Золотой ребенок Тосканы - Риз Боуэн
— О нет, сэр! — Она засмеялась. — Его не существует. Это просто негласная традиция. Вы же знаете, что домработниц и поваров всегда называют «миссис» из уважения. А куда мне идти, я пока не знаю. Я надеюсь, что найду себе похожую работу, хотя мы все наслышаны о том, что многие большие дома будут оставлены или даже снесены. Но думаю, мне удастся что-нибудь подыскать.
— У тебя нет семьи? Кажется, когда ты к нам пришла, говорили, что ты сирота.
— Это верно, сэр. У меня нет семьи. Я даже не знаю, кем были мои родители.
Хьюго посмотрел на нее и почувствовал острое сострадание. Вот она, изгнанная в мир, где ей некуда пойти, но она не жалуется и, стоя перед ним, держится с большим мужеством. Он открыл рот и сам поразился тому, что произнес:
— Знаешь, Элси, а ты ведь можешь остаться здесь.
Она удивленно посмотрела на него, а затем ответила, покачав головой:
— Остаться здесь? О нет, сэр. Они ясно дали понять, что будут нанимать для школы своих сотрудников.
— Я имел в виду со мной, — смущенно проговорил он.
— С вами? В сторожке? — Она нервно рассмеялась. — Я думаю, что места там не хватит, да и служанка вам не нужна.
Он почувствовал, что краснеет.
— Я не так выразился. Я хотел сказать, что мы с тобой всегда хорошо ладили. Ты добрый и порядочный человек. И с недавних пор я стал ценить твое общество. Ты стала большим утешением для меня. И тебе некуда идти, а у меня никого больше не осталось. Если мы поженимся, все наши проблемы решатся.
— Поженимся, сэр? — Ее глаза стали огромными, а затем она недоверчиво покачала головой. — Но это же невозможно! Я намного старше вас. Вам же не может быть больше чем… чем тридцать четыре?
— Тридцать пять, — поправил он.
— А мне уже сорок два, сэр.
— Не такая уж непреодолимая пропасть.
— Я думаю, что вам не следует принимать поспешных решений по такому важному вопросу, особенно сейчас, когда вы остались в одиночестве. Вам нужно время, чтобы прийти в себя после того, как миссис Лэнгли покинула вас. И я не хотела бы, чтобы вы делали мне предложение из жалости.
— Мне не жаль тебя, Элси, — сказал он. — На самом деле я тебе завидую. Ты способна увидеть что-то хорошее в самой мрачной ситуации. Ты именно тот человек, в котором я сейчас нуждаюсь. Конечно, ты можешь счесть меня невыгодной партией…
Она вспыхнула.
— Я всегда думала, что вы очень красивый, мистер Хьюго. Признаться, когда я была помоложе, я даже прятала вашу фотографию в своей комнате. — Она помолчала, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Но мы принадлежим к разным сословиям. Вы — баронет, аристократ. Я — простая служанка. Представьте себе, какие пойдут толки.
Хьюго положил руку ей на плечо.
— Я чувствую, что война изменила положение вещей. Все эти различия больше не имеют значения. И вообще, кого это волнует, даже если люди и начнут болтать? Пусть болтают. Мы еще можем обрести свое тихое счастье, не правда ли?
— Я всегда очень любила вас, мистер Хьюго, — сказала она. — И возможность обрести свой собственный дом, не жить под чужой крышей очень привлекательна, надо сказать. Но я не хочу, чтобы вы делали то, о чем позже пожалеете.
Он улыбнулся и кончиками пальцев коснулся ее подбородка.
— Никаких сожалений не будет, Элси, я обещаю тебе. И ради бога, поставь этот проклятый чемодан, чтобы я мог тебя поцеловать.
Глава 42
ДЖОАННА
Июнь 1973 года
Неделю спустя, когда я неохотно собиралась ехать домой, чтобы присутствовать на аукционе, где должны были продать мою картину, к нам с Ренцо пришел служащий из почтового отделения.
— Мне позвонили из дома, где живет отец Филиппо, — сказал он. — Старик с каждой минутой угасает, но почему-то напоследок изъявил желание поговорить с синьором Бартоли и молодой леди из Англии.
Озадаченные, мы поехали на принадлежащем Ренцо «альфа ромео» в соседний городок. Дом призрения оказался симпатичным зданием современной постройки, стоящим чуть поодаль от центра города. Молодая монахиня с цветущим лицом провела нас в комнату отца Филиппо.
— Он очень слаб, — сказала она, — и болен. Его мысли могут быть путаными, но я надеюсь, что вы поможете ему обрести покой перед тем, как он покинет нас навсегда.
Действительно, старик, лежащий под белыми простынями, выглядел почти истаявшим. Его глаза были закрыты. Ренцо тихо позвал:
— Отец, это я, Ренцо Бартоли. Я пришел, как вы пожелали, и взял с собой юную леди из Англии.
Глаза старого священника открылись.
— Это хорошо, — тихо проговорил он. — Я хочу, чтобы вы услышали мое признание перед смертью — вы и юная леди, поскольку это касается и ее. Я несу ответственность за смерть вашей матери и англичанина. Я их предал, и все эти годы это было на моей совести.
— Как вы могли это сделать, отец? — мягко и недоверчиво спросил Ренцо.
— Я должен был выбрать меньшее из двух зол, — сказал тот, и его дыхание стало прерывистым. — Однажды ко мне пришел немецкий комендант. Он сказал, что, по имеющимся у него сведениям, кто-то из местных скрывает английского летчика. Если никто не признается, казнят нас всех — мужчин, женщин и детей. София рассказала мне на исповеди об англичанине. Я знаю, что тайна исповеди священна, но на весах… на весах было множество жизней против одной. Я рассказал коменданту все, что знал, но умолял пощадить Софию и забрать вместо нее меня. Он не согласился. Поэтому с самым тяжелым сердцем я отдал ему твою мать, Ренцо, чтобы другие могли выжить. С тех пор я так и не уверен, правильно ли поступил.
— Вы сделали то, что считали лучшим, отец, — сказал Ренцо. — Правильного ответа не существует.
— Это правда. Но все равно… Эта милая молодая женщина… Как я плакал о ней все эти годы и молился, чтобы она стала ангелом на небесах.
— Я уверен, что она им стала. — Голос Ренцо дрогнул.
— И молодая английская леди… Немцы забрали ее отца тоже. Простите меня.
— Но он сбежал, отец, — сказала я, — вернулся домой и снова женился, а я его дочь.
— Хотя бы ему это удалось. — Священник слабо улыбнулся. — Значит, что-то хорошее все-таки получилось. — Его глаза закрылись.
Ренцо наклонился и поцеловал священника в лоб.
— Идите с миром, отец. Вам больше не за что просить прощения.
Светлая улыбка появилась на лице отца Филиппо, а
