Птичий отель - Джойс Мэйнард
Но сейчас я отчетливо видела случившееся преображение: верхушка горы раскалилась, став ярко-оранжевой, и из нее вырывался дым.
Лодки на озере собрались в кружок: рыбаки громко переговаривались, стараясь перекричать неимоверный гул.
– Está en erupción! – прокричала Мария. Вулкан извергается. И она упала на колени.
Помню, как во время урагана Луис выбежал на улицу, рвался сделать хоть что-то, а Элмер помчался к своей Мирабель. Сейчас же Луис стоял как пригвожденный и крестился.
Ну а Элмер уже натягивал на плечи рюкзак.
– Мне пора, – сказал он и рванул к дверям.
С губ его сорвалось лишь одно слово: Мирабель.
Мы не видели Мирабель уже пять месяцев, но знали, что она вынашивает ребенка и живет со своей бабушкой. Сбежала от позора, поселившись у самого подножия вулкана.
Элмер уже бежал вверх по лестнице, а мы втроем стояли на патио и глядели на вулкан, не в силах оторвать глаз от лавы, извергающейся из огромной вершины. Гул все нарастал и нарастал, закладывая уши, и, казалось, вся земля трещит по швам. Даже сквозь густой дым были видны всполохи оранжевого пламени, вырывающегося из кратера. Напряжение, копившееся в глубинах на протяжении тысячелетий, выплеснулось наружу.
За многие годы у меня, как и у всех остальных жителей, в голове сформировалась одинаковая картинка про вулкан. Попроси любого ребенка, и он нарисует одно и то же: высокий зеленый конус с лысой макушкой над синей громадой озера. Это был неизменно благостный, убаюкивающий образ – как фотография папы римского на стене в рамочке или блаженная улыбка Девы Марии.
Но то, что прежде было таким родным и знакомым, вдруг превратилось в чудище, которое, казалось, вынырнуло из вод морских, чтобы пожрать все живое.
Сама гора, разумеется, оставалась на месте. В движение пришла лишь вырвавшаяся наружу лава. Изумленные, мы наблюдали, как кратер изрыгает сначала небольшие ее ручейки, а затем нескончаемые пылающие потоки.
Мне почему-то казалось, что при извержении вулкана лава должна вытекать медленно, наподобие ядовитых выделений у редкого вида лягушек, которые проживают в джунглях. Но это огненное скопище жидких минералов и газов неслось с горы быстрее человека и, пожалуй, даже машины, приближаясь к подножию, где жили люди, росли посевы, где находились церковь и школа.
И прямо по курсу этой адской лавины стоял дом бабушки Мирабель.
Наконец на патио вышли мои гости из Коннектикута, которые не могли не услышать череду взрывов.
– И как люди живут в таком шумном месте, – проворчала Марта.
Увидев выражение наших лиц, она запнулась и лишь сказала:
– О боже, я так и знала. И зачем мы только сюда приехали.
Никогда я не взбиралась по сотне ступенек так стремительно – без паспорта, без ключей и без телефона.
По пыльной дороге из деревни убегал народ. Бежали женщины с младенцами в слингах из шалей – их детишки постарше не отставали, вцепившись в материнские юбки. «Скорее, скоро всех накроет!» – перекликались мужчины.
Почти ни у кого в деревне не было легковой машины, но имелось несколько грузовиков. Вот они проехали мимо, битком набитые людьми. Потом проехало штук двадцать пикапов. Мелькали знакомые лица – безногого мужчины, местного сумасшедшего. Много стариков. И мэр.
Туристы покидали деревню на своих двоих – девушки в развевающихся юбках и ярких вязаных топах, юноши в йога-шароварах. Многие босиком, а некоторые еще даже навеселе. Кто-то нес барабан, а кто-то – собаку с тремя новорожденными щенками. Одна местная женщина тащила на веревке свинью, но та упиралась, дети верещали, и свинью пришлось бросить.
Некоторые были на тук-туках, парочка местных – на велосипедах, трое гринго (Алехандро, Роберто, Вейд) – на мотоциклах, а одна пожилая француженка – на розовой «Веспе»[207]. Спешила прочь Андромеда в белых одеждах. Следом бежала Амалия в длинном цыганском платье, с разметавшейся по ветру буйной гривой волос: к ней примостилась стайка двух-трехлеток, потерявшая родителей. Над головой пролетел одномоторный самолет какао-шамана Фредерико: самолет набирал высоту, должно быть, только что выехав из ангара и оторвавшись от земли на краю футбольного поля.
От дыма щипало в глазах, но невозможно было не видеть, как на нас несется стремительный поток лавы. На какие-то краткие мгновения он своевольно сдвигался вбок, погребая под собой чье-то кукурузное поле или тиенду. Люди бежали не оглядываясь, а те, кто кидал прощальный взгляд на деревню, видели, как огненная лавина сокрушает все подряд дома. Кто-то крикнул в толпе, что баскетбольного поля уже нет, школы тоже – но учителя успели вывести детей.
И только я никуда не бежала, оставаясь стоять наверху лестницы. Возможно, я не могла поддаться общему безумию хотя бы потому, что рядом со мной неподвижно замерли Мария с Луисом. Мне казалось, земля ходит под ногами, но скорее дело было в массовом бегстве, когда в воздух летели грязь и мелкие камешки.
– Где Элмер? – крикнула в толпу Мария. – Вы не видели моего сына?
Мой взгляд упал на Алишу, которую на протяжении шести лет растила чужая ей женщина по имения Райя. Рядом с Алишей бежал ее брат-близнец Матео. Я увидела пьяную Веронику с початой бутылкой кетцальтеки: женщина шла спотыкаясь, ведомая своими детьми. Какое счастье, что ее старшая дочь Кларинда сейчас в городе на учебе. А вот и Гарольд – спешит в обнимку со своей драгоценной машинкой для эспрессо.
Я видела, как все они бегут мимо с криком и плачем. Стоявшая рядом Мария все выискивала глазами своего Элмера.
И наконец он появился – весь осыпанный пеплом, словно призрак. Он шел гораздо медленней остальных, и было понятно почему. Он нес кого-то на руках. Мирабель. Одна ее рука безжизненно свисала, длинная черная коса раскачивалась в такт шагам ее спасителя.
– Нужно отнести ее в дом, – сказал он, подойдя к нам.
Что было у меня в голове, когда я молча начала спускаться, тогда как все вокруг убегали? Почему я осталась?
Но, разумеется, я знала, почему так поступила. Просто на тот момент мне было все равно, как умереть: от потока ли лавы, от цунами на озере, от дымных паров, от камнепада или от грузовичка, мчавшегося на опасной скорости, чтобы успеть на трансляцию баскетбольного матча.
Я просто хотела остаться в «Йороне» с дорогими мне людьми, и если мир готов обрушиться – так тому и быть.
Странно, но в эти минуты я думала о Томе. Я представляла его доброе лицо, вспоминала, как мне было спокойно в его объятьях. Несмотря ни на
