Константин Станюкович - Том 9. Рассказы и очерки
— Вот подите ж… На редкость привязан к своей жене… Просто не так, как у нас, в Кронштадте, а вроде как обезумевший. Бывают же такие мужья… Ну да и Вера Николаевна… Я видал ее… Просто на сердце веселей, как увидишь такую даму…
Молодой доктор серьезно заметил, что сильные привязанности иногда очень расстраивают нервную систему… Но, по-видимому, Загарин не кажется неврастеником.
— И не покажется… С характером человек.
Тем не менее молодой врач решил, что он будет наблюдать за капитаном и постарается помочь ему, если нервы его будут расстроены.
На другой день в кают-компании было известно, что Загарин, из-за необходимости расстаться с семьей, отказывался от назначения.
Эта новость не произвела на офицеров, даже и на женатых, сильного впечатления.
Кроме старшего механика и врача, обоих холостых, все больше удивлялись, но не сочувствовали. А мичмана, с жестокостью очень молодых людей, даже подсмеивались над пожилым человеком, которого сумасшедшая и продолжительная любовь к жене, — будь она хоть бы сама милая Вера Николаевна, — казалась смешной и даже несколько унизительной для моряка.
И один из них не без задорного самодовольного хвастовства воскликнул:
— Я и сам летом врезался… Хотел было: «Исайя, ликуй»!..* Но как меня назначили, господа, на «Воин» вахтенным начальником, я взял да и скомандовал себе: «Иван Иваныч! Право на борт! Марса-фалы отдай. Поворот оверштаг!» И, как видите, в полной памяти и в здравом рассудке… А как, слава богу, у нас командиром Виктор Иваныч, так хоть кричи «уру», что иду на корвете!
Через Рябкина и на баке узнали, что новый капитан «в расстройке» по случаю его большой «приверженности» к барыне и маленькому барчуку. Кстати, и Рябкин пожаловался, что ему очень нудно уходить из Кронштадта.
И некоторые матросы пожалели капитана, а к жалобам вестового, напротив, отнеслись без сочувствия, точно не матросское это дело — перед людьми изливаться в тоске по своей бабе, и не один он расстается с женой.
И кто-то сказал:
— Такие ли бывают, братец ты мой, горя и у нашего брата.
VIВиктор Иванович сделал все необходимые семейные дела и распоряжения.
Он написал своей матери, жившей в Твери, переехать в Кронштадт к Вере; перевел жене получение большей части своего содержания и просил своего друга Николаева, ординатора в кронштадтском госпитале, часто навещать жену и немедленно телеграфировать, если жена или Витя заболеют серьезно.
— Ладно! — ответил доктор, расхаживая по своей большой комнате, нанимаемой у жильцов.
Здоровье Вити и прежде беспокоило Загарина и жену.
Но теперь этот худенький, бледный мальчик, с большими вдумчивыми глазами, который не будет на любящих глазах отца, возбуждал в нем мрачные, страшные мысли.
И он, скрывая страх, спросил доктора о здоровье мальчика.
Доктор, пожилой холостяк, давно привязанный к Загарину, сказал:
— Твой Вика хоть и слабенький, но никакой болезни в нем нет. Вера Николаевна умная мать… Умеет ходить за ним… Мальчик выровняется… Не тревожься, Виктор Иваныч… Я присмотрю за твоими… Сам только не распускай себя, голубчик… И на кой черт именно ты им понадобился, несмотря на твой отказ… Так помни, Виктор Иваныч. Если нервы расшалятся — посоветуйся с Нерозовым… Он порядочный человек и толковый врач. И если все бромы и прочие средства не помогут, валяй телеграмму начальству о болезни, брось корвет и… домой. А пока раздевайся… Дай на тебя посмотрю.
Доктор добросовестно выстукал и выслушал Загарина и сказал:
— Все в порядке… Только пульс повышенный… Эти ночи плохо спишь?..
— Мало…
— Еще бы… Уж лучше скорей уходи.
— Через пять дней уйду, Егор Егорыч.
— И пусть Вера Николаевна и не думает ехать на корвет — провожать тебя…
— Вере хочется.
— Мало ли чего хочется… Я приду на днях и скажу ей, что нельзя… А к тебе, в день ухода, заберусь с утра, как только обход своих больных сделаю.
Друзья расстались. Доктор отправился в госпиталь. Загарин вернулся на корвет.
Виктор Иванович несколько успокоился за Вику и, покончив все семейные дела, считал, что готов к уходу в плавание.
По крайней мере Вера не останется без него одинокой.
Вернувшись на корвет, Загарин приказал Рябкину развесить портреты жены и Вики в спальной своей роскошной капитанской каюты.
В шесть часов вечера Виктор Иванович вместе с вестовым уехал на вельботе на берег.
Дома его уже ждал обед.
И муж и жена не говорили о том, что обоих их мучило и что оба они старались скрыть друг от друга. И как будто нарочно рассказывали о разных предметах, не имеющих никакого отношения к разлуке. Вера Николаевна рассказывала о Вике, как он с ней гулял, что говорил, о прочитанной повести, о том, что себя хорошо чувствует, о нескольких визитах знакомых дам. А Виктор Иванович, словно бы занятый своим корветом, говорил о работах, о старшем офицере, докторе и старшем штурмане…
И вдруг оба смолкали и не глядели друг на друга. Разговор не клеился. Они чувствовали, что напрасно стараются обмануть друг друга и как мучительно тяжело обоим.
И после обеда, притихшие, словно бы виноватые, они сидели вдвоем на маленьком диване в спальной и молчали. Каждый думал про себя, стараясь казаться спокойным.
Часу в восьмом раздался звонок, и Рябкин вошел с докладом, что пришел капитан второго ранга Никулин.
«Что ему надо?» — подумал Загарин.
Он приказал просить в кабинет и, вставая, сказал жене:
— Сейчас сплавлю его, Вера.
— Поскорей!..
В маленькой комнате, служившей Загарину кабинетом, где на диване, после прежних ранних обедов, Виктор Иванович обыкновенно играл с Викой, — стоял красивый брюнет с бегающими глазами и, особенно крепко пожимая руку Загарину, проговорил:
— Извини, Виктор Иваныч, что ворвался. Я на пять минут.
— Садись, Николай Сергеич…
— Ты, Виктор Иваныч, ведь отказывался от назначения?
— Да.
— И остаешься при своем желании?
— Так что же?
— А то, Виктор Иваныч, что еще можно отменить приказание…
Загарин изумленно взглянул на товарища.
— Я тебя не понимаю, Николай Сергеич.
— Поймешь, Виктор Иваныч, и скажешь спасибо товарищу… Завтра же едем на первом пароходе в Петербург…
— Зачем?
— Я отвезу тебя, Виктор Иванович, к одной даме…
Загарин нахмурился и спросил:
— К какой даме… И при чем дама?
— Очень милая дама… Ну, одним словом, увидишь… Проси ее, чтоб тебя не посылали, а уж это мое дело, чтоб она устроила мое назначение… И ты будешь доволен, что останешься, и я, что уйду командиром «Воина»… Понимаешь, Виктор Иваныч?
Загарин понял.
— Я не поеду, — сухо проговорил он и встал.
Встал и Никулин, несколько сконфуженный.
— Не желаешь остаться?.. Не хочешь воспользоваться протекцией…
— Только не такой…
— Не хуже и не лучше другой, Виктор Иваныч… Впрочем, у каждого свои взгляды… Хотел тебе же помочь…
— Напрасно беспокоился… Лучше сам проси даму, чтобы тебя назначили…
— Поздно… Без тебя теперь она не согласится… хлопотать… Ну, а ты… предпочитаешь «дурака свалять»… Извини, что задержал товарища! — иронически проговорил Никулин. И, пожав руку Виктора Ивановича, ушел.
Загарин вернулся к жене, и напрасно он старался скрыть раздражение.
Еще бы не заметить его по подергиванию щеки! И Вера Николаевна тревожно спросила:
— Зачем приходил Никулин? Чем тебя раздражил?
— Да как же!.. И как он явился с таким предложением!? — повышая голос, проговорил Виктор Иванович.
И, присевши рядом с женой, рассказал ей, зачем приходил Никулин.
Вера Николаевна, не прерывая, жадно слушала мужа, серьезная и подавленная.
— Ты ведь понимаешь, что я не мог согласиться? Ты ведь не упрекнешь меня, родная моя? Не правда ли? — взволнованно и словно бы без вины виноватый, спрашивал Загарин, ожидая одобрения.
Что-то обидное и больное словно бы укололо внезапно сердце Веры Николаевны. В ее голове промелькнула мысль: «Ради семьи не может остаться. И говорит: так любит!»
Но в следующую же секунду молодой женщине стало бесконечно стыдно.
Хоть Вера Николаевна и не сознавала, отчего так нехорошо предложение Никулина, но в следующее же мгновение, словно бы просветленная, она почувствовала, что оно нехорошо, если такой человек, как муж, возмутился.
И уж не обиженная, а сама, казалось, считавшая себя напрасно обидевшей человека, который так беспредельно и любит и благоговейно влюблен в нее, — Вера Николаевна с необыкновенной нежностью, порывисто промолвила, умиленная:
— Милый!.. хороший… Ты прав, конечно…
И Виктор Иванович почувствовал, что с души его спало что-то тяжелое, благодарно взглянул на жену и восторженно проговорил:
