Все и девочка - Владимир Дмитриевич Авдошин
А мне вдруг сразу стало легче, как вылезли из самолета, сели в машину и поехали среди полей, в тепле и зелени. Я сразу забыл о своей астме, и это меня обрадовало и ужасно рассмешило. Я сразу стал юморить и рассмешил родителей. А Вера (ей три с половиной года) недавно провела с отцом здесь целый месяц и после унылого снега Москвы, увидев зеленую травку и цветочки, все время тыкала в стекло пальчиком и радостно пробовала говорить «ок, ок», то есть «цветок». И все смеялись.
Родители были довольны своим решением приехать сюда. Красивый разворот дороги, и мы легонечко подъезжаем к нашему дому. Немного подождав, бибикаем, не выходя из машины. Чинно выходит Мануэль. Это наш сосед и добровольный сторож нашего дома. Он говорит маме «сеньора», а мама ему – «грациа», что значит – все нормально и можно заходить.
Мы вышли и открыли ворота. Папа загнал машину, и мы, всё побросав, побежали в сад, который открылся перед нами своими мандариновыми деревьями. О них мы столько слышали от мамы! И какие они и что они свои, и как она за ними пробовала ухаживать, и как они цветут весной.
Папа ставит машину под навес – большой, добротный. Это пока единственное строительное сооружение, которое он со своим дядькой приделал к португальскому дому. Получилось хорошо, надежно, просторно. Русская лепта в португальский интерьер.
– Как жаль, – часто говорил папа по ночам маме, – как жаль, что мы не купили суздальское озеро, не разбили берег на рыбацкие домики и не поставили там дядьку заведующим. Может быть, он тогда не умер бы от паленой водки?
Мама всегда пресекала такие ночные заявления.
– Ты что? Забыл, какое это время было? Вас бы бандюги как мух прихлопнули – да и все. И никогда не говори мне об этом. Вполне достаточно, что ты сейчас сделал для его матери, твоей бабки. И дядьку похоронил достойно, и ей жилье тетенька Саша дала. Давай вперед смотреть. То уже прожито.
А еще в конце участка есть сарай-домик. Там я еще не был и для чего он – не знаю. А еще есть (об этом папа говорил) староста Антонио. Его надо проведать и спросить, нельзя ли нам здесь открыть какой-нибудь бизнес?
– Ну вот мы и дома, – сказала мама.
И все засмеялись и ее шутке, и ее правде, всему вместе.
– Я же говорил, что тебе будет здесь хорошо, – обнимая маму за плечи, говорит папа.
Он недавно был здесь с Верой и рассказывал, как ему хорошо работается здесь. Он за компьютером весь день, а Вера на участке копается. Тепло, зелено, тихо. Сосредоточенная такая! Всё грядки сажает. Наберет цветов и сажает. А я её учил поливать. А вечером мы в дальнюю велопрогулку ездили, на побережье, в деревню у моря, где дома из валунов собраны, и это грандиозно.
– Да-да, – говорит мама, начиная готовить обед, – главное – не забыть с Антонио посоветоваться, какой бизнес здесь начать и что для этого нужно. Может, продуктовый магазин или магазин детской одежды? И в какую цену это может быть? Может, я смогу продавцом? Пойду к Мануэлю да узнаю, как все продукты называются. Запишу да выучу. А вдруг разрешат Микуську грузчиком при мне? В Лиссабон ехать – столько километров, если искать работу в городе!
– Надо спросить, – говорит Антон.
Утром я вышел из нашего португальского дома за калитку и сел на валун. Передо мной раскрывался неизвестный мне мир, ключей к которому я не знал, а слышал только, что где-то впереди (это на восток) есть море, но отсюда его не видно. Поэтому ничем интересным я не был занят, кроме одной мальчишеской, привезенной сюда заботы. Там в Москве, в промзоне, в доме, в котором мы прожили не то два, не то три года, у меня была одна тайна. Кортик немецкого офицера. Времен, как сказал папа, второй мировой войны. Быть-то он у меня был, но раскрутить его интеллектуальное содержание я не смог. То есть не смог через этот предмет включиться в историю Германии, познакомиться с коллекционерами моего возраста. Так кортик и пролежал у меня в бездействии. И это было очень обидно. А теперь и этого даже нет. Занимайся, чем хочешь. А чем – я не знаю.
И как раз в это время ко мне неожиданно подошел мальчик примерно тех же лет, что и я. Несколько непривычно одетый. Хотя сразу я бы не смог сказать, в чем странность его одежды. Да, подошел ко мне и обратился со странной и немного напыщенной речью. Чего стоит только одно обращение: «Сеньор мальчик!»
– Сеньор мальчик не будет возражать, если я, коренной житель этой деревни и потомственный воин из рода Хавьера предложу вам руку дружбы и преданное сердце? Я сожалею, если мое приветствие непонятно или неприятно сеньору мальчику. Но я хотел бы его заверить, что питаю к нему только самые дружеские чувства в надежде на дружбу впредь. Ибо наша деревня не избежала участи многих деревень Португалии. Родители детей уезжают большие города, забирая их с собой, обрекая соседских детей на одиночество. И я расцениваю вновь прибывшего сеньора мальчика как хороший шанс возобновить мальчиковую дружбу.
Ну почему же я не мог понять? Не все, конечно, но смысл я понял.
– Я вовсе не чужой в романском мире, – ответил я, приосанившись. – Я учился во французской школе близ французского посольства на Арбате, в Москве. А вы, португальцы, я слышал в школе, относитесь к романским языкам? И мальчиковое одиночество мне тоже знакомо. Мы хорошо ладили со страшим братом, но последние два года он влюбился в девушку и
