна, и пока соображала, кто звонит и к кому, Даша успела стать рядом и показать жестами — ее нет дома, нет, нет!..
