Почти 15 лет - Микита Франко
- Не боитесь, что сворую?
- Ты у меня ничего не воровал. Почему я должен так про тебя думать? – спокойно ответил Слава.
Ваня взял купюру и вышел из кабинета. Через десять минут вернулся с водой в бумажном стаканчике, пакетиком «три в одном» и сдачей. Ребята начали исходить на едкость, мол, не спрятал ли где лишние пять рублей, а Слава, сложив мелочь в карман (не пересчитывая), кивнул Ване: - Большое спасибо.
Тем же вечером, когда Слава уходил, Ваня выбежал за ним – без куртки, в одной футболке и спортивных шортах – крича:
- Не уходите! Заберите меня!
Слава, удивленный, обернулся, а Ваня вцепился в него мёртвой хваткой: как будто никогда не отпустит. Его оттаскивали два охранника и три воспитателя, пока он кричал, захлёбываясь от слёз.
Уходить было невыносимо. С того события прошло больше года, прежде чем Ваня попал в их семью.
Весь персонал детского дома подбивал Славу на усыновление: «Он вас так полюбил! Так к вам привязался! Почему вы боитесь? У вас ведь уже есть ребёнок!». Слава мрачно отшучивался: «Потому и боюсь». Они совершенно не справлялись с Мики.
Тем не менее, он хотел его забрать – потом, когда станет лучше – а потому изучил о Ване всю доступную информацию, собранную по слухам и случайным разговорам персонала. Вырисовывалась следующая картина: родители и происхождение неизвестны, будучи новорожденным, мальчик был подкинут в подъезд. Имя и фамилию ему придумали в больнице, и до того банальные, что Слава посочувствовал фантазии работников – Ваня Смирнов.
- Почему его не забрали? – спрашивал Слава. – На младенцев же очереди выстраиваются.
- Здоровье, - коротко отвечал персонал.
- А что не так?
- Врачебная тайна.
Обрадованный строгим соблюдением прав ребёнка, Слава прекратил эти расспросы.
Много позже он узнал, что речь шла о ВИЧ.
- Ну и пиздец, - сказал тогда Лев.
- В этом нет ничего страшного.
- Да конечно.
- У Кати ВИЧ, - напомнил Слава о близкой подруге Льва. – И ничего, она ведь как-то живёт.
Катя действительно жила неплохо: была замужем, воспитывала здоровую дочь, и большую часть времени никто не помнил, что у неё ВИЧ.
Слава запомнил названия препаратов, порядок приёма, дозировки, и каждое утро, перед завтраком, сортировал пилюли на Ваниной тарелке. Мики, однажды заметив это, спросил у брата:
- Что ты пьёшь?
- Витаминки, - просто ответил Ваня.
Именно так его таблетки называли в детском доме. Ваня считал, что пьёт витамины, потому что без них он «болезненный», а с ними у него появляются силы, здоровье и хороший иммунитет. Слава, услышав эту версию впервые, согласился с ней: звучало достаточно точно и понятно для девятилетнего. Они со Львом решили, что подробности расскажут позже.
Мики в «витаминки» поверил, тем более, у него были свои «витаминки»: ноотропы, транквилизаторы и антидепрессанты. Слава спрашивал Льва, собираются ли они рассказать про ВИЧ-статус старшему брату, но Лев качал головой:
- Если Ваня захочет, он сам расскажет, когда станет старше. Мы же не рассказываем Ване, что Мики психически больной.
- Он не психически больной, - настаивал Слава, считая эту характеристику «чересчур» для их сына.
А тем временем, шутки про «гомиков» и «спидозных» продолжали сыпаться из Мики, как из рога изобилия. Хорошо, что Ваня их не понимал: его никогда не называли «спидозным».
Все эти события и оттянули эмиграцию на целых два года от первоначальной даты: только когда оба ребёнка пришли в себя (Ваня – полностью, а Мики – насколько смог), Слава решился огорошить их новостью о скором переезде. Мики, наслышанный о таких планах и раньше, отреагировал сдержанно.
- Ладно, — вот и всё, что он сказал.
Ваня же, от которого Слава меньше всего ожидал протеста, взбунтовался: он, видите ли, влюбился в девочку из соседнего дома, и никуда без неё ехать не собирался. А девочке, тем временем, было шестнадцать лет, она встречалась с парнем и проявляла к Ване полнейшее равнодушие. Говоря откровенно, Слава боялся таких душераздирающих сцен о несчастной любви от Мики – всё же это к нему, по слухам, Ярик залезал на коленки.
Но когда Слава спросил его прямо – мол, не переживает ли тот из-за Ярика – Мики ответил с усмешкой:
- Пап, мне плевать на Ярика.
- А зачем ты тогда с ним?.. – он имел в виду «встречаешься», но произнести вслух не смог: всё-таки Мики никогда не обозначал их отношения именно так.
Тот шепотом ответил:
- Я не знаю.
Славе показалось, что это было очень горькое: «Я не знаю».
- Хочешь об этом поговорить? – спросил он, потому что это был правильный вопрос.
«Хоть бы нет».
- Давай.
Слава не ожидал такого поворота: малыш Мики и любовные отношения – жизнь не готовила его к этому разговору.
Они сели за кухонный стол, друг напротив друга, и Мики, сцепив руки в замок, сказал:
- Не думаю, что я гей.
Прежде чем Слава с энтузиазмом выдал: «И это нормально!», Мики успел добавить:
- У нас с Яриком ничего не было. Мы пару раз целовались. Но я избегаю большего.
В мозгу Славы закрутились шестеренки: так, сексуальное просвещение подростков, глава десятая, активное согласие…
- Ты можешь прямо сказать ему «нет», - ответил Слава.
- Могу… - неуверенно произнёс Мики.
- Но?..
Он быстро выпалил:
- Я не хочу этого никогда и ни с кем. Я уже пробовал, сначала это хорошо, а потом плохо. Мне было очень плохо. И каждый раз, когда я об этом думаю, мне плохо, как тогда. Ярик говорит, что это внутренняя гомофобия, но, когда я думаю о девушках, мне точно также плохо. Ярик говорит, что мне не нравится думать о девушках, потому что я гей, но я не гей, я же это чувствую, мне же изнутри виднее, кто я. Считаешь, я бы не понял? Да, мне было плевать на девочек, с которыми я ходил гулять, но мне и на Ярика вообще-то плевать, и на Глеба было плевать, они мне все не нужны, мне только Лена нравилась, ну потому что тогда всё было понятно, какой-то там секс, я даже о таком не думал, оно тогда всё было по-нормальному, просто любовь, без этого всего, почему нельзя, чтобы всегда так было?
Шестеренки в Славиной голове закрутились в обратную сторону: что сказать-то, что сказать?! Какая это глава секспросвета?
«Ты просто ещё
