Через розовые очки - Нина Матвеевна Соротокина
— Ей что‑нибудь передать? Ах, сами позвоните? Хорошо. Вечерами она обычно дома. А я кто? Какой любопытный молодой человек. Ха–ха… Я просто соседка.
На следующий день соседи стали жаловаться, что телефон барахлит. Возьмешь трубку: алло, алло!.. а в ответ — молчание. Можно предположить, что их внезапно разъединяют. Один звонок нормальный, потом опять заклинивает. Хотели на станцию звонить, но Марья сказала:
— Там кто‑то дышит! Сима, послушай. В телефоне кто‑то дышит и молчит.
Сима горбатенькая внимательно послушала — правда, дышит. Петр Петрович так и вырвал трубку, обдал молчуна трехэтажным матом. Ангелина Федоровна, уж на что нетерпима была к подобным выражениям, на этот раз не стала морщиться и делать замечания. Даша стояла рядом и тряслась от страха. Она‑то знала, что это ей молчат, ее пугают.
Больше звонков не было. Объявился человек с признаками палача и исчез в никуда. И что теперь делать? Можно, конечно, напроситься ночевать к Виктории Ивановне — доцента с кафедры. Сказать, что, мол, ремонт или тараканов травят. Виктория не откажет, она добрая. Ну переночует она в гостях день–два, а дальше что? Если "эти люди" ее разыскивают, то они устроят за ней слежку, а потом поймают в подъезде. Поймают, увезут, чтобы… О дальнейшем думать не хотелось.
Если с кем‑то стоит посоветоваться, так это с Варей. Ее жорики и митричи люди с опытом, если их уговорить, то они помогут не только советом, но и делом. А Варя — уговорит, она кого хочешь уговорит.
А пока — из дома ни ногой. На работу она тоже не пойдет, при ее зарплате даже бюллетень не нужен. Про учебу вообще забудем. Скажет — заболела, сейчас никто справок не требует. Только бы хватило круп, соли и сахара.
16
Явилась наконец и выглядела как принцесса крови, как коронованная королева некого государства, где обитают юные и раскрепощенные, у которых мода в преддверии третьего тысячелетия замерла в ожидании новых технологий и мировоззрений, а потому сегодняшний крой одежды лаконичен, а фактура тканей сухая и неброская, и только норковый жакет мог подсказать обывателю, что дамочка эта из богатеньких, а потому на надменный вид и неулыбчивый рот вполне имеет право.
И как всегда при встрече со своей копией, Даша почувствовала прилив сил. Теперь можно перевести дух. Варина уверенность в себе передавалась как нечто материальное — из рук в руки. Ошметки вчерашних мыслей и страхов — расплывчатых, студенистых, как медузы, оформились вдруг в четкие фразы, смысл которых сводился к одному — она все придумала. Реальный человек от реального отца хотел передать ей посылку, а она, дура, не пришла на встречу, и человек этот отбыл по своим делам в неизвестном направлении.
А скорее всего не в Варином визите здесь дело. Просто наступило выздоровление. Страхом надо переболеть, как корью, потом все встанет на свои места, а Варя — предвестница этого с трудом обретаемого здравого смысла.
— Я тебя ждала, — в голосе Даши звучало ликование. — Почему ты так долго не появлялась?
— Суета заела. Я попрощаться зашла. Уезжаю.
— Ой! Когда?
— Прямо сейчас, как говорят в американских фильмах. Эту фразу нельзя переводить буквально. Уж очень не по–русски она звучит. " Я умираю прямо сейчас"… или "Я хочу быть любимой прямо сейчас". Никогда не думала, что уезжать навсегда так грустно.
— И с кем ты — прямо сейчас?
— С Митричем. Мы не просто уезжаем, мы бежим.
— И ты с одной сумкой в новую жизнь?
— В новую жизнь я с пятью чемоданами. Они в машине за углом. А сумка — тебе.
— Бог мой, ну зачем мне эта сумка? Я тебя ждала, а не сумку.
За минуту на Дашином лице сменилось несколько выражений, и, в конце концов, оно видимо приняло настолько затравленный вид, что Варя положила ей руку на плечо и спросила с искренним участием:
— Подруга, у тебя неприятности?
— А ты как думаешь? — крикнула Даша с вызовом. — Я к тебе привязалась, я тебя люблю, а теперь ты исчезаешь, и неизвестно, когда мы увидимся. Да и увидимся ли…
— А вот это я тебе обещаю. Вообще‑то у меня виза только на полгода, и Митрич талдычит, что мы вернемся, но я ему не верю. Пока мы летим в Швейцарию.
— С родителями попрощалась?
— Угу… Я сказала, что уезжаю на месяц. Зачем им лишние переживания? Я им напишу. Думаю, что издалека отношения наши будут куда лучше, чем вблизи. А тебе я позвоню. Хочешь за границу? Думаю, что через месяц или около того я смогу оформить тебе приглашение. Через аборигенов. Митрич поможет. Так что делай заграничный паспорт. А там посмотрим. Вот такие у Бога пироги.
"Надо же… вспомнила о Боге, — подумала Даша. — Видимо этот отъезд действительно много для нее значит, и, наверное, пугает. Ну пожалуйся, сестричка! Расскажи, в чем трудности. А потом я тебе расскажу."
Куда там… Делиться бедой не в Варином характере, она такой человек, что в любой среде найдет безопасную нишу. А её, Дашу, куда ни помести, она вечно будет болтаться между небом и землей. И берег, кажется близко, но все плывешь, плывешь, а он не приближается.
— Теперь о наших предполагаемых родственных связях, — продолжала Варя. — Дело у Ростопчиной пущено. Она идет по следу. Если он сыщется, конечно. Позвони ей через неделю. Могут потребоваться еще деньги. Вот пятьсот зеленых.
— Нет, нет! — Даша отгородилась ладонями.
— Хватит! Умеешь ты, Дарья, испортить высокую минуту мелочной суетой, — деньги стопочкой легли на край стола. — В сумке всякое барахло. Тебе пригодится. Что‑то я еще забыла… — она похлопала пальцем по нижней губе.
Вот сейчас, пока она вспоминает, самое время рассказать про события прошлой недели. Страсти в метро на станции Коньково можно представить с шутливой подкладкой. Вся эта беготня из поезда в поезд теперь и впрямь казались смешной. Какой‑то мужик, явно проездом, хотел ей передать посылку от отца, а она напридумывала всяких ужасов и прямо‑таки голову потеряла от страха. Варя бы внимательно выслушала рассказ, наверное, рассмеялась бы, но. скорее всего, скептически поджала губы. Сказала бы: меня просто поражает твоя наивность… и еще — как ты всегда умеешь строить Эйфелеву
