Золотой ребенок Тосканы - Риз Боуэн
— Зато теперь мы знаем, что Козимо не предавал мою мать. Он любил ее. И наверняка никто из наших ее не выдавал. Может быть, немец, который жил у нас в доме, просто увидел, как она раз за разом поднимается на холм, и решил выследить ее.
— Да, — кивнула я. — Скорее всего, так и случилось. И немцы пришли за ними обоими. Моему отцу удалось бежать, но кто знает, что случилось с твоей матерью? Как ты думаешь, есть шанс узнать что-нибудь спустя столько лет? Может, обратиться в архивы?
— По всей видимости, ее расстреляли. Я все время чувствовал сердцем, что ее больше нет. — Он глубоко вздохнул. — Если бы только ту повозку пригнали немного раньше… Если бы только они могли уйти…
— Тогда они поженились бы, и я не появилась бы на свет, — ввернула я. — И не сидела бы сейчас здесь с тобой.
— Ну, хотя бы что-то хорошее все-таки произошло, — ответил он.
Глава 40
ХЬЮГО
Начало 1945 года
Хьюго открыл глаза, когда что-то мягко коснулось его щеки. Над ним стояла молодая женщина с темными волосами и миловидным лицом.
— София… — прошептал он.
— Меня зовут Анна, — сказала она по-английски. — Наконец-то вы очнулись. Это хорошие новости.
— Где я? — Он окинул взглядом белый потолок и белую занавеску вокруг своей кровати.
— Вы находитесь в больнице недалеко от Рима.
— Как я сюда попал?
— Вы — везунчик. Вас нашли на дороге во время американского наступления на Флоренцию. Одному богу известно, как долго вы там пролежали. Сначала вас сочли покойником, но потом нащупали пульс и отправили в тыл, в полевой госпиталь. Сюда вас перевели спустя несколько дней, когда ваше состояние стабилизировалось. Вы были в коме в течение нескольких недель. Травма головы, коллапс легкого и настоящая каша из костей в ноге. Да, я бы сказала, вам крупно повезло, что вы живы.
Он попытался пошевелиться и обнаружил, что не может и пальцем двинуть.
— Мне нужно, чтобы кто-нибудь помог написать мне письмо.
Она коснулась его плеча.
— Всему свое время.
— А вы не скажете, союзники заняли район к северу от Лукки?
— Я не знаю точно, где именно теперь проходит линия фронта. Все, что мне известно, это то, что мы неуклонно продвигаемся вперед, а немцы вовсю отступают. Но может оказаться, что горные районы еще не освобождены. Там пока слишком много снега.
— Мне нужно знать, что с деревней Сан-Сальваторе, — сказал он. — Я хочу удостовериться, что она в безопасности.
— Я попробую разузнать. — Она улыбнулась ему. — Теперь отдыхайте. Попозже я принесу вам попить.
— Виски с содовой, пожалуйста, — усмехнулся он.
Она рассмеялась:
— Это если повезет.
Она вернулась спустя некоторое время.
— Деревня, о которой вы спрашивали, все еще находится на территории, где идут бои. Она расположена слишком близко к немецкой линии обороны.
— Значит, туда невозможно отправить письмо?
— Боюсь, что нет. Но все надеются, что война вот-вот закончится, по крайней мере в Италии. И если повезет и вы пойдете на поправку, то сможете уехать домой. Вы же постараетесь, а?
Он попытался улыбнуться.
На следующий день к нему подошел американский военный хирург.
— Я старался исправить все, насколько это было возможно, — сказал он, — но ваша нога в отвратительном состоянии. Я так понимаю, это старая рана, которая плохо зажила. Ее придется прооперировать, чтобы удалить осколки костей, и, может быть, сломать заново, чтобы кость срослась правильно. Конечно, лучше будет сделать это в британской больнице, а не здесь. То есть весь вопрос в том, как быстро придет корабль, который сможет доставить вас домой.
Хьюго становился крепче с каждым днем. Ему разрешили сидеть, потом ходить на костылях. Он написал письмо домой — отцу, жене и сыну. Ежедневно он узнавал новости о боевых действиях на фронте и спрашивал, находится ли район к северу от Лукки в руках союзников, но ответы всегда были неопределенными.
Он хотел написать Софии, но не рискнул. Если в ее районе находятся немцы и она получит письмо от английского пилота, это может означать смертный приговор. И поэтому он с нетерпением ожидал хотя бы каких-нибудь перемен.
В середине февраля его отвезли в порт Чивитавеккья и посадили на английский корабль, направлявшийся в Портсмут. Путешествие было долгим и утомительным: им пришлось уклоняться от вражеских кораблей, а затем сражаться с бурей в Бискайском заливе.
Хьюго доставили прямо в больницу в Портсмуте, где ему сделали операцию. Оправившись, он снова написал отцу и жене. И в начале марта получил ответ, но не от членов своей семьи.
Дорогой мистер Хьюго!
Я взяла на себя смелость написать Вам, поскольку в Лэнгли на данный момент нет никого из Ваших родных, кто мог бы ответить на Ваше письмо.
Позвольте мне сказать, что я рада и счастлива, что Вы благополучно вернулись в Англию, а не лежите в иностранной больнице. Я ждала, когда Вы окрепнете и встанете на путь выздоровления, прежде чем поделиться печальной новостью. Ваш отец умер два месяца назад. Его состояние постоянно ухудшалось, и в начале января сильная простуда осложнилась воспалением легких. Полагаю, что сообщение о том, что Вы пропали без вести, немало способствовало его смерти. Мне жаль, что он не дожил до таких радостных новостей: Вы в безопасности и возвращаетесь домой!
Итак, теперь Вы официально являетесь сэром Хьюго Лэнгли, хотя я не думаю, что это Вас утешит.
Ходят слухи, что армейский полк может, наконец, покинуть Лэнгли-Холл. Благодарю Бога за это, хотя боюсь, что ужасный беспорядок, в котором они оставляют поместье, будет весьма сложно исправить. Но по всем приметам война скоро закончится. Неужели это стало возможно после стольких лет трудностей и волнений?
Я хотела бы узнать, разрешают ли Вам принимать посетителей, и если да, могу ли я позволить себе навестить Вас? Часть ограничений на перемещение снята. Я привезу Вам хорошей еды, так как полагаю, что Вам нужно компенсировать недостаток сил после того, как Вы долго жили впроголодь. Наша кухарка творит настоящие кулинарные чудеса из того, что приносит имение, хотя я была бы по-настоящему рада не видеть больше пирогов с крольчатиной.
Что же, я не смею Вас больше утомлять, но надеюсь вскоре навестить Вас.
С уважением,
Элси Уильямс, экономка
Хьюго сложил письмо, мысли теснились в его голове. Он нежно улыбнулся воспоминаниям о миссис Уильямс. Когда он рос, ее звали просто Элси или называли новой служанкой и даже молодой нахалкой, и она была так добра
