Птичий отель - Джойс Мэйнард
– Я же был одержим идеей найти Диану Ландерс, которую прежде считали погибшей, – объяснил мне Том. – И у меня были на то свои личные причины. Потом я встретил тебя, мы стали общаться, и все изменилось. Мне стало неинтересно искать Диану Ландерс, чтобы посадить ее в тюрьму. Важнее всего для меня стала ты.
Он все говорил и говорил, а я развернулась и зашла в дом. На кухне Мария мыла посуду. Она ничего не сказала, но лицо ее было печальным.
Должно быть, Уолтер все-таки успел предупредить Диану, потому что она не пришла – ни в тот день, ни на следующий. Когда назавтра я заглянула в деревню, Амалия сообщила мне, что Диана уехала. Возможно, она уплыла на той же лодке, что и Том. Ирония судьбы: он даже не смог бы узнать человека, которого так долго разыскивал.
А я вернулась к своим прежним делам, продолжила жить, как жила. Отпустила всех на выходные, желая побыть в одиночестве. Собрала постельное белье Тома, постирала, развесила на улице сушиться.
Оказывается, Том забыл свою книгу, «Любовь во время чумы», поэтому я взяла ее почитать.
Я устроилась в кресле возле озера – там, где еще накануне мы сидели вдвоем. Погрузившись в чтение, медленно перелистывая страницы, я просидела так до самого заката. Некоторые места были настолько пронзительными, что я перечитывала их вслух по три раза. Дойдя до строк, словно описывающих меня, нас, я подчеркнула их карандашом.
Гарсиа Маркес писал: «Это были самые прекрасные времена для их любви – без спешки и излишеств, при полном осознании победы, одержанной над напастями, с благодарностью судьбе. Конечно же, их ждали и другие смертельные испытания, но и это более не имело никакого значения, ибо эти двое словно оказались на противоположному берегу от всех событий».
На противоположном берегу. Мне казалось, что у нас с Томом именно так и было.
«Воспринимайте же любовь как благо, – писал Гарсиа Маркес. – Ибо она есть не средство, а цель, обращенная на саму себя».
Любовь как благо. Более двух месяцев мы пребывали в состоянии блаженства.
«Она словно провалилась в пропасть разочарования».
О да, мне ли не знать об этом.
Когда погас последний луч света, я поднялась к себе в комнату, закончив чтение, когда уже было далеко за полночь.
Положив книгу на тумбочку, я спустилась на первый этаж, потому что забыла снять с веревок белье. Пришлось делать это в темноте. Сложив все в стопку, я убрала белье в платяной шкаф.
На этом все.
Спустя пару месяцев после отъезда Тома я получила письмо. Обратный адрес был нью-йоркский. Зная, как долго добирается до нас почта, я предположила, что Том начал писать это письмо еще в самолете.
Я засунула его в нижний ящик стола. Через три дня пришло еще одно письмо, и еще снова – через неделю. На этот раз прямо на конверте было написано: ДАЙ МНЕ ШАНС. ПОЖАЛУЙСТА, ПРОЧИТАЙ.
Письма так и продолжали приходить. Я не открыла ни одного из них.
95. Мечтая об Америке
Заглянул Уолтер и сказал:
– Я уезжаю. Вот, хочу попрощаться.
Он собрался в Америку. В Северную, разумеется. Завтра его тут уже не будет.
У меня сжалось сердце. Какой бы ни была неприятной история с бумажником, но я любила этого мальчугана, теперь уже юношу. Окажись мой сын жив, сейчас они были бы ровесниками. Уолтер стал для меня как член семьи. Да, он подвел меня, но близкие часто нас подводят. (Взять хотя бы мою маму. Или бабушку. И даже в каком-то смысле Ленни. Умерев, он покинул меня.)
– Ты из-за этого брал бумажник? – спросила я. – Я смогла бы простить тебя. Да я уже простила.
Он покачал головой:
– Но я-то никогда не прощу себя. Я должен стать лучше. А здесь я ничего не добьюсь.
Уолтер не достал себе никаких документов. И даже если он перейдет границу, на другой стороне его никто не ждал. С десяти лет он копил деньги, но в последнее время работы было мало, и у него оставалось лишь несколько сотен граса — хватит разве чтобы поесть в дороге.
Было очевидно, что позорная история с бумажником ускорила отъезд Уолтера. Хотя он был не первым деревенским парнем, который отправлялся испытать удачу в Соединенных Штатах. Сколько их на моей памяти лелеяли подобные иллюзии. Денег, чтобы сразу заплатить переправщикам, так называемым койотам, ни у кого не было – ведь те запрашивали ни много ни мало восемь тысяч долларов. Давалась расписка под большие проценты, чтобы выплачивать долг из заработка, который, как ребята надеялись, сразу упадет им в руки после пересечения границы.
Кому-то удавалось выплатить долг, но для большинства все заканчивалось печально. Мне было известно о нескольких местных парнях, запертых в автофургонах с двадцатью такими же бедолагами и умерших медленной смертью от нехватки воздуха. Кого-то топили в реке Рио-Гранде. Кто-то так и не смог пересечь границу – умирал в пустыне. Половина была депортирована. И все они оставались должны койотам, не имея никаких гарантий, что у них найдутся деньги.
Но все эти опасности никак не умаляли их решимости уехать. Как и тот факт, что никто из них не знал английского и не имел родственников в Аризоне, Техасе или Калифорнии, где они надеялись найти работу, чтобы сначала выплатить долг, а потом начать помогать семье, чтобы в отдаленном будущем вернуться, купить тут клочок земли, построить дом и быть в состоянии прокормить своих детей.
Не стоило удивляться, что и Уолтера тянуло на север. И не счесть, сколько американцев довелось ему провожать до «Йороны». Он наблюдал их вблизи, понимая, насколько лучше и богаче они живут. Помню, как в семилетнем возрасте этот мальчик интересовался, не встречала ли я, путешествуя по Америке, Человека-паука.
Я попыталась дать Уолтеру денег, но он отказался. Он хотел всего лишь моего благословения. А это для меня было как раз трудней всего, зная, сколько превратностей его ждет впереди. Я пыталась отговорить Уолтера, обрисовав реальную картину: ведь мои соотечественники стараются платить таким, как он, мизерные деньги, гораздо меньше, чем обычному американцу с документами. Трудно найти работу, не имея ни инструментов, ни машины, а также не зная языка.
И было еще кое-что, самое трудное, что было почти невозможно объяснить человеку, никогда не выезжавшему из своей маленькой деревни.
– Ты привык, когда рядом
