Мирза Ибрагимов - Слияние вод
Кара Керемоглу опустил голову и долго молчал. Взволнованные Зейнаб, Майя и мальчик тоже не осмеливались нарушить спокойствия знойного вечера. В степи, далеко за деревней, скользили, сгущались синие тени.
- Спасибо, дядюшка, - негромко промолвила Майя. - Теперь я еще сильнее полюбила здешние края!... Знаете, дядюшка, наш Рагим поставил перед собою высокую цель: навсегда избавить Мугань от солончаков.
- Благородное стремление! - восхитился старик. - Благословляю тебя, сынок, на столь нужное народу дело. Не отступи, не оробей, будь всегда мужественным. - Он поднялся. - Ну, я пошел к дому, а вы, доченьки, отдыхайте, отдыхайте! - И ласково провёл по шелковистым волосам сияющего, места себе не находящего от радости мальчугана.
2
Обойдя крайние стога, Майя едва не вскрикнула от изумления: привязав гнедого, Салман валялся на охапках душистого сена, расстегнув рубаху, скинув сапоги, раскинув широко руки и ноги.
Майя хотела вернуться, убежать, но не успела.
- А! Ханум! Здравствуйте, здравствуйте! - ласково сказал Салман, будто ничего между ними не произошло, будто Майя не выгоняла его, не оскорбила, Садитесь, отдохните! А я с фермы. Вдруг почувствовал, что мозги буквально расплавились от жары, вот и решил полежать, да заодно и подкрепиться. А здесь, как в яйлагах, - благодать! Садитесь закусить чем бог послал. - И он развязал белый сверток, вынул жареное мясо в кастрюле, хлеб, зелень.
Поблагодарив за внимание, Майя отказалась.
- Слышали, как меня опозорили? - продолжал парень, доставая из седельной сумки бутылку, - Разрешите? Всего одну пиалу для аппетита.
- Не разрешаю! - сказала Майя строгим тоном.
- Что поделаешь, выпью без разрешения! - жалобно сказал Салман и опрокинул в рот полную пиалу коньяку. - С горя!... - объяснил он. Страшное, безысходное горе! Клянусь, Назназ наивна, как ребенок, она перед тобою ни в чем не виновна, ее оклеветали! И эта бездушная кокетка Першан, сама строила глазки, намекала, завлекала. У-у-у! - Он снова наклонил бутылку, забулькала пенистая хмельная влага.
- Мне пора! - сухо сказала Майя и повернулась, чтобы уйти, но Салман с отчаянием крикнул:
- Прости, ханум, прости! Тысячу извинений! Как говорится: "И осел знает вкус меда!" И раньше заверял тебя, и сейчас повторяю: ради твоего счастья готов умереть! Майя, меня душит горе!...
- Замолчи, перестань! - сморщившись от отвращения, сказала Майя и, уговаривая себя, что надо идти ровным шагом, а не бежать, как ей хотелось, пошла на берег, но Салман, будто разъяренный медведь, бросился за нею, схватил за плечи и опрокинул на землю. Собрав все силы, она забилась, стараясь вырваться, а парень, обжигая ее лицо запахом спирта, давил коленом на ее ноги.
- Я... я закричу!
- Кричи, кричи! - великодушно разрешил Салман. - Никто не услышит, все в полевом стане обедают... Покорись! Женюсь, ей-богу, женюсь, уедем в Баку, Гянджу, Казах! Куда прикажешь - туда и поедем!
Высвободив правую руку, Майя с размаху ударила его по плоской, дряблой щеке, их глаза на миг встретились, и она прочла в его взгляде то звериное, хищное выражение, какое уже видела раз, когда Салман топтал конем умиравшую лисицу.
А в степи стояла тяжелая душная тишина, ни звука, ни шороха, лишь монотонно внизу журчали речные струи, и Майя поняла, что никто не спасет ее. Выдернув ногу из-под колена Салмана, она так сильно ударила его в живот, что парень откатился.
Вскочив, растрепанная, в изорванной юбке, Майя бросилась к обрыву. "Скорее умру!" - мелькнуло в голове, а Салман уже настиг ее, опоясал сильными, будто из стали отлитыми, руками, но она и тут выскользнула, толкнула его, и он брякнулся, покатился вниз с набитым землею ртом.
Отвязав гнедого, Майя вскочила в седло, и добрый застоявшийся конь понес ее в степь.
3
Сложив руки на животе, тетушка Телли смотрела, как медленно ползущая хлопкоуборочная машина всасывала широким хоботом белопенные хлопья из лопнувших коробочек.
- У меня нет слов, чтобы выразить свое счастье. Если завтра скажут, что люди научились летать на луну и обратно, я поверю беспрекословно. Ну что за машина! - Охваченная восторгом, она даже не замечала, что размышляет вслух.
У поворота Ширзад остановил машину, спрыгнул и подошел к тетушке:
- Нравится?
Тетушка Телли только всплеснула руками.
На берегу арыка Наджаф, запрокинув голову, пил из глиняного кувшина, обернутого мокрыми тряпками, чтобы охлаждалась вода.
- Его благодари, еще весною с Шарафоглу взялся за ремонт и наладку комбайнов, - кивнул на друга Ширзад.
Напившись, Наджаф спрятал кувшин в холодок, перепрыгнул через арык и, обняв тетушку, закричал:
- Что я вижу! Наконец-то красавица Телли довольна!...
Из-за высоких кустов показались смеющиеся девичьи лица; с нижних веток, куда не могла добраться машина, приходилось собирать хлопок руками...
- Что случилось?
- А то случилось, что тетушка поверила все-таки во всемогущий человеческий разум! - прокричал Наджаф.
Тетушка звонко шлепнула его по руке.
- Не клевещи! Всегда с уважением относилась к ученым людям.
Подбежала Першан и, подмигивая подружкам, сказала:
- А кого ты называешь учеными людьми, тетушка?
- А хотя бы тебя. Еще два года назад знала, что ты нахлобучишь арбузную корку на макушку Салмана! выпалила Телли. - А почему? Да потому, что верила в твой ум!...
Першан не знала, то ли рассмеяться вместе со всеми, то ли надуться. А тем временем тетушка Телли, подобрав шуршащие, как камыш на ветру, юбки, отправилась на самый дальний край плантации, туда, где на комбайне работал Гараш. После разрыва с Назназ, которая с позором покинула деревню, он стал нелюдимым. Если с ним заговаривали, отмалчивался, но от тетушки Телли было трудно отделаться. Скрестив руки на могучей груди, она невозмутимо шла за комбайном, не отрывая взгляда от Гараша.
В конце концов парень не выдержал, выключил мотор, спрыгнул, а тетушка с жестокостью хирурга, вскрывающего нарыв, сказала:
- Прислушайся к моему совету, а выполнишь или нет - твое дело.
- Только покороче! - попросил Гараш и так стиснул зубы, что на черных от загара щеках запрыгали желваки.
Тетушка Телли бросила в мешок комочек хлопка, вытерла руки и высоким пронзительным голосом завела длинную речь:
- "Однажды неискушенный в житейских делах юноша нашел в море-океане жемчужину, редкую и по красоте и по весу. Подбросил ее на ладони, повертел, огляделся, а вокруг на песке валяются разноцветные ракушки так и горят, слепят глаза. А жемчужина-то бесцветная, словно катышек из брынзы. Вот неразумный парень зашвырнул подальше жемчужину, схватил самую яркую раковину и, от счастья ног не чуя, побежал домой".
Кусты хлопчатника зашевелились: затаив дыхание, со всех сторон подкрадывались девушки...
- "А путь к дому длинный: идет юноша час за часом и вдруг почуял, что ракушка засмердела, протухла. Пришел домой, рассказал он обо всем матери, та выбросила вонючую ракушку, а сыну велела: "Вернись сейчас же, найди жемчужину!" Парень заупрямился: и как, мол, найду, и дорога длинная, а я устал, и перед людьми стыдно... Мать рассердилась. "А когда жемчужину бросал, так людей не стыдился? На коленях ползи, а найди".
Гараш вспомнил, что то же самое ему втолковывали Ширзад и Гызетар, и горько усмехнулся: "Легко крикнуть увязшему в трясине: выпрыгни!... А за что ухватиться?"
- Как же я пойду, тетушка? - дрогнувшим голосом спросил Гараш.
- А вот так и иди! - Тетушка Телли с удивлением пожала плечами. - А чего стесняться? Ну, очаровала тебя колдунья, попотчевала приворотным зельем, вот и обманулся... Но ведь сбежал от нее. Так чего остановился на полпути?... А впрочем... - и тетушка зевнула, - мое дело сказать, а твое решать. Давай работать!...
4
После неудачного сватовства Салман решил для себя, что во всем виноват Рустам. Он нарочно обнадежил его, чтобы унизить перед всеми отказом. И, дергая плечом - теперь у него появилась такая привычка, - Салман разжигал в своем сердце лютую ненависть к председателю. Если б нужно было сжечь дотла всю деревню, лишь бы опозорить и унизить Рустама, Салман не поколебался бы. А потом - пусть тюрьма: не так уж страшно!... Только бы насладиться местью.
Однажды председатель повел Салмана на дальнее поле, поросшее хлопком, оно лежало между глубоководными арыками; будто хлопья снега, белели в чашечках рыжие пушистые комочки. Всю неделю стояла такая безжалостная жара, что даже нераскрывшиеся коробочки потрескались.
- Да здесь целый океан хлопка! - обрадовался Рустам. - Не меньше десяти гектаров, вполне пригодных для машинной уборки. А вы, чугунные лбы, считали хлопок недозревшим!
- Коробочки-то не раскрылись. - Салман дернул плечом. Потеряв охоту льстить, он сейчас разговаривал с председателем через силу, едва удерживаясь от желания ему надерзить.
- Не раскрылись, не полопались. Не видишь, что ли? Надо ж соображать, какая стоит погода.
- Соображалок-то в голове мало, - с натугой пошутил Салман.
