После завтрака - Дефне Суман
Вот и сейчас я снова плачу. Что изменилось с тех пор? Человеку почему-то всегда чего-то не хватает. Я по-прежнему одинока в огромном мире. И пока ищешь это что-то, постепенно теряешь то, что есть.
Я повернула голову и увидела этих двоих – у дверей одного из выстроившихся вдоль берега ресторанчиков. Бурак и Фикрет! Вот так дела! Фикрет держал Бурака под руку, что-то говорил и пытался увести его прочь от набережной, в сторону квартала Кумсал. Бурак делал было несколько шагов в ту сторону, но потом передумывал и останавливался. Тогда Фикрет тоже останавливался, но говорить не прекращал. Через две минуты все повторялось. Фикрет тянул Бурака с пристани, тот пытался оказать сопротивление. Я выключила музыку, убрала наушники в сумочку и некоторое время наблюдала за этой странной сценой. Оба слегка покачивались. Да они же просто-напросто пьяны! Значит, вместе набрались. Ишь ты! Откуда взялся Фикрет? Где Бурак его нашел? Или он с самого начала знал, куда подевался мой брат?
Наконец Бурак высвободил руку и с серьезным видом что-то сказал Фикрету. Они оба подошли поближе к пристани и стали смотреть на ожидающие отправления пароходы. Тут-то я и встретилась глазами с Бураком. Я улыбнулась, он отвел взгляд. Злится. Оскорблен. Обижен. Повернулся к Фикрету, что-то сказал. Фикрет кивнул. Потом они вдруг обнялись. Не крепко, так, слегка соприкоснувшись телами. Мужское прощание на выходе из питейного заведения. Похлопали друг друга по спине. Давай, брат, береги себя, и прочее в таком духе. Сдружились, стало быть. На спине у Фикрета был рюкзак, Бурак – без сумки. Кошелек, телефон и блокнот он всегда носит в многочисленных карманах брюк. А когда-то эти карманы оттопыривались еще и от катушек с фотопленкой. Когда-то Бурак был классным репортером. А теперь он знаменитый автор «Портретов» и текущими событиями не занимается.
Когда Фикрет со своим рюкзаком смешался с толпой перед рыбными ресторанами, Бурак подошел ко мне. Я снова улыбнулась. Ну же, Бурак. Мы столько лет близки. Прости меня. Мне так нужно, чтобы меня простили! Улыбка готова была превратиться в глупую, умоляющую гримаску. Бурак сохранял серьезность. Поражаюсь этой особенности мужчин. Они не обязаны отвечать улыбкой на улыбку.
– Ты нашел Фикрета!
– Да. Столкнулись с ним в толпе.
– Ну и? Где он был весь день? Рассказал?
– Я уезжаю, Нур.
Я попыталась заглушить нарастающую во мне волну паники.
– Что значит «уезжаю»? Куда?
– В Стамбул. Еду домой.
Во мне что-то оборвалось. К глазам подступили слезы. Мне почему-то всегда чего-то не хватает. Я …уже выросла, но ребенок во мне / Постоянно ждет от тебя любви. Бурак не обратил внимания. Со скучающим видом посмотрел на пароходы. Потом на меня. В его взгляде что-то изменилось. Он больше не был злым, оскорбленным, обиженным. Но и таким, как прежде, тоже не был. «Слишком поздно» действительно существует. И эта граница пересечена. Но я все-таки спросила, пытаясь ухватиться за последнюю надежду:
– А завтра? Завтра мы отмечаем бабушкин юбилей. Ты не приедешь? А как же интервью?
Как будто мне было дело до интервью и рубрики «Портреты» в воскресном приложении! Скажи правду, Нур. Ты должен остаться ради меня. Мы должны поговорить. Ты должен меня простить.
– У меня уже сейчас есть замечательная история. Больше ничего не нужно.
О чем это он? Впрочем, ладно. Я спрашивать не буду. Но что означает этот его новый взгляд? Бурак никогда на меня так не смотрел. Чего-то не хватает. Чего именно? Влечения? Желания? Не знаю. На его лице совершенно безучастное выражение. Мне стало тревожно. Прозвучал гудок приближающегося парохода. Из хриплого громкоговорителя послышалось знакомое объявление: «Пристающее к пристани судно сразу же отправится в новый рейс по маршруту: все острова, Кадыкёй, Эминоню». Бурак встрепенулся.
– Это мой. Пойду, не хочу опоздать. А ты давай-ка догони Фикрета. Не оставляй его одного.
И не дав мне возможности ответить, он притронулся губами к моей щеке. Очень быстро. Едва заметно. Не так, как бывало: целует в щеку и якобы по ошибке задевает губы. И ушел, засунув руки в карманы и опустив голову. Быстрыми шагами. Я застыла, глядя ему вслед и пытаясь нащупать рукой след от поцелуя. Не получилось. Проклятье! Он поцеловал меня так, как я целовала его в те времена, когда была счастлива с Уфуком. По-дружески. Мимоходом. Чмок в щеку.
Я стояла не шевелясь, пока пароход не отчалил от пристани. И стояла бы дальше, если бы не увидела неподалеку, рядом с тележкой уличного торговца сухофруктами, Фик рета, покупавшего леблеби[96]. Я подошла к нему, еле волоча ноги. Как же я устала! Мне хотелось прислониться к кому-нибудь или, раскинув руки, словно в море, когда лежишь на спине, упасть кому-нибудь в объятия. Хотя, конечно, расслабиться я могу только наедине сама с собой. Я не умею разделять давящую на меня тяжесть с другими. Только в одиночестве я могу быть сама собой. И все же я подошла к Фикрету, чтобы выяснить, о чем он говорил с Бураком. Упоминал ли Бурак обо мне? И если да, то что именно он рассказал?
– Фикрет!
– Привет, Нур.
Брат совершенно не удивился. Значит, он тоже меня заметил. Собственно говоря, чтобы дойти досюда от рыбных ресторанов, ему нужно было пройти мимо того места, где я стояла.
– Бурак уехал.
– Знаю. Хочешь?
Я посмотрела на протянутый мне кулек с белыми леблеби, но брать не стала.
– Прогуляемся немного? Наконец-то чуток посвежело. Хорошая будет ночь.
Я ничего не сказала в ответ. В небе над Хейбели, там, где час назад висело закатное солнце, сияла Венера. Она тоже скоро уйдет за горизонт, догоняя солнце. Весь день она плыла по небу, следуя за светилом, и потому мы ее не видели. Теперь же, в сумерках, у нее появился шанс показаться нам на глаза, но очень ненадолго. Солнце не будет ждать. Бурак ждал меня очень долго. А теперь он на пароходе, подходящем в эти минуты к Хейбели.
Мы с Фикретом дошли
