Шум - Рои Хен
– Язык!
– Что?! – шарахается от нее пожилая женщина с ходунками.
Габриэла бормочет извинения. Четвертый урок, “Выразительные средства иврита”, конечно. Но какая разница, какой сейчас урок? “Тьфу, Габриэла, – она теперь обращается к себе во втором лице, – знала бы ты, как я от тебя устала”.
Привет, как ваши дела? Юваль, все хорошо? Тогда не пристраивай голову на стол. Роми, ты подстригла челку? Наконец-то видны твои прекрасные глаза. Я хочу начать сегодняшний урок с соревнования – девочки против мальчиков. Тема: распространенные языковые ошибки. Готовы? Ну! Не будьте такими тугодумами… команда-победитель освобождается от сегодняшнего домашнего задания! О, проснулись! Отлично! Отвечать, только поднимая руку. Итак, первый вопрос – как правильно: парАлич или паралИч?
Пока ее одноклассники учат родной язык, как репатрианты, только что сошедшие с корабля, Габриэла опирается на перила третьего этажа Дизенгоф-Центра. Почему они не натянули сетку безопасности или что-то в этом роде, это же так просто – перекинуть через оградку одну ногу, затем другую и сорваться вниз. С этой мыслью на Габриэлу опускается завораживающее спокойствие, но тут же она представляет себя с парализованными ногами, но вполне уцелевшими руками. Мама, конечно же, заставит ее продолжить играть. Может быть, она даже вспомнит Ицхака Перлмана, который в детстве переболел полиомиелитом, что не помешало ему стать одним из величайших скрипачей в мире. Габриэла в ответ заорет на нее: “Скрипка – не виолончель!” Никогда раньше она не кричала на мать, но, может быть, в такой ситуации и осмелится.
“Почему мы не можем поменяться, чтобы ты немного понес меня?” – жалуется она своему Деревянному медведю. Взяла его с собой утром, чтобы не вызывать подозрений, так как день заканчивается уроком по музыке, но расплата за это алиби нелегка.
Гадкий привкус наполняет рот Габриэлы. Ей чудится, что язык раздулся, как губка. Может быть, просто слишком много слюны во рту? Похоже, она проголодалась. Запах пиццы заставляет ее сесть перед стеклянной стойкой. Заодно можно и отдохнуть. Она заказывает треугольник.
Как правильно: клеЮт или клеЯт?
– Откуда я тебя знаю? – спрашивает продавец пиццы. – Ты снималась где-то?
– Нет.
– Не-е! Точно снималась. – Он выкладывает ломоть “Маргариты” на прямоугольную картонку. – Это ты была в рекламе “Зары”? – Тон вежливый, так что Габриэла не понимает, издевается он над ней или нет. – Может, “Фокс”? “Кастро”? “Интимисими”?
Вот же убожество. А уж какое она сама убожество, раз на мгновение поверила ему.
– Топпинг? За мой счет. – Он подмигивает. – У меня есть грибы, есть оливки, есть кукуруза. Что смешного?
– Ничего, ничего, это я о своем. С тобой вообще не связано.
Но связь есть. В шестом классе у Габриэлы появился телефон – ее первый мобильник. Она скролила интернет, как и все, и находила, как и все, фильмы, которые не для всех, но которые смотрят все. И там она увидела женщину, которая… неважно. С тех пор она не ест кукурузу.
Иногда она думает, что, может, Йонатан – это как то видео, что ранило ее, видео, которое лучше бы она вообще не смотрела.
– Тебе нравится молотый чеснок? Ничего нет круче молотого чеснока.
Габриэла совершает самую распространенную ошибку поедателей пиццы – вгрызается в треугольник, пока тот еще горячий.
– Обожгла язык?
Пока она пытается справиться с немотой, продавец с белыми от муки руками и кривым носом – возможно, результат драки, в которой он проиграл, – продолжает упорствовать:
– Ой! До чего у тебя маленькие зубки! Совсем как у пираньи. А я, вот глянь – кролик. – Он обнажает выступающие передние зубы. – Можно спрошу, сколько тебе лет? Не стесняйся – мне прям нравится, что ты такая юная. А что ты здесь делаешь в это время? Ты не похожа на прогульщицу. Убегаешь от кого-то? Хочешь спрятаться со мной? Можно под прилавком. Иди, глянь.
“Я в общем-то не голодная совсем”, – решает Габриэла и выбрасывает надкушенный треугольник в мусорную корзину.
– Эй, да в чем твоя проблема?!
Как правильно: оплатить еду или оплатить за еду?
– Пятнадцать шекелей! – провозглашает продавец.
Габриэла перебирает монеты, чтобы заплатить и поскорее уйти, но мелочи не хватает. Она протягивает двадцатку и ждет сдачу, пристраивая виолончель на спину.
– Хочешь сдачу? Тогда улыбнись. Что я такого попросил у тебя – улыбочку!
Габриэла решает плюнуть на сдачу и уходит.
– Ну и вали, карлица! Иди, иди. Умри целкой! – кричит ей в спину продавец. – Спасибо за чаевые!
Сдача звенит в пустом стакане для чаевых. Этот звон, прозвучавший необычно громко, заставляет Габриэлу резко остановиться и вернуться назад.
– Чем могу быть полезен? – спрашивает продавец с улыбкой будто из плавленого сыра.
Габриэла выстреливает средним пальцем.
– У меня тоже есть, но настоящий, – ухмыляется продавец, – хочешь глянуть?
Габриэла засовывает указательный палец в рот, глубоко в горло. Какой-то особенно гадкой рвоты не получается – просто кукурузные хлопья с миндальным молоком, желчь со вкусом вишневой жвачки, травяной сбор, картонное тесто, сырное крошево и томатная паста. Блевать Габриэла не умеет, но этого хватает, чтобы испачкать прилавок и стекло витрины.
Продавец орет, но Габриэла, как никогда спокойная, достав из металлической коробочки салфетку с рисунком пиццы, вытирает рот и уходит. Виолончель на ее спине, кажется, стала легче.
Девочки победили! Молодцы девочки!
Победный марш Габриэлы завершается у винтовой лестницы. Ее колотит. Она смотрит на шрам на руке и потирает костяшки пальцев.
В уголках глаз жжет так, что кажется, сейчас вспыхнут ресницы. Лишь когда Габриэла принимается тихонько мычать тему первой части Элгара, она снова начинает ощущать себя – сперва будто со стороны, а потом и всю целиком. Закадычный друг, Деревянный медведь, обнимает ее сзади, как она его, когда играет.
Обстоятельство – второстепенный член предложения, обозначающий время, место, причину действия или отказа от него…
Габриэла, решив пока не думать, куда она направится дальше, поскольку ничего путного в голову не лезет, переходит
