Мистер Вечный Канун. Город Полуночи - Владимир Торин
— Ах, вот оно что! — воскликнула Рэммора. — Я-то всегда считала Корделию подлой интриганкой и в минуты слабости даже немного жалела тебя. Но выходит, она еще довольно мягко с тобой обошлась. Я бы и не такое…
— Не стоит меня перебивать, дочь. Мне не интересно твое мнение.
— Тогда зачем рассказываешь? Ищешь жалости? Сочувствия?
Джина не ответила. Возможно, она и сама не знала, зачем рассказывает все это дочери, — видимо, после долгих лет гнетущего молчания ей до рези в горле захотелось выговориться. А еще — попытаться самой себе объяснить, почему все так случилось. Она задумчиво поглядела в окно.
— Я и сама догадываюсь, что произошло дальше… — сказала Рэммора. — Ты хотела поработить Иеронима, заменив Виктора им, а Корделия решила тебе помешать: ей требовалось выиграть время, чтобы родить и вырастить дочь, чтобы стать средоточием Триединой линии и Крестовины Линар и самой дергать Иеронима за ниточки.
— Она сумела обмануть меня, — со злостью и легко читаемой обидой сказала старуха. — Сделала вид, будто согласилась с моими доводами, но у нее был собственный план. Для контроля над Иеронимом нужна была жертва. Мы с Корделией выбрали еще не рожденную внучку нашего врага Кроу — она должна была подойти идеально. Но Корделия явилась в Гаррет-Кроу и пошла на сделку с Софией: та должна была отдать Сашу, а Корделия — отдать ей… меня. И они меня заперли. А потом Корделия забрала Сашу. Ожидая, пока настанет момент, о котором ты говорила, она отдала девчонку в приют. София так меня ненавидела, что пожертвовала внучкой и дочерью, чтобы удостовериться в том, что я никогда не получу свободу.
— Хороша же ты, мамочка! — усмехнулась Рэммора. — Отняла у дочери ребенка. А потом из-за тебя отняли ребенка у дочери Софии.
— Не тебе меня судить.
— Почему не мне? И я снова спрашиваю: зачем ты мне все это рассказываешь?
В глазах у Рэмморы вдруг все потемнело. Она почувствовала, как кто-то только что будто покинул ее голову — выбежал из нее, словно из комнаты. А затем она ощутила удар и головокружение — кто-то хлопнул за собой дверью.
Рэммора слишком поздно поняла: уловка. Разумеется, старуха просто тянула время. Глядя на нее, мать впервые улыбнулась.
— Знаешь что, мамочка… — начала дочь, но тут вдруг заметила то, чего в упор не замечала на протяжении всего разговора.
Левая кисть Джины Кэндл по самое запястье была погружена в развороченную рану на груди мертвой Софии Кроу. Мать не просто так решила поностальгировать — она все это время готовилась напасть…
Джина сжала руку в груди трупа, и стылое сердце лопнуло меж ее пальцев. В тот же миг огонь в камине вспыхнул и поднялся, стены дома заскрипели, как корабельные доски, и в комнату, разбив окно, влетел порыв ветра. Рэммора опустила взгляд и увидела, что стоит в центре проявившейся фигуры-пентакля, начерченной на полу кровью мертвеца.
Она вскинула руку, пытаясь придушить мать при помощи колдовства, но не смогла колыхнуть даже волос на ее голове. Рэммора Кэндл будто в один миг стала обычной слабой женщиной.
Джина Кэндл поднялась на ноги и шагнула к ней, сжимая в руке какой-то черный путаный комок. Рэммора похолодела. Теперь этот «пыльный скелет, рухнувший на нее из шкафа» казался ей подлинным воплощением кошмара.
— Мама! — кричал Томми. — Мама!
Но то ли мама не слышала, то ли у нее были дела поважнее. Мальчик болтался вниз головой. Он кричал и дергался, а еще напоминал только что выловленную из реки рыбу, которую кто-то решил съесть сырой. Но рыбьей скользкости и изворотливости у него, к сожалению, не было.
Тролль раскрыл пасть и заревел. Томми окатило волной вони и обрызгало гадкой, склизкой слюной. Мальчик неистово размахивал кулаками, целясь в глаза троллю. Он даже попал по носу монстра, но тот лишь еще больше рассвирепел. Голова Томми уже почти опустилась в пасть тролля, и мальчик задергался из последних сил. Огромные клыки застыли прямо перед его глазами…
Ни Томми, ни чудовище не заметили крошечной вещицы, которая выскользнула из кармана штанов болтающегося кверху ногами мальчика. Механическая безделушка — подарок тетушки Скарлетт — зашевелилась на полу, расправила крылья и взлетела. Открыв клювик, птица-игрушка начала петь.
Тролль дернулся, в его глазах появился подлинный ужас. Разжав пальцы, он выронил мальчика и, тоскливо воя, отступил к камину. Монстр вжимал голову в плечи и пытался закрыть уши, но пение механической канарейки проникало в его голову, словно гвозди в податливое дерево под ударами молотка.
— У-у-у, — выл тролль, как пес с защемленной лапой. — У-у-у…
Столик со стоящим на нем блюдом с пирогом, на который рухнул Томми, разломался.
Потирая саднящее колено, мальчик поднялся и огляделся, не понимая, что происходит. Маленькая металлическая птица кружила по гостиной и пела. Тролль же, казалось, вот-вот влезет от ужаса в камин — только бы сбежать от этого жуткого механического существа.
— Ага! — воскликнул Томми. — Так вот чего ты боишься!
Тролль ответил протяжным воем.
Гостиная представляла собой весьма плачевное зрелище — вряд ли мама будет в восторге: повсюду разгром, кресла перевернуты, столик разломан, куски пирога на полу, да и останки «Расчудесных пугал», уничтоженных троллем, — все это не слишком-то вписывалось в мамино представление о порядке.
И тут Томми понял, что ему делать. Решение родилось всего за какое-то мгновение,
